Еще раз вздохнув демонстративно тяжко, он перевернулся на бок, но не ответил.
– Ты их сюда, к Николаю, привел?!
– Расслабься, Александра.
– Я спрашиваю!
– Сюда они не придут!
Сашка охнула от испуга и уселась рядом с ним.
– Как я забыла?! Зачем я только Ирку сюда с детьми выдернула?!
Иван сел.
– Саш, Саш, успокойся. Да, я их вел и в метро, и в электричке, ты же догадалась, но на какой станции мы вышли, они не видели.
– Ну еще бы! Мы по вагонам мотались туда-сюда на глазах у изумленных граждан!
– Вот именно! От той станции, где они нас еще наблюдали в электричке и потеряли потом, до конечной три остановки. Они будут искать на каждой, бомбил на вокзалах расспрашивать, людей. Найдут мужика на «москвичонке», но он нас только до развилки довез. А там, как водится, на Руси три дороги – налево километров семь до деревни, направо до другой столько же или побольше, прямо к Николаю на хутор.
– Вставай! – потребовала Сашка. – Надо уезжать немедленно!
– Да не немедленно, Саш!
– Сейчас же! Нельзя Ирину пугать, представляешь, что будет, если она их увидит!! И Колю подставлять нельзя!
– Романова! Прекрати немедленно панику! – прикрикнул Иван. – Никто сюда не приедет! Коле позвонят, когда они на станции нарисуются!
– Кто позвонит?
– Пошли, Александра Владимировна, лучше на речку, поплаваем, – доброжелательно предложил он.
Встал, потянулся всем телом, хрустнув костями.
– Гуров, я тебя сейчас пристукну, точно! – пообещала Сашка, подскакивая и вскипая негодованием.
– А как же спасение родины?
– Родина переживет эту потерю!
– Саш, Коля у нас человек известный во всем районе и области. Его здесь уважают, преклоняются и побаиваются, и любые его просьбы, если таковые есть, исполняют со всем рвением. Конечно, его знают все бомбилы города, и не только они. Он сказал парочке знакомых, если кто начнет о нас расспрашивать, сообщить ему. Сообщат мгновенно, попутно запудрив мозги спрашивающим. По моим расчетам, раньше часов двух дня братки не объявятся. Мы поплаваем, вода в речке теплющая, познакомишься с Колиными соседями – чудесные старики, они с ним одной семьей живут, вчера не показались из деликатности, не хотели мешать. Иру свою успокоишь, посидим, пообедаем, а потом неспешно двинем назад, в Москву.
– А что, вчера ты мне это объяснить не мог, разведчик хренов? – бушевала Сашка скорее от облегчения.
– Ну, извини…
– Не извиню!
Она развернулась и пулей вылетела из сеновального царства.
– Саша, Саша!!
К ней бежали из огородных грядок два белоголовых ангелочка. Саша опустилась на колени, прижала их к себе, зацеловала.
– Вы мои зайчата сладкие! Вы мои маленькие!
– Мы кроликов смотрели!
– И лошадку!
– И коровку!
– А баба Лукишна нам пироги печет!
– А мы клубнику едим!
Сашка смотрела на их счастливые перепачканные клубникой мордашки и не могла поверить! Как? За одно утро и так просто?!
Конечно, не все так просто и не в одно утро, но боже мой! Боже мой! Она за восемь месяцев такого добиться не могла – они вцеплялись в нее или Ирину и ходили везде, как хвостики, боясь, что эти единственно надежные в их мире женщины могут исчезнуть куда-нибудь!
А тут! И кролики, и лошадки, и «клубнику едим», да еще Лукишна – сразу и пироги печет! И не держатся ни за кого!
Сашка быстренько справилась с навернувшимися слезами облегчения, чтобы не напугать маленьких!
– Ну пошли. Покажите мне, как вы тут! – Она поднялась с колен и взяла их за ладошки.
На летней кухне вовсю топилась печь, пожилая женщина раскатывала на столе тесто, завидев их процессию, широко улыбнулась, разгоняя по лицу симпатичные морщины доброго человека.
– Проснулись! Вы Сашенька, Коля рассказал о своих гостях. Как спалось?
– Как в сказке! – радостно призналась Сашка.
Дети не жались пугливо к ней, как обычно при появлении любого человека, а подбежали к столу, быстро и сноровисто забрались на лавку.
– Ну, что, пострелята, – спросила, улыбаясь, женщина, – будете со мной пирожки лепить или пойдете клубнику щипать?
– Лепить!
– Щипать!
И все это радостно, никакого испуга! Спасибо тебе, Господи!
– Ах вы мои ангелочки! – засмеялась старушка.
Вытерла руки о фартук, прижала детей к себе и расцеловала в макушки.
Сашка была потрясена до немоты, с места двинуться не могла! У нее внутри все замерло – только бы не спугнуть! Старушка кинула на нее быстрый острый взгляд.
– Идите, ягодки поешьте, – сказала детям.
Они скатились с лавки и побежали в огород.
– Да в ведерке полощите, что Коля дал! – вслед им напомнила женщина и, повернувшись к Сашке, представилась: – Я Серафима Лукинична, все просто Лукиничной зовут, а мужа моего – Ильичом. Я тут пироги затеяла, надо пострелят подкормить, худые больно, да и вас побаловать!
– А где Ирина? – спросила Санька.
– Ирочка-то? Так они с Колей на речку пошли, купаться.
– Что-о?! – оторопела Сашка.
Она, не глядя, села на лавку, уставившись потрясенным взглядом на Лукиничну.
Этого не может быть! Этого просто не может быть!
– А чего такого-то? – подивилась Лукинична, вприщур глянув на Сашку. – Вода хорошая, теплая. Чего не поплавать-то?
Сашка прижала обе ладони к губам, борясь со слезами радости, рвущимися фонтаном наружу.
– Ты чегой-то, плохое что подумала? – насторожилась Лукинична.
Сашка энергично замотала головой, не в силах ничего сказать. Вот не могла, и все – либо говорить, либо со слезами бороться!
Справилась. Перевела дыхание.
– Ира боится незнакомых людей, – непонятно объяснила она.
– Какие ж мы незнакомые! Мы свойские! – подивилась старушка.
– Да! – рассмеялась сквозь предательски выкатившиеся-таки слезы Сашка. – Это точно!
– Ты чего ревешь-то? – допытывалась неугомонная бабулька.
– От счастья!
– От счастья – это правильно. А с Ириной-то что? Болеет? Чего людей сторонится?
– Болеет. Ее сильно избили. Очень сильно. И напугали. Она боится всего. И дети у нас… тоже всего боятся, людей боятся.
– Ты не переживай, Шуронька! – Лукинична присела рядом с ней на лавку, обняла за плечи теплой, натруженной рукой и прижала к своему боку. – Мы их откормим, отогреем. Вишь, вон с Коленькой-то на речку пошла-а! И детки щебечут – не боятся! Это сразу-то! Вчерась в ночь приехал, мы с Ильичом слыхали. А утречком-то шумнул меня – иди, говорит, Лукинична, познакомься с новыми жильцами. Я и прибегла. А уж они, малые-то, поначалу испужались, за Шарика спрятались, так я их вытащила, расцеловала. Отошли! Вон как гоняют, зайчатки! Все сладится, ты не боись, Шурочка, мы за ними приглядим!
Сашка отлепилась от убаюкивающего теплого бока.
– Спасибо вам большое!
