— Я же объяснил тебе, что я паонит! Я — не человек Брейкнесса!
Девушка молчала.
— Когда-нибудь, может быть, уже очень скоро, я вернусь на Пао и ты вернешься со мной. — Девушка никак не реагировала на его слова. Беран не мог скрыть раздражение. — Ты мне не веришь?
— Будь ты настоящим паонитом, то понял бы, что я тебе верю, — глухо ответила девушка.
— Не знаю, кто я, но так или иначе ты мне не веришь, — помолчав, сказал Беран.
И тут девушка дала волю своему гневу:
— Какое это имеет значение? Почему ты гордишься, что принадлежишь к паонитам, которые, подобно безмозглым дождевым червям, позволяют Бустамонте разорять их дома, убивать их — и даже не пытаются сопротивляться! Они, как трусливые овцы, удирают от опасности. Одни спасаются на других континентах, другие, — она метнула взгляд на Берана, — на других планетах. И я не испытываю ни малейшей гордости от того, что я — паонитка.
Беран мрачно молчал. Он вдруг увидел себя глазами девушки, осознал свою ничтожность, и его даже передернуло от отвращения к себе. Ему нечем было себя оправдать — ссылки на то, что обстоятельства были сильнее его и он не понимал ситуацию, только подтвердили бы ее мнение о паонитах.
Беран вздохнул и начал одеваться.
— Прости меня, — тихо сказала девушка, касаясь его руки. — Я понимаю, ты не хотел ничего плохого.
Беран покачал головой, на него вдруг навалилась такая усталость, будто он постарел лет на сто.
— Я и правда не хотел ничего дурного. Но и то, что ты говорила, — правда. Надо выбрать какую-то одну...
— Я плохо разбираюсь в этом, — ответила девушка. — Для меня правда то, что я чувствую. И еще я знаю, что если бы могла, то с наслаждением убила бы Бустамонте.
Выждав время, предусмотренное этикетом, Беран отправился на аудиенцию к Палафоксу. Его встретил один из сыновей хозяина и после приветствия осведомился, по какому делу он пришел, но Беран не стал углубляться в подробности. Минуты две Беран ждал в небольшой строгой приемной на самом верху здания. Он нервничал перед предстоящим разговором, так как знал, что уступает Палафоксу в мастерстве ведения дискуссии. Между тем необходимо было действовать осмотрительно, незаметно прощупывая почву. Наконец он спустился по эскалатору в комнату для утренних приемов, отделанную деревянными панелями. Палафокс, облаченный в темно-синее платье, ел маринованные фрукты. Увидев Берана, он не удивился и спокойно кивнул. Беран церемонно поприветствовал его и заговорил как можно тверже:
— Я принял важное решение, Лорд Палафокс.
— Что в этом удивительного? Ты в том возрасте, когда человек отвечает сам за свои поступки и уже не принимает легкомысленных решений.
— Я решил вернуться на Пао, — не давая себя сбить, резко сказал Беран.
Палафокс ответил не сразу, но его реакцию легко можно было угадать. Ответ его прозвучал тоже достаточно резко:
— Странно, что ты назвал это важным решением, так как оно полностью лишено мудрости.
Снова последовало напряженное молчание, но Беран был преисполнен решимости:
— Я обдумал нововведения на Пао, и они вызывают у меня беспокойство. Несомненно, в программе есть рациональное зерно, но, с другой стороны, все это выглядит насильственным и неестественным.
Палафокс криво усмехнулся:
— А у тебя есть альтернативные варианты? Что ты противопоставишь программе Бустамонте?
— Но ведь я — истинный Панарх, в то время как он — всего лишь Старший Аюдор. Если я вернусь, он обязан будет мне повиноваться!
— Теоретически ты прав. Но как ты докажешь, что ты тот самый Беран, истинный Панарх? Бустамонте ничего не стоит объявить тебя самозванцем или безумцем.
Беран растерянно молчал — о таком варианте он не думал. А Палафокс жестко продолжал:
— Тебя легко уничтожат, и ты ничего не добьешься.
— Но я могу не обнаруживать себя, а инкогнито прибыть на один из островов, скажем, Ферай или Вайомне.
— Ладно, допустим, ты представишься там Панархом и убедишь в этом какое-то количество жителей. Это дойдет до Бустамонте, он такого не потерпит, и может начаться гражданская война. Твои намерения не менее жестоки, чем действия Бустамонте.
Беран покачал головой:
— Вы плохо знаете паонитов. Воевать они не будут. Бустамонте просто постепенно лишится своего авторитета.
Но Палафокс еще не исчерпал всех аргументов:
— А что будет, если Бустамонте, узнав о твоих намерениях, вышлет тебе навстречу отряд нейтралоидов?
— Как же он может узнать?
Палафокс спокойно отрезал кусочек яблока и неторопливо произнес:
— Допустим, его предупрежу я.
— Значит, вы пойдете против меня?
Палафокс чуть заметно улыбнулся:
— Нет, если ты не будешь мешать моим планам и сам не пойдешь против меня.
— Но что у вас за интересы на Пао? Чего вы добиваетесь?! — в отчаянии закричал Беран.
— У нас не принято задавать подобные вопросы, — мягко остановил его Палафокс.
Беран пытался осмыслить происходящее, потом произнес с горечью:
— Зачем вам понадобилось привозить меня сюда, помогать поступить в Институт?
Палафокс, выяснив, в чем причина конфликта, расслабился и сел поудобнее.
— Чего же здесь непонятного? Умелый стратег заранее готовит себе кадры. Ты — главный козырь против Бустамонте, если возникнет потребность.
— Но потребности не возникло, и я вам больше не нужен?
Палафокс пожал плечами:
— Я не могу заглянуть в будущее. Мои планы относительно Пао...
— Ваши планы?! — ошеломленно вскричал Беран.
— ... внедряются без осложнений. И теперь ты из главного козыря превратился в угрозу успеха моих замыслов. Поэтому давай сразу проясним наши отношения. Я никогда не был твоим врагом, но сейчас наши интересы не совпадают. По-моему, тебе не в чем меня упрекнуть: я спас тебя от смерти, обеспечил кровом, всем необходимым для жизни и дал редкую возможность получить образование в Институте. Я собираюсь все это делать и впредь, если ты не станешь вмешиваться в мои планы и мешать мне. Пожалуй, мы все теперь выяснили.
Беран поднялся и склонился в церемонном поклоне. Собираясь выйти, он обернулся и встретился взглядом с Палафоксом. От его широко распахнутых глаз исходила такая сила, что Беран ощутил почти физический удар. Этот человек не был похож на того Лорда Палафокса, разумного, модифицированного, чей авторитет уступал лишь авторитету Лорда Вампельта. Нынешний Палафокс был непредсказуем.
Когда Беран вернулся домой, Гитан сидела на каменном подоконнике, обхватив колени руками и упершись на них подбородком. Она подняла голову и посмотрела на него. Несмотря на отчаяние, Беран почувствовал неведомое ему ранее чувство собственника и властелина. Гитан Нецко действительно была хороша, как большинство паониток с Вэйланда, — стройная, статная, с чистой кожей и точеными чертами лица. На ее лице не отразилось никаких чувств, но это было в традиции Пао, где интимные отношения никогда не афишировались. Приподнятая бровь могла означать влюбленность, а растерянность и глухой голос — крайнее отвращение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
