Корабль совершил посадку. Толпа юных девушек хлынула из распахнувшейся двери лифта. Они удивленно осматривались, сгибаясь под порывами ветра. Они были возбуждены и полны страха перед неведомыми мужчинами этой странной планеты, в жены которым предназначались.
Беран изумленно рассматривал их. Повинуясь команде дежурного по космопорту, девушки направились к стойке регистрации. Внезапно до слуха Берана донеслись звуки знакомой речи. Подойдя поближе к одной из девушек, он удивленно воскликнул:
— Ты паонитка? Что ты делаешь на Брейкнессе?
— То же, что и остальные.
— Но женщин с Пао никогда не отправляли сюда...
— Странно, что ты так мало знаешь о своей родине.
Беран покачал головой:
— Я давно не был на Пао — с того дня, когда погиб Панарх Аэлло.
С опаской оглядываясь по сторонам, девушка проговорила чуть слышно:
— Радуйся, что тебя там не было. На Пао происходит нечто ужасное. Бустамонте, похоже, лишился разума.
— Это он продает женщин на Брейкнесс? — севшим голосом спросил Беран.
— Из числа сирот и переселенцев он каждый месяц отправляет сюда по шестьсот женщин.
У Берана перехватило дыхание; пока он пытался справиться со своим голосом, шеренга тронулась с места. Наконец овладев собой, он бросился за девушкой.
— Постой! Что там произошло? И откуда столько сирот и переселенцев?
— Я не могу задерживаться и говорить с тобой, — тихо ответила девушка. — На меня заключен контракт, я принадлежу новому хозяину.
— Кто твой хозяин? Какой Лорд?
— Я продана Лорду Палафоксу.
— Скажи хоть, как тебя зовут? — не отступал Беран.
Девушка опустила голову. Ничего не ответив, она уходила вместе с толпой.
— Как твое имя?! — в отчаянии крикнул Беран.
— Гитан Нецко, — произнесла она полуобернувшись и исчезла за дверями.
Берану ничего не оставалось, как уйти из космопорта. Спотыкаясь, с трудом преодолевая порывы ветра, он брел к дому Палафокса. Перед дверью он невольно замешкался, представив себе обитателя этой резиденции. Собрав всю свою волю в кулак, он постучал по щиту у входа и, когда дверь отворилась, вошел.
В это время суток Палафокс обычно пребывал в нижних помещениях. Беран спустился по знакомым лестницам, миновал комнаты из полированного камня и ценнейших твердых пород древесины. Все это раньше казалось ему унылым и серым, но сейчас он ощущал своеобразие и утонченную прелесть интерьера. Здание не выпадало из окружающего ландшафта, а было как бы его частью.
Палафокс был в своем кабинете и, как и следовало ожидать, уже уловил появление Берана одним из своих органов чувств. Поэтому приход юноши не явился для него неожиданностью.
Беран приблизился к Палафоксу, стараясь прямо смотреть в холодные, неприветливые глаза. Он давно усвоил, что хитрить с Палафоксом бессмысленно, поэтому сразу заговорил об интересующем его деле.
— Я сейчас был в космопорту и видел там паонитских женщин. Их переправляют сюда насильно, они упоминали о каких-то беспорядках. Что произошло на Пао?
Палафокс молча изучающе смотрел на Берана, потом медленно кивнул.
— Да, ты достаточно повзрослел. Ты уже выбрал себе какую-нибудь женщину?
Беран побледнел, но сумел сдержать свои эмоции.
— Вы не так меня поняли. Меня интересует, что случилось на Пао. Почему мой народ находится в столь униженном положении?
— Разве находиться на службе у Брейкнесса столь унизительно? — с деланным изумлением воскликнул Палафокс.
Беран почувствовал, что, проявив настойчивость, заставит Палафокса все объяснить.
— Но вы не ответили на мой вопрос! — довольно резко произнес он.
— Ты прав. — Палафокс указал ему не стул. — Сядь, и я расскажу тебе, что на самом деле происходит на Пао.
Беран сел, снова ощутив некую робость. Палафокс по-прежнему смотрел на него, слегка прищурив глаза.
— Слухи о беспорядках и бедствиях, которые до тебя доходили, в самом деле имеют место, но они не определяют всей ситуации.
Беран совсем растерялся:
— Что же еще? Засуха? Голод? Эпидемия?
— Нет, совсем другое. То, что происходит, никак нельзя назвать бедствием — это изменение социальной структуры общества. Бустамонте начал принципиально новые преобразования, требующие мужества и твердости. Ты не забыл вторжение на Пао войск Батмарша?
— Я помню, но...
— Бустамонте делает все для того, чтобы подобное никогда не могло повториться. Для этого он формирует оборонный комплекс, а в качестве плацдарма избран Химанн Литторал на Шраймонде. Коренное население было перемещено, и в регионе теперь проживает специально избранная для этого группа паонитов, которая говорит на новом языке и воспитывается в воинском духе. Такие же преобразования произошли на Видаманде: там Бустамонте создает мощный промышленный комплекс, который обеспечит полную независимость от Меркантиля.
Масштабы преобразований подавили Берана, но сомнения его не рассеялись. Палафокс молчал, давая ему возможность собраться с мыслями.
— Ведь паониты никогда не были ни воинами, ни инженерами, как Бустамонте собирается обучить их всему этому? — наконец произнес Беран.
— Ты забываешь, что советником Бустамонте являюсь я, — сухо ответил Палафокс.
Берана охватило неприятное ощущение — он понял, что между Палафоксом и Бустамонте существует какой-то сговор. Беран отогнал от себя эти мысли и спросил:
— А обязательно было перемещать все население с этих территорий?
— Да, это совершенно необходимо. Территория должна быть полностью очищена от всего, что может напомнить о прежнем языке и образе жизни.
Беран помнил, что перемещения таких масштабов для Пао в общем-то обычны. Поэтому объяснения Палафокса его вполне удовлетворили.
— А люди из этих специальных групп останутся паонитами?
— А как же иначе? — удивленно спросил Палафокс. — Ведь они паониты по крови, и по рождению, и по воспитанию.
Беран хотел еще что-нибудь узнать, но в замешательстве не мог найти слов, чтобы выразить свои эмоции и переживания.
Тем временем Палафокс, решив, что сообщил достаточно, заговорил о другом:
— Теперь расскажи мне, что у тебя с учебой в Институте?
— Все идет хорошо. Я завершил четвертую курсовую работу, а мое последнее эссе на вольную тему заинтересовало ректора.
— И какова его тема?
— Исследование семантики паонитского ключевого слова «настоящее» в характерном для Брейкнесса образе мышления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
