в организм. Никаких укусов или уколов. Змеиный яд — не мышьяк, его без толку сыпать в кофе.
Наткет посмотрел на чашку в руке.
— Погодите, — сказал он. — Не мог же он сам по себе появиться в крови?
— Наши эксперты склоняются именно к такому выводу. У меня под рукой нет отчета, я не на работе, поэтому своими словами: спонтанное превращение белков крови в чужеродные. Что-то вроде рака.
Наткет поперхнулся. Ладно бы он услышал это от Краузе или Густава Гаспара. Но полицейский инспектор — это не лезло ни в какие ворота.
— Чушь какая-то. Так не бывает…
— Да знаю я, — сказал Брине. — Обычная отписка. Эксперты называется — нет ответа, так городят такую чушь, что уши вянут. А попробуй докажи им что, сразу в позу — кто здесь специалист?
— У меня есть одна просьба. — Наткет нахмурился, не зная как лучше сформулировать вопрос. — Не могли бы вы проверить одну компанию? Исследовательский консорциум Кабота?
— Это имеет отношение к делу? — спросил Брине.
— Да. Кажется. Я не уверен, но возможно…
— Хм… Какой консорциум?
— Кабота. Они занимаются палеонтологическими раскопками. Вроде бы.
— А конкретнее? — попросил инспектор. — И хочу напомнить: утаивать информацию не в ваших интересах.
— Знал бы конкретнее — не спрашивал, — сказал Наткет.
Полицейский вздохнул.
— Ладно. Наша работа — проверять версии. Завтра посмотрю, есть ли что-нибудь на эту контору.
— Спасибо.
— Не за что, — усмехнулся инспектор. — И не стройте из себя Шерлока Холмса — лучше дрессируйте крокодилов, занимайтесь своим делом.
— Посмотрим, — сказал Наткет. — До связи.
Он нажал отбой.
Детективы называется… Если им не удалось выяснить, как был отравлен Корнелий, каким образом они рассчитывают найти убийцу? На полицию полагаться нельзя. Они будут искать самое легкое решение. А смерть Корнелия — не тот случай, когда это правильный выбор. Змеиный яд в крови — сразу вспомнилась белая гадюка из водки, которой его поил Норсмор. И бальзам «Драконья Кровь».
Змеиная кровь? Как-то слишком похоже: аптекаря он встретил, когда засек красную машину, кадр исчез после того, как телефон побывал в руках у доктора… Черт! Кусочки пазла состыковались неожиданно, как это с ними чаще всего и случается. Вот только получившаяся картинка все равно оставалась непонятной. Что общего могло быть у аптекаря с Корнелием?
Змеи, змеи… Тугой и запутанный клубок, а потянешь за хвост — вцепятся в руку. А еще непонятные «ящерицы» Густава Гаспара и раскопки динозавров. Не змеи, но тоже рептилии. Будто он угодил в террариум. И едва ли здесь поможет опыт укрощения аллигаторов…
Над головой заскрипел флюгер, и Наткет вспомнил про компас. Он же обещал его проверить, а раз обещал… Наткет особо не рассчитывал, что отцовское изобретение заработает, но попробовать стоило. Эразм Дарвин как-то сказал, что иногда нужно проводить самые дикие эксперименты. Из них почти никогда ничего не выходит, но, если они удаются, результат бывает потрясающим.
Башенка-пристройка располагалась в левом крыле дома, прямо над кухней. Она была такой маленькой, что места хватило лишь на винтовую лестницу и крошечную комнатку под крышей. Оттуда через чердачное окошко можно было выбраться к флюгеру. В стене башни отец прорезал несколько узких окон; он собирался поставить витражи, но в итоге ограничился только красным стеклом. Выбор был не самым удачным — в солнечные дни лестница окрашивалась в багровые тона, а клубы пыли на ступеньках походили на растекающуюся в воде кровь.
В детстве Наткет боялся подниматься наверх — лестница вызывала у него ассоциации с тайной комнатой в замке Синей Бороды. Выход на лестницу прятался в стенном шкафу. Как выяснилось, там же Николь хранила потрясающую коллекцию ведер, швабр и половых тряпок.
Наткет минут пять разгребал завалы домашнего инвентаря. Сверху веяло запахами пыли и старой бумаги; он то и дело начинал чихать и бросал работу. Все-таки поразительно, на что способна всего одна женщина, складывая вещи. Не случайно на картинах баррикад всегда рисуют дам. Ни один мужчина не в состоянии так старательно и аккуратно захламить столь ограниченное пространство. Кончилось все тем, что швабры с грохотом попадали, словно костяшки гигантского домино. Наткет едва успел отпрыгнуть, зато путь был расчищен.
Полосы красного света расчертили лестницу, подобно лучам лазерной сигнализации. И, как раньше, Наткету стало казаться, что стоит их пересечь — раздастся жуткий вой, стены вздрогнут, а над крышей застрекочут полицейские вертолеты. Ребенком ему удавалось без потерь пробираться через эти полосы, сейчас же навык совсем утерян.
Лестница упиралась в рассохшуюся дверь. Наткет потянул за ручку, и несмазанные петли отозвались надрывным скрипом. Движение воздуха всколыхнуло годами копившуюся пыль. Утирая слезящиеся глаза, Наткет вошел в тесную полукруглую комнатку. В воздухе висел запах сухой затхлости. Так пахнет в старых библиотеках, из которых книги давно вытеснили людей. Вдоль стен громоздились подшивки «Популярной науки» двадцати-тридцатилетней давности. Часть журналов лежала в картонных коробках, большинство валялось на полу — отец никогда их не разбирал, Николь же на чердак и вовсе не поднималась.
Посреди комнаты стоял старый телескоп на треноге, накрытый цветной тряпкой. Рядом на стене висела карта звездного неба, на которой вокруг каждого созвездия было нарисовано его обозначение. Наткет всегда с опаской относился к этому круговороту зверей и птиц, героев и чудовищ. В такой компании ночное небо выглядело совсем не дружелюбным. А где-то среди звезд рыщут еще и голодные кометы. Только и ждут, как бы разрушить какую-нибудь планету или, на худой конец, метеорит — без всякой на то цели, просто из-за природной злобы. Отец рассказывал, что однажды наблюдал в телескоп одну такую небесную странницу. Экземпляр был совсем юный и гонялся за собственным хвостом, как котенок.
В углу Наткет заметил картонную коробку с поляроидными снимками. Отцовская коллекция… Присев на корточки, он взял пачку фотографий. Странно, у отца было множество фотоальбомов — толстых, в кожаных переплетах. Должно быть, эти снимки Честер посчитал неудачными, вот и оставил пылиться на чердаке. Снимки практически обесцветились, и иногда не получалось разглядеть, что фотографировал отец. В основном это были грибы, самые обычные мухоморы да поганки. Но Наткет рассматривал их бережно и внимательно, аккуратно откладывая в сторону. И чем невнятнее был снимок, тем пристальнее он в него всматривался.
На одной из фотографии мелькнула отцовская лысина. Наткет стер пыль.
Широко улыбаясь, Честер и Большой Марв стояли на берегу океана. В руках они держали длинную черную рыбину, вроде как гигантского угря. Снимок был сделан на одном из пляжей к северу от города. Рыба впечатляла — длиной она была метра четыре. Отцу и Краузе стоило немалых трудов ее
