Казалось, ничто не должно было помешать успеху операции. А потом был этот пожар – пожар в стеклах кабинетов на втором этаже. Горячий, нестерпимо яркий отблеск нагретого стекла в кабинете Истоминой. Если бы Забелин был поэтом и мыслил образами, то сравнил бы эти горящие окна с пламенем, в котором сгорают мечты и планы. А может, этот солнечный свет, так внезапно появившийся, был знаком сверху? Предостерег от ошибочного шага? "Наверное, всё это к лучшему, как гласит известный трюизм" – устало подумал Забелин.
Он вспомнил, что у Цыганкова в сейфе стояла бутылка водки, и тогда с трудом поднявшись со своего места, отправился в его кабинет.
Как оказалось, Саша был на месте.
– Ба, Сергей Павлович к нам пожаловал! Так кажется, говорят в старинных пьесах? – пошутил Цыганков – что-то у тебя вид не очень.
– Не говори. У тебя водка осталась?
– Вон как всё серьезно? У вас есть настроение? С устатку, так сказать?
– Ты, Санек, много говоришь. Короче есть или нет? – оживившись от разговора с Цыганковым, спросил Сергей.
– Сейчас посмотрю. Но если нет – не вопрос, киоск за углом работает круглосуточно.
Открыв дверцу сейфа, Цыганков заглянул внутрь, извлек ополовиненную бутылку.
– Вот видишь, оказывается, есть еще порох в пороховницах. Столько хватит? Только закуски у меня нет.
Следом из сейфа Цыганков извлек два пластмассовых стаканчика.
– А ты что, тоже будешь? – удивился Сергей, видя на столе у приятеля документы, над которыми тот, по всей видимости, еще работал.
– Не бросать же товарища в беде! – с притворным сожалением вздохнул Цыганков – от этой работы уже голова пузырится.
Они выпили и потом долго говорили о своих делах, запивая водку крепко заваренным чаем, который сделал Александр. Сергей посмотрел на часы. Уже было поздно. За окном разлилась густая темнота, словно театральным занавесом скрывшая прошедший день.
Уральская область, город Некрасово, 1 августа, 10.00
Организация, возглавляемая Плотниковым, в последнее время готовила несколько объектов к приватизации. Сверху, от Чубайса, спускали напряженные планы, торопили с результатами.
Почти еженедельно проходили селекторные совещания, на которых от местных руководителей ожидали четких докладов о процентах приватизированной промышленности. Обстановка напоминала фронтовую. Словно от темпов приватизации зависело, выживет или нет страна, сможет ли она выстоять, отразить удар неизвестных захватчиков.
В такой обстановке, время от времени, Плотникову требовалось расслабиться, но не с Красовской, а в хорошей компании мужиков. Ради этого, он выбирал какой-нибудь объект, подлежащий приватизации и лично выезжал туда.
На этот раз был выбран завод противопожарного оборудования в небольшом райцентре Некрасово, где директором завода был его давний приятель Алексей Кривозубов, с которым они "воевали" еще с комсомольских времен.
Плотников выехал в Некрасово не один. Вместе с ним находился еще и Веревкин, которого Михаил Яковлевич в последнее время несколько приблизил к себе. Он ежемесячно выписывал ему приличные премии, пробил для него в мэрии участок под гараж почти в центре города, помог поменять квартиру. Вызывая Веревкина к себе, он теперь подолгу разговаривал с ним, делая вид, что полностью доверяет, советуется.
Он говорил ему открыто: "Олег Викторович! Вы мне подходите. Мне нравиться, как вы умеете вести дела. Если я буду двигаться наверх, а это очень даже возможно, то возьму вас с собой. Мне нужные такие люди как вы".
Прикомандированному офицеру ФСК льстило внимание Плотникова. Бывая в Управлении, он пытался это предоставить, как слабость председателя облкомимущества, желание понравиться, заслужить уважение у такой могущественной спецслужбы, к какой принадлежал Веревкин. Говорил об этом всем окружающим обычно с кривой усмешкой, всячески подшучивая над Плотниковым. Однако в глубине души он все более проникался желанием работать не на государство, а на этого человека.
Обед, устроенный неприлично толстым директором завода Кривозубовым, протекал в единственном ресторане города, находящемся напротив районной администрации. Как и положено, в таких заведениях, здесь был небольшой зальчик для важных персон почему-то окрашенный в розовые тона. Розовые обои, бежевые стулья, бледно-розовая скатерть. У Плотникова мелькнула мысль, что розовый цвет, должно быть, вызывал аппетит у местных начальников: и чревоугоднический, и плотский.
Несмотря на отдаленность от центра, районные повара еще не разучились готовить. Было много вкусной еды, выпивки и Плотников, под влиянием спиртного подобрел, размяк, начал предаваться вместе с Кривозубовым воспоминаниям о комсомольской молодости.
Молодость была веселой и бурной, полной романтики и приключений. Вместе с тем, она уже была невозвратимо далекой. Это последнее обстоятельство заставило Михаила Яковлевича прослезиться.
– А помнишь Леша, ту молоденькую блондиночку на сборах в Крыму? – спрашивал он приятеля, – как мы с ней куролесили! Чего только не вытворяли! Но, если надо было принять на грудь, то от мужиков не отставала. Да…компанейская девка. И представь, оказалась вторым или третьим секретарем горкома комсомола в Воронеже.
– Не говори, – с сожалением вздохнул Кривозубов, – умели раньше подбирать кадры. Теперь – не то! Гонора много, а толку с них никакого. Недавно хотел взять секретаршу. Прикинь, начал с ней беседовать – она говорит зарплата, то, сё. Я намекаю ей на всякие дела, а она прикидывается, будто не понимает. На фига мне такая нужна!
– Нет, не та нынче молодежь! – сказал Плотников, глядя влажными глазами на Кривозубова, – бабок хотят, а работать – нет. Ну, так что, Леша, – перешел он к делам, – как будем приватизироваться?
– Как, как, по закону! – ответил Кривозубов, покосившись на Веревкина, – мы же по-другому не можем. Или как?
Громко рассмеявшись, Михаил Яковлевич сказал:
– Мы с Олегом Викторовичем тебя понимаем. Ведь так? – он посмотрел в глаза Веревкину и тот, чувствуя, что решается не только вопрос о том, сколько получат Кривозубов и Плотников от этой приватизации, но и в какой-то мере его судьба, сказал ответно улыбнувшись:
– Конечно, Михаил Яковлевич. Мы люди с пониманием.
Дальше разговор пошел живее.
Начали распределять проценты акций, деньги, которые должны были получить участники дележа. Плотников колебался, не зная, что выбрать – стать крупным акционером завода или получить наличку. Не забыли и Веревкина. Услышав, какая сумма может перепасть ему за то, что он только поставит подпись на документах, Олег Викторович еще более похвалил себя за то, что решил "лечь" под Плотникова.
Ближе к вечеру, когда было уже прилично выпито, они всей троицей переместились в баню. Там тоже был накрыт столик. Только немного проще – со свежей зеленью, рыбой и пивом.
Они много пили. Кривозубов от выпитого только краснел, но пьянел не сильно – чувствовалась закваска старого номенклатурного работника. А вот Плотникова и Веревкина развезло. У них пошел совсем уже откровенный разговор, местами непонятный директору завода.
– Ну что, Викторыч, колись, кто у меня работает на вашу Контору? – спрашивал, еле ворочая языком Плотников.
– А никого, Михаил Яковлевич – отвечал ему Веревкин, какими-то булькающими звуками, глупо улыбаясь при этом – никого кроме меня нет. Пока. Но я знаю кое-что, интересное…
– Что? О чем ты? – Плотников ухватился за шею Веревкина, прижался лбом к его лбу, – что такое Олежа, ты знаешь, чего не знаю я?
– Ну, например, что мы слушаем кабинет твоей подруги Красовской. Это как тебе? – Веревкин не заметил, как плавно перешел на "ты".
– Да, ты что?! – казалось, Плотников на какое-то мгновение протрезвел, но потом глаза у него снова поплыли – а меня, меня вы тоже слушаете?
С пьяным недоумением Веревкин посмотрел на Плотникова, пока до него не дошло, о чем идет речь, а потом он расхохотался.
– На кой черт, ты нам нужен, мы и так всё знаем! Давай выпьем на брудершафт!
Они перекрестили руки, выпили, потом поцеловались. Посмотрев на заскучавшего в стороне Кривозубова, Плотников с ухмылкой заметил:
– С тобой Лешка, пить на брудершафт не будем. Мы и так, как братья.
Между тем, изрядно выпивший Веревкин не унимался – его распирало от знаний, которыми чрезвычайно хотелось поделиться с председателем облкомимущества.
– Работает по твоей бабе у нас Забелин Серега – сказал он. – Я его знаю. Хороший опер! Могу, если что, слово замолвить.
– Забелин? Забелин? Где-то я слышал эту фамилию, – попытался вспомнить Плотников, но никаких воспоминаний в таком состоянии из себя выудить не смог.
– А не позвать ли нам девчонок? – встрепенулся Кривозубов, вспомнив, что не вся часть запланированной программы еще выполнена.
Пытающийся понять, что говорит ему Веревкин, речь которого времена становилась неразборчивой и бессвязной, Плотников махнул директору рукой и тот принял это за поощрительный знак.
