Турецкий снова взглянул на генерал-прокуроров. Большинство глядело со стен на происходящее в зале с печалью и неодобрением. Александр Борисович попытался вспомнить хотя бы несколько фамилий, но голова отказывалась работать вообще. С большим трудом он усмотрел на стене знакомую физиономию.
Оказывается, во время оно ревностно служил в этом ведомстве государю и Отечеству и Гаврила Державин, больше известный успехами на литературной ниве. Юный Пушкин обессмертил его имя своим «старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил», прочитанным на выпускном вечере в лицее. Но далеко не все знают, что «старик Державин» был не только поэт, но и важный сановник, и немало лет исполнял должность генерал-прокурора Российской империи.
Уже в другие, революционные, годы прокурором был и Александр Керенский. Турецкому помнилась картинка в школьном учебнике, где «вражина» драпает от большевистской власти, переодетый в женский наряд. Здесь же он выглядел интеллигентным мужчиной и представительным чиновником. Он возглавил ведомство после Февральской революции 1917 года и, по оценкам современников, был очень деятелен, объездил все фронты Первой мировой войны. Став затем председателем Временного правительства, он старался удержать страну от катастрофы Гражданской войны. К сожалению, ноша оказалась непосильной…
В перерыве увиделись на секунду. Меркулов, объясняя что-то важному госдумовцу, бросил на ходу:
— Давай заходи после заседания ко мне в кабинет.
Когда все за все проголосовали, когда всех поблагодарили за плодотворную работу, и народ, облегченно вздыхая, стал расходиться, на выходе из Мраморного зала Саня Турецкий догнал Константина Дмитриевича.
— Ну что там Ландырев? Что Максименко? — сразу же поинтересовался Меркулов, у которого голова болела прежде всего о необходимости отвечать на запрос родителей погибших молодоженов.
— Господи, Костя, что с ними сделается? Будь какой криминал, я бы тебе давно доложил. На самом деле, за все время расследования не всплыло ни единого намека на то, что этим господам кто-то что-то дал.
— И что мне говорить заявителям?
— Ну правду, вероятно. Тем более заявителям будет интересно узнать, что гибель их детей на самом деле не несчастный случай, а скорее всего неумышленное убийство. Но Максименко с Ландыревым чисты. Их вина лишь в том, что не сумели докопаться до истины. Но уголовной ответственности за это, сам понимаешь, нет.
— Бедные родители…
Меркулов отпер дверь и пропустил давнего приятеля в кабинет. Турецкий тут же расселся в любимом кресле у стола.
— Вот об этих-то «бедных родителях» я и пришел с тобой поговорить. Я тебе уже докладывал по телефону, что Барков по наущению младшего Шарова всыпал снотворное в питье Артуру Асафьеву… Меркулов покивал:
— Ну да. Говорил. Только без подробностей.
— Так вот. Выяснилось, что главным мотивом преступления является желание в качестве мести сделать гадость семьям Асафьевых и Галаевых, хотя вроде бы до смерти дело доводить не хотели.
— За что месть-то?
— Вот тут начинается самое интересное. Старшие Галаев и Асафьев причастны к насильственным смертям отца и деда Павла Шарова…
Меркулов только присвистнул.
— Что же ты вечно со мной делаешь, Турецкий? А я думал сегодня пораньше домой вернуться. Пользуясь тем, что заседание закончится в шесть. В кои-то веки…
Турецкий попытался вспомнить, когда он в последний раз был дома вовремя. Прикинул, когда будет сегодня. Что скажет ему его жена… Едва не выругался вслух, но сдержался.
— Ладно, — заявил Константин Дмитриевич. — Пропадай горячий ужин! Выкладывай.
И Александр Борисович стал рассказывать ему все по порядку. Все то, о чем они говорили на совещаниях следственной группы, о чем вычитали в дневнике академика Василия Шарова, о чем беседовали со Славой Грязновым бессонной ночью…
Разговаривали долго. Но когда Меркулов все понял, раздумывал он недолго.
— Все, Саня, давай закончим сегодня на этом. Тебе тоже давно бежать пора, Генриховна-то заждалась поди. А завтра с утра сразу ко мне. Постановления буду выписывать. И на возобновление следствия по всем приостановленным делам. И о немедленном задержании всех членов банды, находящихся на свободе.
Меркулов взглянул на вытягивающееся от изумления лицо друга, но не дал ему открыть рта.
— Нет, речь о бизнесменах пока не идет. Их причастность еще доказывать и доказывать. Но Соколовского, Старикова и братьев Черепановых — брать. Явно загулялись они на свободе…
— Ну? — Вячеслав Иванович взглянул на вошедших в служебное купе милиционеров, вернувшихся из планового обхода состава.
Молчаливый милиционер, прозванный за абсолютную надежность и выносливость Броником — в честь бронежилета, — посторонился, пропуская вперед более общительного напарника.
— Докладываю. В поезде — без происшествий Взрослых пассажиров всего семьдесят три человека на весь состав. Плюс девять детей дошкольного или младшего школьного возраста.
— Бригада?
— Начальник поезда сразу после отправления лег спать. Проводники — кто как. В пределах нормы. Пьяных нет.
— Нет?
— Совсем уж пьяных — нет. Ну провожался кое-кто на вокзале, но поздно уже продолжать-то. Спать укладываются.
— А наш подопечный?
— Как и планировали. Сел в купе. Один. Постель не расстилает.
«Планирует в Серпухове сойти, — понял Грязнов. — Правы, ой правы были и Афанасьев, что бомжа своего спрятал, и Костя, что, не раздумывая, брать эту гоп-компанию приказал…»
А вслух произнес:
— Ладно. Начинаем. Страхуете меня с двух сторон. Но, думаю, сопротивления не будет…
Дождавшись, пока говорливый милиционер пройдет вперед по соседнему вагону и перекроет выход к дальнему тамбуру, Грязнов растер докрасна щеки, плеснул в ладонь минералки и приложил руку ко лбу, имитируя взопрелость, закинул за плечи объемный рюкзак и, подхватив в обе руки по чемодану, двинулся в соседний вагон. Следом за ним тронулся Броник.
По соседнему вагону Вячеслав Иванович шел шумно, цепляя чемоданами за двери купе, спотыкаясь и громко чертыхаясь. Остановился напротив раскрытой двери, за которой сидел единственный пассажир — седобородый плотный пожилой мужчина с пронзительным взглядом исподлобья.
— Уф-ф-ф! — Грязнов вынул из кармана мятый носовой платок и утер лоб. — Здравствуйте. Еле успел…
— Здравствуйте, — скрипуче ответил попутчик. — Проходите.
Грязнов засунул чемоданы под лавку, а рюкзак с трудом взгромоздил на верхнюю полку.
— Вы стелите, я в коридоре отдышусь пока.
— Мне выходить скоро. Стелите вы, — откликнулся мужчина.
— А проводник сказал, что вы до конечной…
— Напутал что-то. Сойду на первой же остановке. Меньше часа осталось.
Так и есть. Взял билет до Орла, но намеревался сойти раньше. Там, от Серпухова в одной остановке на электричке, в пустующем доме своего приятеля-геолога поселил на некоторое время майор Афанасьев своего агента Никифорова. От греха подальше. И, похоже, тем спас ему жизнь…
Грязнов согласно покивал:
— Значит, в Авангард собрались, Юрий Сергеевич? Неужели на мокрое дело решились на старости-то лет?..
Старик сверкнул глазами, но проскрипел:
— Не понимаю, о чем вы?
— Это правильно, что вы сразу за пистолет не хватаетесь, Стариков. У вас его и быть-то не должно. А если есть, давайте-ка его сразу на стол. Ни к чему вам это. Тем более все выходы из вагона перекрыты. В окошко прыгать? Нет. Ни к чему вам. Крови на вас нет…
Стариков метнул на Вячеслава Ивановича еще один быстрый взгляд, в котором чудесным образом соединялись злобная ярость, горечь поражения и затаенная надежда… Ведь на его руках действительно нету крови.
— Я давно не у дел, гражданин начальник. Перепутал ты что-то.
— Это мы у Никифорова спросим, к которому вы с последним визитом спешили. — Голос Грязнова стал жестким. — Сидите спокойно. У вас еще минут сорок есть. Подумайте. Может, примете правильное решение. Не мне вам объяснять, что чистосердечное признание…
Старик молчал всю оставшуюся до остановки дорогу. В Серпухове их уже ждал «воронок».
Полковника без шума взять не удалось. В последние дни он везде и всюду появлялся в сопровождении двух-трех плотных парней, скорее всего, вооруженных. Поскольку служба безопасности асафьевского холдинга была отдельной лицензированной структурой, занимавшейся всеми видами охранной деятельности, включая сопровождение грузов и эскортирование вип-персон, церберы не подпускали к шефу никого и, чуть что, совали руки за пазуху — к подмышечной кобуре. Устраивать штурм офиса крупной компании было весьма нецелесообразно. Затевать стрельбу в жилом доме тоже не хотелось. Поскольку в квартиру свою Соколовский просто так никого бы не пустил…
