стояли на своем боевом посту и поедали глазами несчастного обездоленного колдуна. Время для них не имело значения, чего нельзя было сказать о Абаназаре.
Колдуну было неудобно сидеть на жестком камне. Все его тело давно затекло, а надвигающийся холод пробирал щуплого Абаназара до самых костей, к тому же ужасно хотелось есть и пить. Пить хотелось больше, но воды, колдун знал точно, нигде поблизости не было.
И тут, как назло, правый из ифритов вынул из-за спины огромную лепешку, политую медом. Аромат еды волнами поплыл вокруг, стелясь по самой земле, и быстро достиг ноздрей Абаназара. Он дернул носом, втянул воздух, и от непередаваемо-пленительно аромата свежеиспеченного хлеба у колдуна закружилась голова, свело челюсти, а в животе гулко заурчало. Между тем ифрит неторопливо, словно издеваясь над голодным колдуном, разломил лепешку надвое и передал одну из половинок товарищу. Тот молча принял ее, и оба взялись кусать и жевать. Жевали они как-то механически, без видимого аппетита, будто нехотя и из одной лишь необходимости, и при этом не переставали пялиться на пускающего слюньки колдуна.
– Эй вы! – не вытерпел Абаназар. – Дайте и мне кусочек, а? Ма-аленький, вот такой. – Колдун показал крошечный зазор меж двух пальцами.
– Нет! – лаконично отозвался левый ифрит и откусил сразу пятую часть лепешки, роняя липкие крошки на свой огромный живот.
– Ну что вам, жалко, что ли? – продолжал просяще гнусавить Абаназар. – Совсем крохотный кусочек.
– Нет! – ответил правый ифрит и откусил сразу половину от оставшегося в его руке куска.
– Я есть хочу, чтоб вас… – ударил кулаком по коленке Абаназар. – Ну, крошку, всего одну крошечку!
– Не положено. – Левый откусил больше половины и принялся смачно чавкать.
– Вот помру я здесь – будете знать! – пригрозил колдун.
– На все воля Аллаха! – последовал ответ правого ифрита, и остатки лепешки исчезли в его огромном губастом рте. Ифрит неторопливо, с гулкими «чпок» облизал пальцы один за другим, утер тыльной стороной ладони губы и довольно погладил пузо.
– Ы-ы-ы! – вскочил Абаназар с насиженного места и потряс над головой кулаками.
Левый ифрит на всякий случай побыстрее запихал в рот остатки сухпайка, и оба приготовились отразить возможное нападение озверевшего от голода колдуна. Но тот вдруг обмяк и опустился обратно на камень – в его памяти еще не стерся недавний кошмар, когда он едва не лишился жизни от острых сабель двух гигантов.
Ифриты расслабились. Правый прислонил оружие к стене, поднял невесть откуда появившийся в его руках невероятных размеров удлиненный кувшин и припал к нему губами. По щекам ифрита потекли бордовые струйки. У Абаназара еще больше закружилась голова, и он, стиснув зубы, отвернулся.
– Ух, хорошо! – сказал ифрит, вдоволь напившись, громоподобно рыгнул и передал кувшин левому ифриту.
И вся история повторилась точь-в-точь сызнова.
– Вы что, специально издеваетесь надо мной, гнусные иблисовы отродья? – не вытерпел Абаназар, вновь вскакивая с камня.
Второй ифрит вопросительно ткнул себя пальцем в грудь, потом показал на товарища и вновь на себя.
– Вы, оба! – выкрикнул Абаназар, сжимая и разжимая кулаки.
– Чего это он? – спросил левый ифрит у правого.
– Не знаю, брат, – ответил правый, пожав могучими плечами, и подхватил саблю. – Ты того, не очень тут, понял?
– Ах вы!..
– Но-но, – погрозил пальцем левый ифрит и кувшин с хлопком исчез из его рук, что для Абаназара оказалось последней каплей.
– А-а-а! – сорвался колдун с места и бросился к ифриту. – Убью, разорву, разметаю! Гады, сволочи, живодеры!
Ни один из ифритов не успел толком ничего сообразить, как колдун в три прыжка оказался на ноге левого и впился в нее зубами.
– Ой-ей-ей! – взвыл ифрит, запрыгав на другой ноге и пытаясь стряхнуть прилипчивого колдуна. Правый продолжал стоять столбом, не зная, что здесь можно предпринять: мечом его не сшибешь – еще ногу брату оттяпаешь, руками не сграбастаешь – слишком уж верток колдун, а заклинанием, так и вовсе брата к шайтану отправить можно. Да и возможно ли вообще сосредоточишься в такой суматохе.
Между тем левый ифрит, вертясь волчком на месте, пытался прихлопнуть колдуна ладонью, но тот скакал по ноге гиганта, будто блоха по шкуре собаки, и то и дело вгрызался остатками зубов в ее плоть.
– Воды, дай мне воды! – вопил Абаназар, отплевываясь от жестких волос и грязи, которой ифрит зарос по самые уши. – Жрать хочу, а-а! Воды! Жрать!
– Да на, на, подавись! – пришел наконец в себя правый ифрит и поспешно отбросил подальше от себя наспех сотворенные им небольшую лепешку и медный кувшин. – Только оставь нас в покое, о проклятый изверг, пожиратель джиннов.
– Еда! – Абаназар соскочил с ноги ифрита и на четвереньках бросился к лепешке.
– Уф-ф. – Левый ифрит без сил прислонился к скале и придирчиво оглядел искусанную и исцарапанную, местами даже кровоточащую ногу. – Совсем озверел, шакал паршивый! Чуть ногу не отгрыз.
– И не говори, брат. Дикий он какой-то, – сказал второй ифрит.
– Да, мы недооценили его.
Как вы понимаете, подобные раны для ифритов – не ахти какое увечье, но то был колдун, и неизвестно еще, что он мог сотворить в приступе неконтролируемой ярости, добравшись до плоти ифрита, а потому необходимо было утроить бдительность.
– Ы-р-р, чавк, чавк, мням!
Колдун отрывал большие куски лепешки, запихивал их в рот и, почти не жуя (жевать-то все равно было особо нечем), заглатывал их и запивал кисловатым вином.
Два ифрита с благоговейным страхом поглядывали на Абаназара, сжимая обеими руками сабли и вздрагивая от каждого нового «чавк» и «ыр-р», издаваемых колдуном. А ну как не насытится?
Но все когда-нибудь заканчивается, закончилась и лепешка. Абаназар запихнул в рот последний кусок, покатал его в беззубом рте, насилу проглотил и уже основательно припал к кувшину. Затем икнул, уронил пустой сосуд на землю и, привалившись спиной к камню, закрыл глаза. На его лице застыла блаженная сытая улыбка.
Оба ифрита едва слышно выдохнули. Гроза миновала, и теперь можно было немного расслабиться. Нет, такого напряженного дня у них еще ни разу не случалось за все время службы, да и вряд ли еще случится, хотя, разумеется, как знать.
– Нет, брат, ты как хочешь, – задумчиво произнес правый ифрит, вглядываясь в надвигающиеся сумерки, не шевельнется ли колдун, – а я пойду в ламповые джинны. И работа поспокойнее, и содержание получше.
– Ты прав, брат. Но день еще не закончился.
– Мне кажется, он вообще никогда не закончится.
– Хр-р-р! – донеслось из сгущающейся темноты.
Оба ифрита вздрогнули, переглянулись и, не сговариваясь, замолкли, сжав покрепче рукоятки сабель и стараясь дышать как можно тише – а вдруг проснется, ведь пьяный колдун – это будет почище, чем голодный,
