И все же…
— Ты спишь с ним? — Я ловлю себя на том, что выпаливаю.
Жен смотрит на меня, наклонив голову с сочувствием, когда она садится на край кровати. Она касается своими губами моих в мимолетной ласке.
— Нет.
По крайней мере, это есть.
— Мы даже не поцеловались.
Облегчение наполняет мою грудь.
— Тогда что ты получаешь от этого?
С разочарованным вздохом она встает и берет ключи из прикроватной тумбочки.
— Давай не будем, хорошо?
— Я серьезно. — Я сажусь. — Что ты получаешь от этого?
Она не отвечает, и тогда я понимаю, что я уже знаю ответ. Мы оба. Есть только одна причина, по которой она продолжает встречаться с Харрисоном, несмотря на то, что они даже не поцеловались — это ее способ сохранить последнюю дистанцию между нами. Держать меня на расстоянии вытянутой руки.
Теперь я тот, кто вздыхает от разочарования.
— Что нужно, чтобы сделать это официальным между нами? Мне надоело валять дурака.
— Официально, да?
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
Я знаю эту цыпочку достаточно хорошо, чтобы понять, ультиматум — это самый быстрый способ прогнать ее. И это последнее, что я хочу сделать.
Возможно, у нас было трудное начало, когда она впервые вернулась в Залив, но сейчас путь ровный. Как будто все плохие стороны нас, борьба, ревность и погоня за кайфом — все это превратилось во что-то другое. Что-нибудь помягче. Не поймите меня неправильно, страсть — это все еще там. Глубокая душевная потребность быть вместе, полностью обнажиться, сильнее, чем когда-либо. Но теперь в нас что-то изменилось.
— Я хочу, чтобы мы снова были вместе по-настоящему, — говорю я ей. — Что за задержка?
Жен прислоняется к моему комоду и смотрит в пол. Лето почти закончилось, а этот вопрос все еще стоит между нами. Все это время я думал, что мы думаем об одном и том же, движемся в одном направлении — вместе. Теперь, с каждой секундой, которую она тратит на то, чтобы решить, чего не говорить, трещина становится все шире.
— Ты все еще мне не доверяешь, — отвечаю я за нее. Мой тон мрачен.
— Я действительно доверяю тебе.
— Недостаточно. — Разочарование застревает у меня в горле. — Что я должен сделать чтобы проявить себя?
— Это тяжело, — говорит она, страдание рисует морщины на ее лице. — У меня есть инстинкт на всю жизнь, который говорит о тебе, что Эван Хартли не мог полностью изменить свою личность за одно лето. Да, ты не прогонял Рэндалла с топором, и ты не напиваешься каждую ночь, но, наверное, я все еще сомневаюсь, что ты изменился. Кажется слишком легко.
— Тебе не приходило в голову, что есть что-то более важное для меня в в этой комнате, чем пить и драться?
— Я знаю, ты хочешь, чтобы это сработало. — Большая часть волнения покидает ее голос. — Но ты не единственный, в ком я сомневаюсь. Каждый день я задаюсь вопросом, могу ли я доверять себе. Как сильно я действительно изменилась. Соедини нас двоих, и, может быть, мы поймем, что это временное состояние, и в конечном итоге мы вернемся к нашим старым ролям.
Я подхожу к ней, обнимаю ее. Потому что прямо здесь, вдвоем, это единственное, что когда-либо имело для меня смысл. И что бы она ни говорила себе, я знаю, что она тоже это чувствует.
— Доверься мне, детка. Дай нам шанс быть хорошими друг для друга. Как смогу я когда-нибудь убедить тебя, что мы сможем, если ты не будешь пытаться?
У нее в кармане жужжит телефон. Она покаянно пожимает плечами когда я отпускаю ее, чтобы ответить на него.
— Трина, — говорит она, наморщив лоб.
Я давно не слышал этого имени. Трина ходила в среднюю школу с нами, хотя она больше дружила с девушками из нашей команды, чем с Купером или мной. Если я правильно помню, она переехала вскоре после окончания школы. Но она и Жен раньше были близки. Две горошины в стручке хаоса.
— Она в городе на выходные, — читает она вслух. — Хочет чего-нибудь выпить. — Жен проводит пальцем по экрану, чтобы удалить текст, затем засовывает телефон обратно в карман.
— Ты должна пойти.
Она издает саркастический смешок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пас. В прошлый раз, когда она вернулась домой во время визита я напилась в стельку и ворвалась в дом помощника шерифа Рэндалла посреди ночи, чтобы накричать на его жену о том, за какого подонка она вышла замуж.
— О..
— Да.
Мне в голову приходит идея.
— Все равно иди.
Ее скептический взгляд говорит, что лучше бы в этом предложении было что-то еще. И по мере того, как я прокручиваю это в голове, план начинает приобретать все больше смысла. Может быть, то, что ей нужно, чтобы наконец довериться себе, — это единственное, чего она боится больше, чем меня. То, что в первую очередь заставило ее уехать из города.
— Рассматривай это как тест, — объясняю я. — Если ты можешь вести себя прилично с девушкой, которая однажды облила кислотой тренера девочек по волейболу в середине матча, я бы сказал, что ты победила своих демонов.
Конечно, это может быть немного глупо, но я в отчаянии.
Так или иначе, мне нужно привлечь Жен на свою сторону. Чем дольше мы остаемся в ловушке неопределенности отношений, тем больше она привыкнет к мысли, что мы не пара. И тем дальше она ускользает.
— Испытание, — с сомнением повторяет она.
Я киваю.
— Последний экзамен на твоем пути реформ. Покажи себе, что ты можешь провести вечер с Триной и ничего не сжечь.
Нерешительность сохраняется на ее великолепном лице, но, по крайней мере, она не отвергает идею сразу.
— Я подумаю об этом, — наконец говорит она.
Затем, к моему огорчению, она направляется к двери моей спальни.
— Поговорим позже. Харрисон ждет.
Райли появляется около часа дня с маринованными ребрышками и еще одним домашним пирогом, любезно предоставленным тетей Лиз. Да благословит Бог эту женщину. Я веду его на заднюю палубу, и у меня текут слюнки, когда я вдыхаю аромат мяса и выпечки. Две мои любимые вещи.
— Как прошла твоя неделя? — Спрашиваю я его, пока мы готовим барбекю.
Он пожимает плечами.
— Ты с нетерпением ждешь начала занятий через несколько недель?
— Что ты думаешь?
Я усмехаюсь.
— Ты прав. Глупый вопрос.
Я тоже всегда это ненавидел, с ужасом наблюдая, как календарь все ближе и ближе приближается к сентябрю.
— Но, — говорит он, слегка оживляясь, — семья Хейли возвращается и они будут здесь до Дня труда.
— Хейли … Это та девушка, чей номер ты взял у Большой Молли, верно?
Райли встречался с ней несколько раз за лето, но каждый раз, когда я спрашивал подробности, он замолкал.
Сегодня он немного более откровенен.
— Да. Мы переписываемся с тех пор, как она вернулась домой.
Он засовывает руки в карманы своих пляжных шорт, затем снимает их и начинает вертеть в руках металлические щипцы.
— Что происходит? Ты ведешь себя так бодро.
— Бодро?
— Беспокойно. Неважно. Ты нервничаешь из-за встречи с ней, не так ли?
— Вроде того?
— Но вы, ребята, уже встречались раньше, — напоминаю я ему. — Из-за чего тут нервничать?
— Мы играли в мини-гольф и пару раз ходили в кино. Да, и мороженое на набережной. Итак, примерно четыре раза. Но мы никогда… — Он резко останавливается.
Я прищуриваюсь, глядя на него, но он избегает моего взгляда. Он снова нервничает, теперь притворяется, что проверяет температуру барбекю, как какой-нибудь эксперт по приготовлению на гриле, хотя мы оба знаем, что он никогда в жизни ничего не жарил.
— Ты никогда что? — И тут до меня доходит. Я сдерживаю проклятие. — О, чувак, нет, не говори мне. Мне не нужно слышать о том, как ты планируешь заняться сексом. Твоя тетя убила бы…
— Боже! — взвизгивает он. — Мы не будем заниматься сексом, идиот.
Меня переполняет облегчение, хотя немного заинтриговал неподдельный шок на его лице, как будто он не может смириться с мыслью переспать с цыпочкой. Райли четырнадцать, в этом возрасте я потерял девственность, но, полагаю, не все так рано расцветают, как я.
