- Да вы ж вроде брат и сестра, - взмокший теперь еще и изнутри Петр Иванович беспомощно осел на край кровати.
- Кузены, - с прежней, насмешливой интонацией подправил Иван. Все так же прикрываясь подушкой, принялся озираться в поисках одежды.
Петр Иванович пригнулся, поднял с пола то, что безуспешно пытался отыскать племянник, - полотнища трусов, приподнял свесившийся край простыни с пятнышками крови. Глухо простонав, он с неожиданной силой разодрал трусы надвое.
- Это ты зря, дядя Петь, - Иван расстроился. - Вот сотру без трусов там всё. А что если некачественные внуки пойдут?
- Пошел вон! Иван готовно выбрался в коридор.
- Папочка! Но что же теперь? - Таечка хотела приласкаться к отцу, но от движения обнажилась грудь, и она поспешно ухватилась за простыню.
Петр Иванович тяжело поднялся, оставив на кровати влажный след.
- Папочка, так что? - жалобно пискнула дочка.
- Скажи своему, пусть придет в гостиную, - бросил отец.
* В половине седьмого утра дядька и племянник сидели за столом напротив друг друга и угрюмо глушили коньяк. Дрожащая от страха Таечка подслушивала под дверью и - пугалась тишины.
- Так и будешь отмалчиваться? - хмуро поинтересовался Петр Иванович.
- А что тут скажешь, дядя Петь? Знаю, как тебе больно. Но...
- Любишь ее? - вхлест спросил Петр Иванович.
- Люблю, конечно, - моментально отреагировал Иван. К вопросу этому он готовился.
- Твое счастье. Ладно, что уж поделаешь? Что случилось, то случилось. Будешь у меня в одном лице и племяшом, и сыном, а - теперь и зятем. Дверь распахнулась, и Таечка, как была, в халатике бросилась к отцу.
- Папка! Папочка дорогой! - она запрыгнула на колени и принялась целовать его.
- Ну, будет тебе, - умиленный Петр Иванович с усилием ссадил дочь с колен. - Неизвестно, стоит ли радоваться. Охламон тот еще!.. Потом ей всего восемнадцать. Едва на второй курс перешла. А закончить обязана. Как жить-то станете? Она здесь, ты там.
- Любовь не знает расстояний, - вяло отреагировал Иван, думая о своем. Увидел, что странная отстраненность его замечена. Встряхнулся. - Да и какое расстояние - сто пятьдесят километров. Еще надоем.
- Слышал, папа? Еще и надоест, - засмеялась Таечка. Фантастическое предположение, что любимый Иван может надоесть, ее искренне развеселило.
- Да что с вами говорить? - Петр Иванович бессильно хмыкнул. - Лезете друг на друга, как два сперматозоида. Какие после этого доводы? Ладно, слово сказано - отдаю!
- Вот за это большое человеческое спасибо, - Иван вновь потянулся к бутылке. - За это предлагаю отдельно.
- У вас сегодня что, на съезде перерыв?
- Та там половина полупьяные, - беспечно отмахнулся Иван. - По вечерам такой тусняк, - братаемся регионами. "Россия" содрогается.
- Ну-ка поставь бутылку, - Петр Иванович нахмурился. - Ты сюда зачем приехал?
- Как то есть? - Иван смешался.
- Иди-ка, Тая. Мы тут поговорим. Таечка было капризно надулась. Но разглядела на лбу отца знакомую складку и, не препираясь, вышла. Петр Иванович дождался, пока дочь оставила их двоих. - Ты что, на съезд - на историческое событие, которое одному на полмиллиона выпадает! водку жрать приехал?
- Почему водку? Исключительно коньячишко. Все больше КВ, - глумливо отреагировал Иван, - выслушивать нравоучения ему не хотелось. - Да все понимаю, дядя Петь. Я ж втихую, не прокалываясь. Других вовсе по этажам разносят. Суперэлита называется. Такое на поверку кодло! Под пристальным взглядом дядьки сбился.
- Ты кем в этой жизни быть хочешь? - глухо произнес Петр Иванович. - Тем, кто эту жизнь делает, или тем, кого делают?
- Так я вроде в струе. Все как положено, - хожу на заседания. Отмечаюсь на мероприятиях. А запись в анкете - она, считай, уже на все последующие времена. Не сотрешь.
Дядька поднялся, отошел к расцветшему окну.
- Больше чтоб ни грамма. Семенящей походкой подбежал к Ивану. - Один раз скажу. Вдалбливать не буду. Потому что повторение - оно мать учения для дураков. А значит, бесполезно. Сколько вас на съезде? Пятьсот? Шестьсот?... Неважно. Девяносто пять процентов - кивалы. Кивалами их привезли, кивалами и уедут. Они, конечно, будут по жизни отмечены среди прочих. Что говорить? Но быть им всегда - первыми среди кивал. Твоя же задача - раз уж появился шанс - прорваться в первые среди первых. Тебя должны заметить. Нужна толковая, в нужном месте и в нужное время выказанная инициатива.
- Но где?!
- Лучше с трибуны.
Иван дерзко расхохотался:
- Круто замешиваешь, дядя Петь! Это на съезде-то? Да там выступающие за год расписаны.
Петр Иванович безжалостно молчал.
- Да и о чем?
- Ну, если нечего предложить, тогда и впрямь, - Листопад-старший с показным разочарованием развел руки. - Про то, что перестройка идет, ты в курсе? Перестройка и ускорение, чтоб им запустело от таких инициатив! Вот в этом направлении думать надо. Всё, что угодно, кроме твоей бредовой идеи насчет дробления колхозов. Это пока не проходное. Только не говори, что других идей нет. - Да есть, конечно, придумки. Но как с этим пробиться на трибуну? - Иван впал в задумчивость.
- А это вторая и, быть может, главная составляющая успеха - напор и натиск. Напор и натиск! Или ты не настоящий Листопад?
* - Даже думать забудь! Даже не впадай в скверну! - выпивший Балахнин аж фыркнул. - На трибуну его пусти. А в президиум не желаете?
- Желаю, - со всем отпущенным ему невеликим простодушием признался Листопад. И - уверенно добавил. - А ты еще больше желаешь.
- Само собой. Именно поэтому ни одного несанкционированного действия не допущу.
- Та ты сначала послушай...
- Еще чего! Начнешь слушать, начнешь вникать.
- Так и...
- Эк куда безнаказанность тебя выносит. Тесно ему уже среди народных избранников. Всесоюзную трибуну подавай. Окстись, милой! На съезде не только выступления и реплики. Там хлопки давно расписаны. И за каждый хлопок конкретная "шестерка" отвечает: прохлопал - хлопай сам куда подальше.
Довольный каламбуром Балахнин гоготнул, приглашая Листопада присоединиться к хорошему его настроению.
- Ну, наливаю, что ли? - примирительно придержал он руку с бутылкой коньяка. Юрий Павлович сидел в трусах у открытого окна полулюкса с видом на весеннюю Москву-реку. Тщательно отутюженный съездовский костюм с делегатским значком висел тут же, на спинке стула. В уголке стоял приоткрытый чемоданчик, наполненный коньяком. Точно такой же чемоданчик, изрядно опустошенный, пылился в номере Листопада, - накануне съезда делегаты от Тверского региона во главе с первым секретарем ездили с выступлениями по предприятиям области и принимали заготовленные подношения. Начали, само собой, с ликеро-водочного завода.
- Эх, Ванька, хорошо-то как! - Балахнин глотнул речного воздуха. - Ширь! Чуешь, как пахнет!
- Рекой пахнет, - буркнул, думая о своем, Иван.
- Нос у тебя заложило, вот что, - снисходительно засмеялся Балахнин. - Не рекой! Что рекой? Красной площадью пахнет. И - проездом Серова.
Балахнин потянулся блаженно, - накануне, в кулуарах, ему было дано клятвенное заверение, что после окончания съезда будет решен вопрос с его переводом в ЦК ВЛКСМ. - Считай, к самому Кремлю подступились. Большие дела впереди. Великие перспективы. А ты - неуемный и неуютный человек - такую большую человеческую радость опаскудить норовишь.
- Юра! Но ты ж не "шестеркой" в Москву прорываешься!
- Причем тут?! - вскинулся Балахнин. - Ты, знаешь, подбирай слова.
- По одежке встречают - это не мы с тобой первыми подметили! Ну, вползешь ты в аппарат каким-нибудь завотдельчиком, - Иван схватил стул и вплотную подсел к налившемуся кровью секретарю обкома, - на самом деле его брали всего лишь заведующим сектором. - И будешь из кабинетика в кабинетик продвигаться шажок за шажком на полусогнутых. К пятидесяти, глядишь, каким-нибудь десятым-двадцатым в ЦК профсоюзов докондыбаешь. И на этом всё - спекся. Это еще если не подставят.
- Круче тебя никто не подставит! - огрызнулся Балахнин. - Да и выбирать не приходится. Я тебе говорил, - после того как Горбик Непомнящего-старшего двинул, сынок в сок входит. Поляну для него вовсю расчищают. Так что, если не получится уйти в ЦК, на следующей же конференции попрут. И что я тогда в области буду? Секретарем какого-нибудь сельского райкомишки партии? Нет уж, нет уж, - сказали гости. Что ты все своим бешеным глазом косишь?! Пить будешь или нет, спрашиваю?!
- Смотря за что. Юра! Юра! Вслушайся, - Иван придвинулся вплотную, пощелкал пальцами. - Я предлагаю шанс для обоих. Вот здесь, - он постучал по папке с золоченым тиснением "Делегат ХХ съезда ВЛКСМ", - предложения по созданию хозрасчетных центров, ориентированных на выращивание научных кадров под эгидой комсомола. Комсомол разыскивает таланты и растит научные кадры для страны. Причем не на уровне лозунга! - он достал полиэтиленовую папочку с вложенными листочками. - Система! Продуманная программа поиска и продвижения научно-технических идей молодежи, главное - новых технологий.
