Они противоположности друг друга, хотя, наверное, не враги. Враги — это зима и лето, осень и весна. И всё же, когда они стоят рядом, такая ледяная и бледная Зима, такая смуглая и тёплая осень, это напоминает о том, что фейри стихийны и являются воплощением времён года.
Я в сотый раз гадаю, не были ли они когда-то совершенно иными. Какой творец создал бы таких стихийных существ, чтобы сделать их пустыми садистами? Какое существо удостоило бы столь бесстрастный и бездушный вид бесценного дара Песни Созидания? Это просто не укладывается в голове.
— Что ты сделала с моим отцом? — требую я, пока мы стоим лицом друг к другу на некотором расстоянии. Мы с Бэрронсом на восточной стороне полянки, Зима и Осень на западной.
— Древний токсин, — холодно говорит Зима. — Название не имеет значения. Ты не располагаешь знаниями о нём.
— Потому что Песнь восстановила ваши воспоминания, — говорю я. — А файлы королевы не простираются так далеко в прошлое.
Если они и удивлены моей осведомлённостью, то скрывают это, и Зима невозмутимо продолжает:
— Противоядия не существует.
— Ты сказала, что я могу его спасти.
— Можешь.
— Как, если противоядия не существует?
Принц делает шаг вперёд.
— Я Азар, принц Осеннего Двора. Это Иксай, принцесса Зимы. Ты можешь спасти его, передав силу королевы Икс…
— Никогда, — бесстрастно отрезаю я.
— Тогда он умрёт, — также бесстрастно говорит Азар.
— Тогда он умрёт, — холодно соглашаюсь я, хотя внутри моё сердце бушует. У меня не только не будет гарантии, что они исцелят моего отца, когда я перестану быть королевой, но вдобавок я подвергну опасности всю человеческую расу. Это решение выпотрошит меня заживо, но я пойду на это, и мой отец будет ожидать (нет, требовать) от меня того же самого. Джеку Лейну было бы стыдно за меня, если бы я поступила иначе. Возможно, он даже стал бы презирать меня.
Глаза Иксай сужаются до ледяных щёлочек.
— Ты приговариваешь своего отца к смерти. Мы не остановимся на нём. Мы заберём ещё больше тех, кого ты любишь.
— Попробуй, — тихо говорит Бэрронс. — Хотите бесконечной войны? Бесконечных потерь? Ах нет, подождите, это не будет бесконечным. Я буду уничтожать десятерых из вашего двора за каждого из её близких, кого вы тронете хоть пальцем. Другие из моего вида тоже будут устранять по десять ваших каждый. А Мак, ну… — он прерывает себя фырканьем, — она уничтожила целый двор в одно мгновение, одной лишь силой мысли. Фейри вымрут в мгновение ока, мир будет принадлежать нам.
Иксай поворачивается к Азару и шипит:
— Я же говорила тебе, что она именно этого и хочет!
Он награждает её огненным взглядом:
— Ты нападаешь первой и удивляешься, когда она нападает в ответ?
— Я не нападала первой! — рычит Иксай. — Она уничтожила мой двор!
— После того, как ты похитила её отца.
— Она забрала у нас Истинную Магию! И ты согласился с моим планом!
— Мы должны были похитить мать. Ты даже это не смогла сделать правильно! — рявкает Азар.
— Мы не смогли её найти, и разве это что-то изменило бы, бл*дский ты придурок? — рявкает она в ответ.
— Веди переговоры, Иксай, — рычит Азар. — Она обладает силой королевы. Она не собирается отдавать её тебе. Обуздай свою бл*дскую зависть впервые за всё своё ледяное существование и поставь судьбу нашей…
— Иди ты нах*й, Азар, чрезмерно раздутый мешок горячего воздуха!
— Иди ты нах*й, Иксай! — рычит Азар. — У тебя никого нет. Ты принцесса Ничего. Думаешь, что можешь противостоять мне? Я всё, что у тебя есть, так что предлагаю тебе привести свою киску в порядок и осчастливить меня, если хочешь выжить!
— Привести в порядок? Ты только что сказал мне привести мою киску в порядок? — Иксай взрывается, обнажив зубы, и её глаза резко сверкают, как ледяные бритвы. — Да тебе выпала невиданная для твоего низменного положения честь хоть как-то приблизиться к моей прославленной…
— Ты была такой застывшей и холодной, что ощущалось всё так, будто я трахал ледник. Не знаю, что я вообще увидел в тебе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Иксай открывает рот, затем спустя несколько секунд закрывает обратно. Она сжимает руки в кулаки и пронзает плоть ладоней заострёнными ногтями. На бледной коже выступает кровь, капли падают на землю. Её ноздри раздуваются, губы расходятся в оскале, и она шипит:
— Я приношу свои извинения, Азар. Твои осенние земли…
— Точно. Всё это бред. Зима тоже очаровательна, — натянуто обрывает её Азар.
Они резко поворачиваются, награждая меня гневными взглядами.
Шок и ужас борются с почти неудержимым желанием расхохотаться.
— О Боже, я была права! — ошеломлённо восклицаю я. Одно дело — подозревать это, и совсем другое — видеть откровенное подтверждение этого. — Воспоминания — не единственное, что восстановила Песнь Созидания. Она вернула вам эмоции! — и это воплощение моего худшего кошмара. Раса затаивших обиды, чрезвычайно нестабильных, бессмертных варваров.
— Ой, да иди ты нах*й, сучка! — рявкает Иксай и исчезает.
Я пытаюсь уложить в голове это ужасающее открытие, вспоминая сцену во дворе Зимы. Я говорила себе, что масштабы жестокости — это всего лишь сочетание древних обид и колоссальной силы. Но в их нападениях была свирепость, носящая личный характер — тогда это не давало мне покоя, а теперь оказалось абсолютно логичным. Они вспомнили свои обиды и прочувствовали их в полной мере.
Азар тяжело вздыхает.
— Иксай может быть проблемной.
— Ты так думаешь? — мой голос сочится сарказмом. — А что насчёт тебя? Почему ты остался?
— Я прошу предоставить мне право говорить от имени Иксай. От имени всех фейри.
— Где другая смертная, которую вы похитили? — требую я. — Её зовут Дэни.
— Мы забрали лишь одного. Других людей у нас нет.
— Я тебе не верю. Дэни исчезла из Честера раньше, чем мой отец.
— Я могу лишь заверить тебя, что Икс и я не похищали её. Как ты видела в Зиме, наши дворы неспособны на рациональные действия. Остаётся только Северина, принцесса Лета — она могла похитить твою смертную, и пусть красота Сев ослепляет, её тепло ошеломляет, но её умственные способности намного уступают её физическим данным. Намного.
— Ты не считаешь её достаточно могущественной.
— Она достаточно могущественна. Достаточно умна. Недостаточно мотивирована. Северина рассеянная, легко отвлекается на лучик солнечного света, на обещание удовольствия, и чуть ли не постоянно ленится в ступоре летнего опьянения. Мало что пробивается сквозь этот ступор.
Как по мне, звучит как идеальная версия лета: солнечный свет, удовольствие, опьянение. Или, как минимум, идеальная версия лета для Мак, которой я была когда-то. Хотя мне недостаёт детектора лжи, как у Кристиана, я не чувствую вранья в словах Азара.
— Что насчёт других принцев и принцесс? — настаиваю я.
На его смуглых, царственных чертах лица промелькивает скорбь.
— Они мертвы, — он умолкает на мгновение, затем говорит: — Я печалюсь из-за их гибели. Непросто вынести эмоции, когда они порождаются столь обширными воспоминаниями. Наша способность чувствовать постепенно угасала на протяжении долгого периода времени вместе с нашей способностью производить потомство. Когда ты теряешь что-то по малейшим частицам, ты почти не замечаешь. Пока это не исчезает. Потом ты уже даже не понимаешь, что ты потерял.
Я костьми чувствую правдивость его слов и склоняю голову.
— Ты можешь говорить.
— Я не верю, что фейри могут принять человеческую королеву, узнав, что нас давно обманывала человеческая королева и Невидимый, маскирующийся под одного из наших принцев Видимых. Добавь к этому предательству возвращение эмоций и воспоминаний, и получишь расу, доведённую до предела. Ты видела, что происходило в Зимнем Дворе. Мы просим о даре. Моя королева, — он падает на колени и прижимает кулаки к груди в жесте преданности, — нам нужен дар, если мы имеем хоть какую-то надежду избежать войны, которая приведёт лишь к нашему истреблению, как проницательно заметил твой страж. Если только Иксай не говорит правду, и ты не желаешь нашего истребления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
