Все остальные женские личности этого цикла: Агафья Семеновна Грушецкая, Марфа Матвеевна Апраксина и царица Екатерина Алексеевна, играя второстепенные роли, как бы поглощаются этими двумя, более крупными историческими личностями, стоящими на рубеже новой России – знаменитой мачехой и еще более знаменитой падчерицей.
Наталья Кирилловна Нарышкина была второй супругой царя Алексея Михайловича, который женился на ней в 1672 г., по смерти первой супруги, царицы Марьи Ильиничны Милославской.
Наталья Кирилловна была дочь небогатого торусского дворянина, Кирилла Полуектовича Нарышкина, который одно время состоял в должности стрелецкого головы и находился на службе в Смоленске. Дочь Наталья сначала воспитывалась при нем, но потом ее взял к себе знаменитый боярин и любимец царя Алексея Михайловича, Артамон Матвеев. Жизнь Натальи у небогатого отца и впоследствии ставилась в укоризну царице Наталье Кирилловне, так что приверженец ее соперницы, царевны Софьи, Шакловитый, говорил потом Софье: «вспомни, государыня, какова в Смоленске была – в лаптях ходила»!
У боярина Матвеева Наталья получила блестящее по тому времени воспитание. Матвеев считался самым просвещенным, самым передовым в то время человеком во всей Русской земле. Он жил совершенно по-европейски: дом его украшен был картинами, часами; жена его не жила уже теремной жизнью и считалась женщиной образованной, а невестка, жена его сына, высокообразованного молодого человека, считалась единственной в России женщиной, которая не портила свое лицо румянами по примеру всех остальных русских боярынь, перенявших этот обычай едва ли не у татар еще во время, монгольского владычества. У Матвеева была труппа своих актеров из дворовых людей, и труппа эта давала представления, которыми тешился сам царь, отец Преобразователя России.
Воспитанная в таком блестящем и образованном семействе, Наталья Кирилловна могла естественно приобрести такие привлекательные качества, которых другие боярыни не имели и которые обратили на нее внимание царя. Алексей Михайлович решился на ней жениться, несмотря на бесчисленные возни, которые строились против этой женитьбы, вообще против второго брава, так как от первого брака у царя имелось уже обширное семейство, состоявшее из шести дочерей и пяти сыновей. Несмотря на подметные письма, разбрасываемые в грановитых сенях и в проходных, письма, в которых запугивали царя чародейством со стороны Матвеева, – царь привел свое намерение в исполнение.
Эта вторая супруга, царица Наталья Кирилловна, дала царю Алексею Михайловичу еще троих детей: сына Петра, великого впоследствии «Царя-работника», и дочерей Наталью и Федору.
Но вообще Наталья Кирилловна жила с мужем недолго – царь Алесей Михайлович умер еще очень молодым и очень не вовремя.
Во дворце, после смерти царя, осталось громадное царское семейство, но оно почти все состояло из женщин, из девушек. Это были известные уже нам царевны: Ирина, которую так неудачно отец хотел просватать за датского принца Вольдемара, Анна и Татьяна – старые, девушки, сестры царя Алексея Михайловича, потом Евдокия, Марья, Софья – соперница Петра, Екатерина и Марфа – дочери Алексея Михайловича от первого его брака, от Марьи Ильиничны Милославской, затем Наталья и Федора – дочери от второго брака, от Натальи Кирилловны Нарышкиной, и, наконец, сама Наталья Кирилловна, еще очень молодая вдова.
На такое значительное число женщин в царском семействе приходилось только трое мужчин, почти детей: один больной цынгой царевич Федор, другой тоже больной и малоумный Иван и третий – совсем еще ребенок Петр.
Во всем этом большом семействе выдавались только три личности: мачеха Наталья Кирилловна, собственно как мать маленького Петра, этого замечательного ребенка с самых ранних лет, падчерица первой, царевна Софья, и крошечный Петр.
Софья и Петр – это были две почти равные силы, хотя рожденные от разных матерей, но силы тожественные, обе полные энергии личности. Софья, даже по отзыву ее недоброжелателей и личных врагов, была «великого ума и самых нежных проницательств, больше мужеского ума исполненная дева».
Учитель Софьи был знаменитый западно-русский монах и поэт Симеон Полоцкий. Западная Русь и влила отчасти в Русь восточную свежие силы и новые стремления, почерпнутые ей у Европы еще раньше Петра. Софья знала по-польски. Она читала жития святых, изданные на польском же языке известным западно-русским ученым Лазарем Барановичем. Польский дух, или скорее западно-русская образованность с ее идеями несомненно отразились на развит молодой, даровитой и восприимчивой царевны, и она первая из русских женщин, наравне с женой боярина Матвеева, вышла из терема и отворила двери этого терема для всех желающих русских женщин, как меньший брат ее Петр прорубил потом окно в Европу, тоже для желающих, а иногда и для не желающих.
Одним словом, царевна Софья составляет переход от женщин допетровской Руси к женщинам Руси современной.
Симеон Полоцкий, посвящая молодой своей ученице свое сочинение – «Венец веры», так обращается к ней со своими силлабическими виршами, рифмованными не всегда удачно и гладко, с помощью польских ударений на вторых от конца слогах, звучащих противно русскому уху:
О благороднейшая царевна Софиа,Ищеши премудрости выну небесные.По имени твоему жизнь твой ведеши,Мудрые глаголеши, мудрая дееши.Ты церковныя книги обыкла читатиИ в отеческих свитцех мудрости искати,Увидевши же, яко и книга писася новая,Яже «Венец веры» реченная,Возжелала ту еси сама созерцатиИ еще в черни бывшу прилежно читати,И, познавши полезну в духовности быти,Велела еси чисто ону устроити.
Естественно, что между честолюбивой и властолюбивой Софьей и Натальей Кирилловной должна была возникнуть вражда, сначала вражда падчерицы против мачехи, особенно же при тогдашних, почти первобытных понятиях, какие вообще соединялись с словом «мачеха», и потом вражда из-за власти, из-за царственного первенства маленького Петра, в котором мать буквально души не чаяла. К Софье примкнули другие царевны, ее сестры, числом семь, и, кроме того, тетки – сестры Алексея Михайловича, которые все, вторичной женитьбой брата на Наталье Кирилловне, оттеснены были на второй план, тогда как на первый план становилась молодая женщина, годившаяся им в дочери и еще недавно, будто бы, по уверению Шакловитого, «ходившая в лаптях». Ее должна была возненавидеть и вся семья Милославских, вся их обширная, почти заполонившая дворец, родня, по праву того, что первая жена царя была Милославская, а следовательно, и царские дети – все Милославские.
Когда умер Алексей Михайлович, Матвеев сначала скрыл его смерть и хотел посадить на престол маленького Петра, помимо старшего царевича Федора, из рода Милославских. Но бояре, не без влияния Софьи, разбили этот план: больного Федора, с распухшими от цынги ногами, вынесли на руках и посадили на трон. Началось целованье его царской руки.
Наталья Кирилловна должна была скрыться с маленьким Петром.
Рядом с больным царем и даже выше его нравственно – стала у престола Софья; рядом с ней поместились пять сестер и три тетки.
Мачеха была в загоне. Загон этот она чувствовала и слышала в криках известной «постницы», верховной боярыни Анны Петровны Хитрово, пользовавшейся громадным влиянием при дворе: Наталья Кирилловна была слишком по-новому воспитана и воспитана у такого человека, как Матвеев, у которого были свои комедианты, «лицедействовавшие по дьявольскому наущению», чтобы не быть гонимой со стороны боярыни «постницы».
Врагом Натальи Кирилловны и сторонником Софьи становится и Василий Семенович Волынский, вошедший в силу потому только, что его жена была большая модница, державшая хороших швеек, к которым и обращались с заказами все тогдашние боярыни и боярышни-щеголихи: так, костюм и женская мода начинают уже играть роль на рубеже старой и новой России, в эпоху борьбы двух молодых женских сил, одинаково и в одно время захлопнувших за собой двери теремов: мачехи Натальи Кирилловны и падчерицы Софьи Алексеевны.
Тот, на кого могла опереться Наталья Кирилловна, боярин Матвеев, заменявший ей отца, был немедленно сослан, вместе со своим образованным сыном, будто бы за чародейство, потому что читал с лекарем какую-то «черную книгу» и отравил царя: его сослали сначала в Лаишев, а потом еще в худшую ссылку – в Мезень.
Но этого мало: сослали и братьев Натальи Кирилловны, потому что все это нужно было ее сопернице, царевне Софье. Брата царицы Натальи, Ивана обвинили в желании убить царя.
– Говорил ты, Иван (так обвиняли брата Натальи Кирилловны), держальнику своему, Ивашку Орлу, на Воробьеве и в иных местах про царское величество при лекаре Давыдке: ты-де орел старый, а молодой-де орел на заводи ходит, и ты его убей из пищали, а как ты убьешь, и ты увидишь к себе от государыни царицы Натальи Кирилловны великую милость, и будешь взыскан и от Бога тем, чего у тебя и на уме нет. И держальник твой Ивашка Орел тебе говорил: убил бы, да нельзя, лес тонок, а забор высок. Давыдка в тех словах пытан, и огнем и клещами жжен многажды, и перед государем, и перед патриархом, и перед боярами, и отцу своему духовному в исповеди сказывал прежние-же речи: как ты Ивашку Орлу говорил, чтобы благочестивого царя убил. И великий государь указал и бояре приговорили: за такие твои страшные вины и воровство тебя бить кнутом и огнем и клещами жечь и смертью казнить, и великий государь тебя жалует, вместо смерти велел тебе дать живот, и указал тебя в ссылку сослать на Рязань, в Ряжский город, и быть тебе за приставом до смерти живота твоего.
