— Что? — Адам ощутил, как у него челюсть ползет вниз.
— Ботинки. Юбка. Кинотеатр. Он здесь, за углом. Я бы сам сбегал, но у меня уроки. А вы ничем не заняты.
— Я выдам снаряжение, — невозмутимо отозвалась Катя. — Вечно Аська все теряет.
— Как можно потерять юбку? — изумился Адам.
— Ева! — вдруг завопил Димдим. — Не рисуй в учебниках. Нельзя! Фу!
Трубный рев был ему ответом.
Катя сунула Адаму в руки пакет.
— Бегите, — посоветовала она. — Если ваша дочь начинает реветь, это надолго. В кого она такая показушница?
— В бабушку, — ответил Адам и пошел в женский туалет.
33
Кинотеатр был стареньким и считался историческим достоянием города. Адам проводил здесь пару ивентов, поэтому хорошо ориентировался. Он спустился по мраморной лестнице вниз, где среди колонн и зеркал терялись двери в туалеты. Он любил этот имперский шик и большие пространства, и торжественность во всем, даже в подсобных помещениях.
По счастью, в обоих залах кинотеатра шли сеансы, и в женском туалете никого не было.
Никого, кроме Аси, которая сидела на мраморной столешнице возле раковины и играла в шарики на телефоне.
На ней был красный свитер, зеленые колготки и толстые шерстяные носки.
— Адам? — удивилась она. — Димдим тебя ко мне отправил? Вот балбес.
— Мальчику его возраста совершенно незачем шастать по женским туалетам!
— Как знать, — заметила она философски, — какой опыт может пригодиться в будущем.
Адам протянул ей пакет.
— Что вообще приключилось?
— Фу, Катька положила мою самую нелюбимую юбку. Это она назло…
— Ася! — повысил он голос.
Она вынырнула из пакета, безмятежная и довольная.
— Это очень смешная история, Адам, — Ася встала, встряхнула юбку и ступила в нее ногами. Глядя на то, как она натягивает ее вверх, он вспомнил про последнюю, пятую татуировку, которую еще не видел, и его мысли совершенно перепутались. — Ваша бывшая девушка, Вика, пролила на меня томатный сок. Разумеется, чисто случайно. Она забрала мою юбку и ботинки, чтобы почистить их, а я ждала ее в кабинке. Но Вика просто ушла с моими вещами домой. Знаете, что самое прекрасное? Она бросила мне в кабинку шерстяные носки, чтобы я не замерзла. Это так мило с ее стороны!
И Ася рассмеялась.
Кажется, она была очарована произошедшим с ней казусом.
— И почему Вика с вами так поступила? Что вы ей сделали?
— Это не я. Это ваша дочь ей что-то сказала днем.
— Что сказала?
Ася быстро посмотрела на него, поставила перед собой ботинки, оперлась на стенку и принялась стягивать носок с левой ноги.
— Да глупости всякие. Вы же знаете этих детей. Болтают, не думая.
Адам подхватил ее за талию и усадил обратно на столешницу. Отвел волосы от лица. Сейчас, стоя меж ее коленей так близко, ему было сложно сосредоточиться на диалоге, но не сказать, что он не пытался.
— Что сказала Ева?
Она прыснула, обдав его теплым дыханием.
— Что у нас с тобой тинки-винки, — и, расхохотавшись, уронила голову на его плечо. Подрагивающая от смеха, смущенная, уютная Ася. Адам поднял ее лицо за подбородок, вслепую ища губы, нашел, обрушился с поцелуем, растворяя в нем все свои страхи, сомнения, злость и попытки к бегству.
Ася была как сила гравитации.
Неумолима.
Он не мог сопротивляться этому притяжению.
Проникая в ее рот языком, лаская губы, теряя голову, Адам ощущал себя пульсирующим факелом. Болело все тело, и в то же время все его нервы подрагивали от пронзительного ощущения волнения и счастья. И только когда его губы натолкнулись на грубую вязку ее свитера, и Ася охнула, потому что он рванул ворот в сторону и сделал ей больно, Адам опомнился. Общественные туалеты были не совсем подходящим местом для подобных порывов.
— Как ты смеешь так бесстыдно надевать передо мной юбку? — сердито спросил он, приседая на корточки, чтобы натянуть на нее ботинок.
— Я же в колготках! И мы были на пруду, там я вообще разгуливала в купальнике. И вообще, что такого-то!
— Думаешь, я совсем бесчувственный?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она пригладила его волосы.
— Прости.
Ну вот Ася-то в чем виновата? В том, что у него подростковый стояк отсюда и до крыши?
— Готово, — Адам встал и протянул руку, чтобы помочь ей встать. — Погуляем немного, прежде, чем забрать Еву?
— Кстати, где ты ее оставил?
— Она помогает Димдиму учить уроки.
— Бесценная помощь, — усмехнулась Ася. Она неловко пригладила волосы, поправила одежду. Адам с сожалением увидел красную полоску от воротника на ее шее.
Дикарь какой-то.
Забрав ее пальто из гардероба, они вышли на улицу.
— Адам, — Ася вдруг остановилась, — мы с Евой сегодня переночуем у Кати, а ты иди домой.
— Нет.
— Что значит — нет?
— Нет.
Она и так была на взводе, и сейчас достаточно было спички, чтобы спалить весь город.
— Ты заметил, что в последнее время все время споришь со мной? — от раздражения у нее путались буквы в словах, и это было бы забавно, если бы не было так пугающе. — Что это? Татарский домострой?
— Вот давай без разжигания межнациональной розни! И вообще, я абхаз.
— Не заговаривай мне зубы. Сейчас опять начнешь прикрываться своим несчастным детством. С какой такой стати я не могу переночевать у собственной сестры?
— С такой, что мы обещали не прятаться друг от друга.
— Лично я ничего подобного не обещала.
— Ася, хватит валять дурака, — взмолился Адам. — Давай заберем Еву и пойдем домой.
— Не хочу! Мне надо отдохнуть от тебя! — и она скрестила руки на груди, всем своим видом излучая холодность и равнодушие.
Адам почти развернулся и ушел — черт с ней.
Но все-таки остался.
Две истерички в одном семействе — это явный перебор.
— Послушай, — он попытался было взять ее за руку, но она отпрыгнула от него, как ужаленная. — Ладно, — согласился Адам. — Слушай оттуда. Можешь вообще убежать на другой конец улицы, мне не сложно будет и покричать.
— Теперь ты на меня еще и кричать начнешь?
Адам сердито пнул скамейку, ударился, скривился.
Он ненавидел всякого рода разборки.
Он никогда в таком не участвовал.
Он не хотел сейчас находиться внутри этой нелепой ссоры.
Все скандалы, которые его мать закатывала отцу, были еще слишком свежи в памяти.
Но чертова Ася была права — нельзя то и дело глядеть в собственное детство.
— Послушай, — он выдохнул, успокаиваясь. — Нам обоим время от времени будет неловко. Или страшно. Или мы будем слишком сильно нервничать. Или нам захочется убежать. Ты даже не представляешь, как сильно мне сейчас хочется уйти. Но мы не будем так делать.
— Это нарушение личных границ и насилие над личностью, — отозвалась Ася недружелюбно.
— Мы с тобой почти не разлучаемся уже три месяца. Не поздновато думать о границах?
— Прилипала, — произнесла Ася, но гнев уже покидал уголки ее губ. — Сильно ударился? Зачем пинать скамейки, если ты такой неженка?
— Больно, — Адам потер щиколотку, прыгая на одной ноге. — Мне нет никакого дела до твоих границ, можешь хоть забор вокруг себя построить. Но сегодня ты собиралась всю ночь таращиться в потолок и раздумывать о том, как бы напугать меня еще сильнее. Хочу сказать, что можешь не переживать по этому поводу. Я напуган до смерти.
— Так-то не похоже, — пробормотала Ася, — Серьезно больно? Давай зайдем в аптеку и купим тебе мазь. Тебе надо приложить лед.
Она пошла вперед, но вскоре повернулась к Адаму, продолжив движение задом-наперед и декларируя:
— Полюбил богатый — бедную, полюбил ученый — глупую, полюбил румяный — бледную, полюбил хороший — вредную: золотой — полушку медную. — Где, купец, твое роскошество? «Во дырявом во лукошечке!» — Где, гордец, твои учености? «Под подушкой у девчоночки!» — Где, красавец, щеки алые? «За ночь черную — растаяли». — Крест серебряный с цепочкою? «У девчонки под сапожками!» Не люби, богатый, — бедную, не люби, ученый, — глупую, не люби, румяный, — бледную, не люби, хороший, — вредную. Золотой — полушку медную!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
