Она зашипела. Пчелиный рой внутри нее разворачивал свои боевые жала.
— Что это за разговоры такие! Для кого я целый вечер распиналась и цитировала классику? Что значит — нравлюсь? Я что, новая сковородка?
— Почему сковородка? — озадачился Адам.
Это форма гнева была ему знакома, и он знал, что в итоге все закончится пылесосом или шваброй, а не собранным чемоданом. Поняв, что избежал самого страшного, Адам немного успокоился.
Все обойдется.
Ему не оторвут, как богомолу, голову за поцелуи.
— Какая еще сковородка, — совсем рассердилась она и принялась наступать на него. — Не морочь мне голову! Сколько раз нужно говорить, что я не собираюсь ни с кем встречаться. Тем более с таким как ты!
— С каким? — Адам уже почти решил спасаться бегством, но остался на месте. Ему было интересно, что она сделает, когда закончит свое наступление.
— Молодой! Красивый! Богатый! Добрый! Ужас!
— Ладно, — Адам решил не оспаривать столь очевидные недостатки. Асин указательный палец пребольно уткнулся ему в грудь. — Рано или поздно я стану старым. И постараюсь обеднеть, если это так важно.
— Я не целуюсь с детьми! — рявкнула Ася, и Адам осторожно перехватил ее палец, пока он не проткнул в нем дырку. Легко поцеловал маленькую подушечку. — Ты… — она выдохлась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, — Я действительно нравлюсь тебе? В самом деле? По настоящему?
Адам сглотнул. Любой ответ на этот вопрос расстроил бы ее, и он решил выбрать правду.
— Да. Очень.
— Забудь об этом, — зажужжал пчелиный рой. — Никакого нравличанья. Даже слова такого нет!
— Ася, пожалуйста…
Он и сам не знал, о чем ее просил. Дать ему шанс? Стать другим человеком? Обнулить весь жизненный опыт? Что он хотел, чтобы она сейчас сделала?
Он так давно привык никого ни о чем не просить, что и сам испугался силы своего отчаянья. Если бы Адам знал, что это поможет, он мог бы умолять Асю, как семилетний мальчишка в супермаркете уговаривает маму купить игрушку.
Сам он так никогда не делал, конечно. Адам даже родителей старался не беспокоить, но сейчас ему было очень надо.
Ася вырвала у него свой палец и приготовилась к новому нравоучению, но увидела выражение его лица и замолчала.
— У вас сейчас глаза, как у адской гончей, — произнесла она с опаской. — Они пылают красным огнем. Вы что, действительно робот? Провода перемкнуло?
— Ты знаешь, на ком меня перемкнуло.
— Ну с этим надо что-то делать, — деловито проговорила Ася, и пчелиный рой с недовольным ворчанием улегся на покой.
— Очень надо, — мольба все-таки выплеснулась из него, не в состоянии удержаться внутри. Ася была как ртуть, ежесекундно меняя форму и не теряя своей сути. Адам мог бы любоваться сменой выражений ее лица несколько столетий.
— Мы можем… — она взметнула на него выцветшие за лето ресницы, и лукавые огоньки в ее взгляде рассыпались мурашками по коже Адама, — иногда целоваться. И обниматься. Пока вас не разомкнет обратно.
Или пока не разнесет на молекулы от самоконтроля и целибата.
Однако, по меркам Аси это предложение было более чем щедрым. И ему было даже плевать, если оно было вызвано всего лишь жалостью или чем-то таким. Рано или поздно или Адам переубедит Асю, или Ася просто доконает Адама. Сейчас казалось, что между хэппи-эндом и драмой нет большой разницы.
Ася положила ладонь на его щеку, заглядывая в лицо.
— Я не буду прятаться, — пообещала она. — Я буду играть в друзей, которые… немного больше, чем друзья. Я смогу притвориться, что это совсем не страшно.
Слова медленно достигали сознания Адама, потому что его взгляд был прикован к губам, которые покраснели и чуть-чуть припухли.
— Прости, я побреюсь, — сказал Адам с сожалением и легонько подул на них.
Она зажмурилась, как будто ей в лицо ударил штормовой ветер. Потом приоткрыла один глаз.
— Не надо, — пролепетала она, — мне нравится, что твои губы нежные, а щетина покалывает. Это приятно.
И отошла на несколько шагов, словно опасаясь, что он набросится на нее снова.
Он мог бы, пожалуй. От таких слов любой бы потерял рассудок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но Адам остался неподвижным.
В конце концов, он только что уцелел во время землетрясения. Ему нужна была передышка перед новым сражением.
— Признайся честно, ты подкупил свою дочь? — спросила Ася подозрительно. — Подговорил ее оставить нас одних?
— Ева гениальный ребенок, — очень спокойно ответила Адам.
Она недоверчиво покачала головой.
— Пойду проверю этого гениального ребенка, — сказала она. — Не ходи за мной. Мне надо…
— Не придумывай, — Адам ухватил ее за руку и потащил к кровати. — Я могу себя контролировать лучше всех в мире.
— Все-таки, молодость — такой ужасный возраст, — жаловалась она, следуя за ним. — Ты просто творишь всякую фигню и не думаешь о последствиях. Делаешь, что тебе в голову взбрело. Никакой ответственности.
— Я очень ответственный, — заверил ее Адам, укладывая ее в постель.
— Как можно было взять и на ровном месте так усложнить нам жизнь! Эмоции — это самое страшное орудие человечества.
— Конечно, — он стянул с нее носки и накрыл одеялом. Ася сразу повернулась к его стороне кровати.
— Ты выглядишь неприлично самодовольным, — осудила она. — Скромнее же надо быть.
Адам лег рядом, оставив довольно приличную проплешину между ними.
— Пообещай мне, — попросил он серьезно, — что мы никогда не поругаемся всерьез. В любом случае. Даже если ты разобьешь мне сердце.
— Нельзя разбить то, чего нет. Это подростковая блажь. Она пройдет через неделю. Тебе перехлестнули эмоции из-за того, что ты переиграл в семью. Но ты просто не знаешь… что если я разгонюсь, то остановлюсь, лишь врезавшись в стену. Поэтому не искушай меня. Завтра даже можешь сделать вид, что ничего не случилось. Пока…
Адам не дал ей договорить.
— Просто спи, — попросил он, — от твоих предостережений у меня то и дело умирает парочка нейронов. Я думаю, что состарюсь раньше тебя.
Она хмыкнула и послушно закрыла глаза.
— Ах да. Завтра я иду в кино с твоей бывшей, — вспомнила она. — Буду заверять ее, что тебе и дела нет до других женщин. Ооо, какое попадалаво!
И она запустила в него подушкой. Адам отдал ей свою.
В кино? Ася с Викой? Что за нелепость.
32
Уткнувшись носом в кудряшки Евы, Ася втянула в себя ее запах и улыбнулась. В той сонной темноте, в которой она еще пребывала, утро было теплым и пахло любовью.
Но было что-то еще.
Тревога.
Адам.
Поцелуи.
Он сказал, что она нравится ему.
Сердце тяжело ударило в набат, и гул прокатился по всему телу.
Все это закончится катастрофой.
Титаник уже покинул порт.
Аннушка разлила масло.
Ася снова влюбилась.
Это Адаму она могла говорить, что угодно, но сама с ощущением неминуемой катастрофы узнавала все признаки.
Что она вообще ему вчера наговорила?
Как смогла заснуть после такого?
У нее не было против Адама ни единого шанса.
Против этих длинных ресниц, бросающих тень на смуглую кожу, этих черных глаз, чувственных губ, а самое главное — бесконечного терпения и доброты.
Только в юности обожаешь плохих парней. С возрастом начинаешь тянуться к чему-то теплому и безопасному.
Расслабилась.
Прохлопала тот момент, когда декоративный плюшевый котик выпустил вполне настоящие когти.
Она не будет сейчас думать о складках на своей талии и слишком полных бедрах, или морщинах. Адам все это уже видел во многих ракурсах. И все равно его накрыла эта странная блажь.
В конечном итоге человек ничего не может сделать со своим возрастом, но если он еще ничего и не хочет делать и с собственным весом тоже, а его все равно целуют, то дело здесь вовсе не во внешности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но вот о чем следовало действительно задуматься — о собственных закидонах.
Ни к чему обрушивать на бедного мальчика потоки своей неуравновешенности.
