— Чего вы пялитесь? — вскрикивает Арчи, а мне становится смешно. Неужели ему действительно не нравится, что мужчины рассматривают меня? Это ревность или мне только кажется? — Работы у каждого по горло, а они девушек глазами раздевают!
А он строгий начальник, однако.
— Арч, ну так красивой девушкой грех не любоваться, — произносит мужчина с тёмно-каштановой бородой и кривоватой усмешкой на губах.
— Заткнись, а? — Арчи сводит светлые брови на переносице, но улыбается и крепче сжимает мою ладонь, словно боится отпустить.— Полюбовался и дальше работай, время не ждёт.
Я пытаюсь разглядеть, чем именно занят мужчина, но я так мало знаю об устройстве мотоциклов, что всё равно ничего не понимаю, как ни стараюсь. Но даже моих слабых познаний хватает, чтобы понять — это довольно тяжёлая работа.
— Кристина, привет.— Знакомый голос раздаётся за спиной. Оборачиваюсь на звук и утыкаюсь взглядом в грудь Филина. Поднимаю вверх глаза и замечаю лукавую улыбку.— Очень рад тебя видеть.
Всё-таки он мне нравится. Не только потому, что помог когда-то хоть немного наладить мою жизнь. Нет, просто он кажется открытым и честным, а такие люди подкупают с первого взгляда.
Фил вытирает, перепачканные краской, руки о большую серую тряпку и протягивает мне ладонь. Пожимаю её, тёплую и жёсткую, и улыбаюсь в ответ.
— Правда, рад? — задаю никому не нужный вопрос. — И я.
— Правда-правда, очень рад, — произносит тоном, не терпящим возражения. — В эти унылые стены давно сто?ило добавить красоты.
Снова меня назвали красивой. Ладно, даже если льстят, всё равно приятно.
— Только ты появилась, ребята вон с устроенной силой за работу принялись. — Филин берёт с полки растворитель и снова улыбается.
Его комбинезон разукрашен разноцветными разводами, что наводит на мысль, что он рисует. Хм, я-то думала, что здесь только болты крутят.
— Точно, — подтверждает Арчи. — А то сроки горят, а они вразвалочку. Зато теперь план не то, что выполнят — перевыполнят.
— И всё благодаря тебе, Кристина, — Филин одаривает меня ослепительной улыбкой и, зажав подмышкой бутылку с растворителем, уходит.
Смотрю по сторонам и понимаю, что всё, что на первый взгляд кажется хаосом и разрухой на самом деле чётко организованный порядок.
Неожиданно Арчи оказывается за моей спиной и наклоняется ниже.
— Пошли кое-что покажу, — шепчет, и его дыхание шевелит тонкие волоски за ухом. — Обещаю, что будет интересно.
Меня интригует это приглашения, и я иду за ним — покорная, молчаливая. Мы проходим между рядами полок, где хранятся инструменты, назначения которых я не знаю, минуем мотоциклы разной степени разборки и новизны. Здесь, наверное, не меньше двадцати аппаратов, но сосчитать не успеваю, потому что Арчи тащит меня всё дальше и дальше.
— Куда ты меня ведёшь? — не выдерживаю, но Арчи лишь отрицательно машет головой. — Постой, я же на каблуках! Сейчас шею себе сверну, сам будешь виноват.
Он оборачивается и окидывает меня взглядом, в котором притаилась улыбка.
В итоге путешествие наше заканчивается в самом дальнем углу мастерской. Там, накрытый плотной тканью серебристого цвета стоит, по всей видимости, мотоцикл. Наверное, именно его Арчи и хотел мне показать. Но что в нём такого интересного? Любопытно.
— Я понимаю, что ты не специалист... — начинает Арчи, отпуская мою руку, и подходит к мотоциклу, но ткань срывать не торопится. — Пусть так, но мне хочется тебе его показать.
— Я постараюсь понять. Я вообще-то сообразительная, да, ко всему прочему, меня дед воспитывал, поэтому в мужских игрушках кое-что понимаю.
Мне непривычно видеть Арчи таким — немного робким, смущающимся. Он вцепился в край серебристой ткани до белизны костяшек, а мне отчаянно хочется подойти к нему и просто, положив голову на плечо, успокоить.
— Подожди, не перебивай. — Арчи сильнее сжимает край чехла в кулаке, а я невольно любуюсь, как напрягаются мышцы под кожей мощных предплечий. А он продолжает: — Знаешь, моей главной страстью всегда были мотоциклы. С десяти лет, когда нам с Филином впервые разрешили прокатиться самим, брежу ими. Я научился ремонтировать их, перебирать моторы. Лепить из дерьма конфетку тоже умею. Это моя страсть, моя жизнь, а бензин заменяет мне кровь. Наверное, когда я наконец сдохну, и в морге распотрошат мой труп, вместо внутренних органов у меня найдут болты, гайки, двигатель и бензобак.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не говори о смерти, пожалуйста.
— Я никогда её не боялся, — говорит, и какая-то тень омрачает его лицо.
Хочу сказать, что знаю о его потере и мне близка его боль, но молчу, потому что Арчи сейчас важно выговориться.
— Но не об этом речь. Мне просто важно, чтобы ты поняла, какое значение имеет для меня всё это. За свою жизнь я отремонтировал и перебрал столько мотоциклов, что и не сосчитать, но никогда мне не попадался, настолько прекрасный экземпляр.
— Здо?рово.
— Это больше, чем здо?рово, — говорит Арчи, подходит ко мне и становится настолько близко, что воздух мигом исчезает из моих лёгких, горло сжимает спазм, а кровь начинает стучать в висках. — Я не только хотел продемонстрировать тебе этот мотоцикл, который может показаться тебе ржавой кучей металлолома.
— А чего ты ещё хотел? — слова вырываются на свободу, точно сквозь толщу воды. Или это у меня просто уши заложило?
— Я хотел сказать, что после того, как ты появилась в моей жизни, что-то изменилось. Вокруг, но самое главное — внутри меня. С каждым днём камень, который давил на грудь становится всё легче и легче.
— Ох...
— Вот тебе и «ох», — хмыкает, а я стою, боясь посмотреть ему в глаза и уткнувшись взглядом в широкую грудь, обтянутую тёмно-серой майкой. — Крис, ты нужна мне, понимаешь? Можешь не верить, сомневаться, смеяться — я не смогу тебе запретить. Но, пожалуйста, если ты ко мне хоть что-то чувствуешь, то останься. Просто рядом. Ты нужна мне.
От этих слов голова готова взорваться, а в груди с каждым вдохом разрастается огненный шар, который грозит спалить меня полностью, не оставив даже пепла.
— Ты уверен, что тебе не кажется? Уверен, что нам сто?ит что-то начинать? Мы такие разные...
— Крис, разные не значит неподходящие.
В голосе ни капли сомнения, и я невольно заражаюсь его уверенностью, с каждым мгновением чувствуя себя сильнее.
— Я ничего не требую, хотя у меня и кружится голова и в глазах темнеет, когда вижу тебя. Ты красивая, чертовски красивая, но не об этом речь. Ты мне нравишься так, как не нравился никто уже долгие годы.
— Взаимно, — говорю чуть слышно, потому что горло пережимает что-то, мешающее дышать.
— Я понимаю, что у нас у обоих есть прошлое. — Арчи наклоняется ко мне и касается губами волос в почти невесомом поцелуе. — И мы до сих пор не нашли время друг другу о нём рассказать. Не знаю как ты, а я не уверен, что найду слова, чтобы обо всём поведать, но когда-нибудь я обязательно смогу.
Молчу, потому что он в эту самую минуту выражает словами ровно то, о чём я не смела говорить.
— И у тебя я знаю, чувствую, есть в прошлом нечто такое, о чём больно и неприятно вспоминать, но могу одно тебе обещать: пока ты рядом, никакого другого настоящего у меня не будет. Ты понимаешь, о чём я?
О да, я понимаю, но вместо ответа просто киваю, потому что боюсь разрыдаться, как малолетняя дурочка.
— Только мне нужно знать: веришь ли ты мне?
— Да, — выдавливаю из себя, но мой голос больше похож на писк пьяного комара.
— Это уже прогресс, — усмехается и снова целует меня в макушку, на этот раз более ощутимо. — А если я поцелую тебя, не будешь снова читать мне морали и говорить о том, что ты нужна мне на одну ночь?
— Постараюсь сдержаться, но ничего обещать не могу. Я зануда, с этим уже ничего не поделаешь.
Арчи издаёт сдавленный смешок и, заключив моё подбородок в плен своих пальцев, приподнимает его немного, и наши глаза встречаются. В его изумрудной зелени плавает какая-то тоска, смешанная с болью. Он несколько бесконечных мгновений, когда моё сердце пропустило пару ударов и вообще чуть не остановилось, рассматривает меня, будто хочет впитать мой образ, запомнить. Чувствую, что снова краснею — кожа покалывает и печёт. Ленивая улыбка трогает его губы, и он становится похож на сытого кота, поймавшего мышку.
