Бастионы и батареи, в особенности левого фланга, были засыпаны бомбами и ядрами. Огромная убыль в людях заставила прекратить все работы, оставить только самые необходимые резервы и небольшие команды рабочих для расчистки амбразур, починки платформ и исправления насыпей на пороховых погребах.
Весь день канонада не прекращалась: она то несколько уменьшалась, то закипала с новой яростью. Около 10 часов утра у нас было израсходовано значительное число зарядов и потому ввиду недостатка пороха приказано было ослабить огонь и стрелять как можно реже. Воспользовавшись этим, неприятель сыпал свои снаряды все чаще и чаще и около 2 часов пополудни начал бомбардирование Городской стороны, направляя огонь преимущественно на 4-й, 5-й и 6-й бастионы.
К вечеру следы бомбардирования были слишком заметны как на нашей оборонительной линии, так и в неприятельских батареях. Наиболее других пострадали Малахов курган, 2-й и 3-й бастионы, почти половина амбразур были завалены, многие орудия подбиты, блиндажи разрушены, пороховые погреба взорваны. Осадные батареи неприятеля потерпели не меньший, если не больший, вред от сосредоточенных наших выстрелов, многие из батарей осаждающего принуждены были прекратить стрельбу и отказаться от состязания…
В течение дня на перевязочные пункты было доставлено 1600 человек раненых, не считая убитых. Последних складывали прямо на баркасы и отвозили на Северную сторону города. В этот день мы лишились многих славных защитников, и в числе их капитана 1 ранга Юрковского.
Когда Юрковский был ранен, то один из офицеров прискакал к Нахимову, находившемуся с князем Васильчиковым, генералом Тотлебеном и полковником Меньковым на городском телеграфе. Доложив адмиралу, что храброму капитану Юрковскому оторвало ногу, он просил доктора.
– Доктора! – проговорил Нахимов. – Просят доктора, слышите ли вы? Доктора-с! А у меня переплетчик убит.
Взял Нахимов костыль и побрел искать доктора. Немногое сказал он, но многое сказалось в его словах. Переплетчик жил с семьей в сводчатом нижнем строении – и бомба порешила его. Если под такими сводами небезопасен человек, то где же искать доктора для каждого из стоявших на бастионах и батареях, где число раненых доходило до огромных размеров.
Капитан 1 ранга Юрковский не перенес полученной раны и скончался, к общему сожалению товарищей и сослуживцев. Будучи назначен после смерти контр-адмирала Истомина начальником 4-го отделения оборонительной линии, он в течение девяти месяцев не сходил с Малахова кургана. Несмотря на свои преклонные лета и слабое здоровье, Юрковский с неутомимой деятельностью занимался вверенным его попечению Малаховым курганом, жил в остатках башни, представлявшей груду развалин, и, несмотря ни на просьбы, ни на приказания, не хотел оставить своего жилища.
– Сделайте мне дружбу, – говорил Юрковский одному из своих знакомых, – напишите статью в опровержение хвастовства французов. Публиковали они в газетах, что Малахова башня разбита до основания. Вздор! Доказательство, что я, начальник отделения, живу там доселе…
Кто знал Юрковского, тот не мог надивиться его простой, но возвышенной натуре, а кто видел его в сражении, тот невольно проникался уважением к его непоколебимой твердости, редкой отваге и распорядительности. То же самое можно сказать о многих павших товарищах Юрковского, да о всех начальниках отделений и командирах батарей. Никакое перо не в состоянии обрисовать подвига батарейного командира и прислуги при орудиях в самый разгар бомбардирования. Всякое описание окажется ничтожным в сравнении с действительностью.
«Надобно видеть этого громовержца, стоящего бестрепетно в ураган смерти и обдуманно поражающего врагов, тогда как десятки его товарищей и подчиненных падают вокруг него под губительной косой, обливая его своей кровью, немедленно заменяемые другими, готовыми испытать ту же участь! Да, надо видеть этих героев, чтобы научиться благоговеть пред ними!» Ни один солдат не останавливался перед опасностью, когда дело шло о спасении товарища или начальника. Вот рядовой Охотского полка Трофим Белоусов ружейным прикладом толкает с горы бомбу, упавшую у дверей порохового погреба и готовую разорваться, он спасает погреб от взрыва и 3-й бастион от значительных повреждений. Вот два рядовых Полтавского полка, Григорий Ткаченко и Семен Копальский, закрывающие собой начальника 8-й пехотной дивизии генерал-адъютанта князя Урусова. Рядовые эти были постоянными вестовыми генерала и следовали за ним повсюду. В самый разгар бомбардирования князь Урусов, проходя по одной из частей левой оборонительной линии, увидав упавшую в нескольких шагах бомбу, закричал: «Ложись!»
В это время Ткаченко и Копальский бросились к генералу и прикрыли его собой от осколков. Бомбу разорвало, и одного из молодцов сильно ушибло осколком камня.
Таких героев было много; называть их по именам значило бы переименовывать всех участников славной обороны. По необходимости личные подвиги каждого остаются в неизвестности по обилию самих подвигов, и потому-то не знаешь, кто больше герой!..
Раненые только и думали о том, как бы поскорее вернуться на свои места. Когда их спрашивали, чего желают они, все единогласно отвечали: «Батюшка царь не оставит нас, а мы желаем, если Господь поможет выздороветь, то поскорее явиться к товарищам на бастионы, отплатить врагам».
С наступлением сумерек неприятель ослабил свой огонь, зато усилил стрельбу из мортир.
Около одиннадцати часов ночи десять неприятельских паровых судов, подойдя ко входу на рейд, открыли огонь по береговым батареям Южной стороны и вдоль бухты. Наши прибрежные батареи отвечали им с увлечением, и перестрелка продолжалась до трех часов ночи по всей оборонительной линии. Бомбы, одна за другой, так и валились на Малхов курган и 2-й бастион, ракеты с зажигательным составом бороздили воздух и достигали Северной стороны. В некоторых местностях города они произвели пожары – их никто не тушил, потому что люди были нужны на другое, более важное дело, но огонь как-то не распространялся на соседние постройки и умирал сам собой.
Защитники с наступлением ночи прекратили огонь и, не обращая внимания на выстрелы неприятеля, исправляли повреждения в укреплениях с таким успехом, что около 2 часов ночи почти все работы были окончены, только на Малаховом кургане команды саперов и Севского полка продолжали работать до четырех часов утра. Они производили присыпку к валу для помещения на ней четырех полевых орудий, долженствовавших действовать картечью в случае штурма.
Прекращение огня наших батарей поселило в неприятеле уверенность, что происходившая накануне канонада произвела обвалы в наших насыпях и сделала их удободоступными. Полагая, что укрепления разрушены и рвы завалены, союзники решились на штурм Корабельной стороны.
Для атаки назначалось пять французских дивизий числом около 30 000 человек и пять английских от 15 000 до 20 000 человек. Французы должны были атаковать Малахов курган, 1-й и 2-й бастионы, а англичане приняли на себя штурм 3-го бастиона.
Около 2 часов ночи залегший в секрете Брянского полка подпоручик Хрущев донес, что в лежащем перед 1-м бастионом килен-балочном овраге, или Килен-балке, видны значительные неприятельские силы. По получении этого известия на бастионе ударили тревогу, принятую по всей левой половине оборонительной линии.
С первыми звуками тревоги все пришло в движение, все спешило на назначенные места.
В это время начальник войск на Корабельной слободе генерал-лейтенант Хрулев находился также на 1-м бастионе. Он ночевал в оборонительной казарме, в помещении начальника 5-го отделения капитана 1 ранга Перелешина 2-го. Услышав тревогу, Хрулев бросился на Малахов курган как на самый важный пункт обороны. Через несколько минут в окно влетела бомба и упала на ту самую железную кровать, на которой спал генерал. Казалось, сама судьба хранила его для будущих подвигов.
Был третий час ночи, когда неприятельские батареи вдруг смолкли… В Севастополе воцарилась на несколько мгновений совершенная тишина, прерванная частым ружейным и картечным огнем с 1-го и 2-го бастионов. В одно мгновение на Малаховом кургане загорелся – предвестник начавшегося штурма – белый огонь фальшфейера, «будто лампада схимника, молящегося о спасении души».
Из-за левого берега Килен-балки показалась густая цепь неприятельских стрелков, поддерживаемая сильными резервами, и вслед за тем французы бросились на штурм 1-го и 2-го бастионов с их промежуточными батареями. Штурмующие были встречены батальонным и картечным огнем. Пароходы «Владимир», «Херсонес», «Громоносец», «Крым», «Бесарабия» и «Одесса» открыли огонь по Килен-балке, поражая неприятельские резервы и самих атакующих. Перекрестный огонь с фронта и фланга значительно расстроил французов. Не дойдя до 2-го бастиона, они остановились, смешались и, рассыпавшись за камнями и холмами, открыли частый ружейный огонь по амбразурам и по прислуге, действовавшей при орудиях.
