Я приподнял Шаха с пола, дотащил до невысокой софы, стоявшей у одной из полок, и уложил на неё, подоткнув вокруг парчовыми подушками, чтобы не свалился.
– Он проспит около суток, – вдруг раздался из глубины лавки вкрадчивый голос. – Это довольно сильный наркотик.
Я обернулся. В тёмной арке стоял сухой крепкий старик в аспидно-чёрном халате из знаменитого магрибского шёлка. Остроносые туфли, чалма, массивный перстень с чёрным бриллиантом… ощущение того, что я попал в настоящую арабскую сказку, только усилилось… Наверное, те наркотические стихи всё же на меня как-то подействовали, зря я так упивался собственной неуязвимостью. Я изо всех сил впился ногтями в руку, едва не взвыв от боли, но наваждение не исчезло.
Повелитель шайтанов и ифритов шагнул в комнату, и шитые золотом парчовые портьеры, тяжело колыхнувшись, сомкнулись за его спиной.
– Ты не араб… – он вперился в меня цепким взглядом.
Я кивнул.
– И ты читал наши стихи?..
– Читал…
Старик молчал.
– Вы понимаете, так получилось, что они на меня больше не действуют. Я сам не знаю, как это произошло. Возможно, из-за той старой песни пустынников-туарегов… Я думал, что это просто песня, а она, судя по всему, оказалась каким-то древним заклинанием…
– На всё воля Аллаха. Если Аллах так решил, значит, так нужно.
– То есть я это заслужил?
Старик усмехнулся.
– Гордыня, юноша, гордыня… Избавляйся от неё, – он покачал головой.
– Нет, ты этого не заслужил. Ты этого хотел.
– Вы хотите сказать, что Аллах дает людям то, что они хотят?
– Да. Ты удивлён?
Я с сомнением пожал плечами.
– Не знаю.
– Ты просто никогда не обращал на это внимания. Это происходит со всеми.
– И с вами тоже?
Старик оставил мой вопрос без ответа. Несколько минут он в полном молчании разбирал груды книг на столах, расставляя их по полкам в странном, одному ему известном порядке. Наконец, покончив с этим занятием, он повернулся ко мне.
– Пойдём, светлоокий юноша, я напою тебя чаем. Всё равно спешить тебе некуда. Твой друг будет сражаться с драконами ещё до утра.
– Спасибо… – я улыбнулся. – Я с удовольствием выпью с вами чаю.
Аллах и вправду даёт людям то, что они хотят.
Старик развернулся и махнул мне рукой следовать за ним. За парчовой портьерой начинался длинный тёмный коридор, в котором веяло непривычной прохладой. Наверное, этот коридор ведёт в подземелья, где старый маг хранит свои несметные сокровища, усмехнулся я. Но он вывел нас в небольшой внутренний дворик, окружённый арочной галереей, с раскрытой розой фонтана по центру. Я сделал несколько шагов, огляделся и замер, ослеплённый и очарованный… По стенам, колоннам, по полу, по небесной мозаичной сини вились нежно-хризолитовые плети вьюнка. Изгибаясь, закручиваясь в невероятные спирали, они вдруг расцветали веерообразными пальметтами и листьями ислими, подчиняясь завораживающему божественному ритму… От изящно-витиеватых линий невозможно было оторвать взгляда, явленные формы орнамента словно приоткрывали передо мной завесу неких глубинных смыслов, уводящих в мир бесконечных ассоциаций, символизирующих красоту божественного творения… Бесконечная во времени и пространстве вязь орнамента возносила в райский сад, созданный самим Всевышним…
Я прошёлся вдоль стен, любуясь работой неизвестного мастера… «когда к орнаменту обратил он кисть свою, создал он рай второй раз»…[28] Она была прекрасна, прекрасна до последнего кусочка мозаики, до едва заметного раздвоенного листочка ислими, скрывающегося среди спиралей уходящего в вечность побега вьюнка…
…уходящего в вечность побега вьюнка, вдоль которого играла, резвилась, вилась-обвивалась незаметная серая змейка-дракончик по имени Вьюн… моя душа… душа переводчика…
Я вздрогнул и обернулся. В журчавшем посреди двора фонтане мягко плеснулась красная рыбка. Я подошёл к его роскошной чаше, сверкавшей золотом, лазурью и зеленью мелкой майолики, встал на колени и опустил лицо в прозрачную воду. Боже, как хорошо…
Пол дворика был устелен пёстрыми коврами; я присел в прохладной тени и откинулся на пышные подушки. Это была сказка, настоящая арабская сказка из толстых, зачитанных до дыр книжек, из моих детских снов…
Старик принёс высокий серебряный чайник, две пиалы с тончайшей золотой арабеской на бело-зелёном фоне и старую медную лампу. Хотя он всё делал сам, почему-то я был уверен, что у него есть слуги… в таких же шёлковых шароварах и остроносых туфлях… просто прячутся где-то в дальних закоулках дома, боясь показаться на глаза незнакомцу.
Я не ошибся.
– Я беспокоюсь за своего друга, – обратился я к старику. – Он остался в лавке один… спящий. Может быть, лучше перенести его сюда или закрыть лавку?
Старик покачал головой.
– Юноша, моя книжная лавка – это мой мир. Она не закрывается никогда. Любой человек, который хочет купить книгу, может зайти в неё, когда захочет, днём или ночью. А за твоим другом присмотрят.
Он ловко подставил узкое горлышко чайника под искрящуюся струю фонтана, потом опустился на колени перед лампой и быстро потёр её рукавом халата. Я отшатнулся, когда из лампы появилось голубоватое пламя, и едва не рассмеялся вслух… что, Алекс, ты ожидал, что из медной колбы сейчас вылетит джин-слуга?..
Я осторожно взял из рук старика пиалу и поднёс к лицу. Все тот же привычный запах пустыни. Я сделал глоток… чай был словно пропитан песчаной пылью.
– Ваш чай тоже пахнет пылью. Почему так?
Хозяин лавки улыбнулся.
– Это не пыль, юноша. Это пыльца песчаной розы. Говорят, через неё Аллах даёт людям любовь к пустыне.
– Скажите, уважаемый Салем Аль-Азиф, а вам… вам Аллах дал то, что вы хотели?
Старик усмехнулся.
– Ты пришёл ко мне в лавку, и ты знаешь моё имя. Значит, ты пришёл ко мне не случайно. Но это не имеет значения. А на твой вопрос я отвечу так: да, Аллах даёт мне то, что я хочу. Смотри…
Он обвёл рукой дворик и дом, сверкнув россыпью драгоценных перстней, унизывавших его пальцы.
– Я всегда хотел дожить до двухсот лет. И я хотел жить в сказке…
– А сколько лет вам сейчас?
– Сто семьдесят два, – спокойно ответил он.
Я чуть не захлебнулся горячим чаем.
– Но вы выглядите не старше, чем на семьдесят два! – изумлённо воскликнул я.
– А если хотел бы, выглядел бы на двадцать шесть, – старик улыбнулся.
– А ты разве не получаешь то, что ты хочешь?
– Я?!!!.. Нет, Аль-Азиф, – я покачал головой. – Нет. Если бы бог или Аллах, как вы его называете, давал мне то, что я хочу, я бы сидел сейчас дома и нянчился со своим годовалым сынишкой.
– Ты в этом уверен? – выцветшие до аквамариновой прозрачности глаза старика смотрели на меня пристально и пытливо.
Что значит, уверен ли я в этом?! Он хочет сказать, что вся та помойка, которая есть у меня в голове и жизни – все мои сомнения и страхи, душевные страдания и вечное хождение по грани, вся моя собственноручно разрушенная несчастно-несчастливая любовь, дурацкие напряжённые отношения с отцом, наконец, эта безумная эскапада через границы в поисках некоего бога – это то, чего я хочу?! Вот уж нет! Нет! НЕТ!!!..
Хотя…
В голове отчётливо всплыли слова, вскользь сказанные Шах пару дней назад по дороге в Танжер, о том, что меня будто кто-то ведёт, подталкивает в нужном направлении и распахивает передо мной нужные двери… Может быть, старик действительно прав?!
– Люди тоже получили то, что хотели. С перенаселённостью на планете покончено, с голодом давным-давно тоже, все сыты, у всех есть крыша над головой. Нет войн и эпидемий. А взять пресловутую чистоту наций и национальную самобытность, о потере которых столько кричали во времена глобализации? О, теперь об этом можно больше не беспокоиться! Сбылась великая мечта: Россия – только для русских, Европа – для европейцев, Поднебесная – для китайцев, Латиноамериканские территории – для свистящих… Мы стали настолько разными, что скоро станем несовместимы на генетическом уровне. А мы, арабы, всегда хотели быть властителями мира. И, боюсь, через пару столетий мы ими станем…
– Распространение наркотиков как государственная политика? – спросил я.
– Да. И одновременно распространение арабского языка. Ведь для того чтобы употреблять наркотические стихи, требуются хотя бы начальные знания нашего языка и каллиграфии.
На двор медленно опускались синие магрибские сумерки, покрывая мозаичную вязь таинственно мерцающей полупрозрачной чадрой.
– Аль-Азиф, я хотел вас спросить… Пару лет назад вы встречались с одним учёным из Поднебесной. Его звали профессор Линг. О чём вы с ним тогда беседовали?
– О том же самом, юноша, что и с тобой. Ты от него узнал моё имя?
Я покачал головой.
– Нет. Он болен… душевно. Я думаю, он стал таким после того, как встретился с богом.
Я пристально посмотрел в глаза старика, стараясь уловить, не проскользнёт ли в них что-нибудь, но тот перехватил мой взгляд.