пецытеся, како или что возглаголете, или что речете:
не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего
глаголяй в вас [Мф. 10, 19, 20]. Давно Господь снял с
нас эту заботу, эту печаль, научив богоносных отцов
наших Духом Своим, что глаголать Господу при
Богослужении, совершении Таинств и при разных случаях
и обстоятельствах человеческой жизни, требующих
молитвы, низводящей свышнее благословение. Нам должно
быть легко молиться. Только вот враг стужает. Да что
его стужения, если сердце наше утверждено в Господе!
Вот беда, если мы не в Боге, если веры твердой в нас
нет, если пристрастиями житейскими связали себя, если
разум наш горд и кичлив, тогда и в святейшем,
непорочнейшем деле Богослужения, совершения и
причащения Св. Таин диавол будет сильно запинать нас.
466 Будь как можно кроток, смирен, прост в обращении со
всеми, считая себя нелицемерно ниже всех по душевному
состоянию, то есть грешнее и немощнее всех. Из грешных
я первый, говори. От гордости происходит напыщенность,
холодное без всякой искренности обращение с теми,
которые ниже нас или от которых мы не надеемся
получить себе пользу.
467 Как мы быстры на зло и медленны на добро! Вот я хочу
быть добрым к врагу и выразить на деле свою доброту,
но прежде чем я успею в сердце сделаться добрым, я уже
зол, уже огненная стрела злобы палит мои внутренности;
хочу быть терпеливым, но прежде чем я утвержу сердце в
терпении, я делаюсь раздражителен, нетерпелив; хочу
быть смиренным, но сатанинская гордость нашла уже во
мне просторный уголок; хочу быть ласковым - между тем,
когда нужно оказать ласку, я оказываюсь грубым; хочу
быть несребролюбивым и щедрым, но сребролюбие и
скупость при малейшем поводе, как голодные и рыкающие
львы, уже требуют себе пищи; хочу быть простым,
доверчивым, но лукавство и сомнение уже гложут мое
сердце; хочу быть степенным, сосредоточенным и
благоговейным в служении Вседержителю, но легкомыслие
и сердечная невнимательность уже предварили меня; хочу
быть беспристрастным, воздержным в пище и питье, но
когда увижу приятную пищу и питье и сяду за стол, я,
как невольник, увлекаюсь своим чревом в приятный плен,
легко позволяю себе съесть и выпить больше, чем
сколько требует моя природа: жадность и невоздержание
опять предваряют и пересиливают мое желание быть
равнодушным к пище и питью. Я подобен тому
расслабленному, который тридцать восемь лет лежал на
одре своем и сколько раз ни приходил к овчей купели,
исцелявшей всякого, кто первый опускался в нее после
возмущения воды ее Ангелом, - ин прежде его слазил
[Иоан. 5, 7]. И когда я, расслабленный грехами моими,
собираю свои усилия и прихожу сам в себя - с
намерением погрузиться в Боге и измениться к лучшему,
- ин прежде меня слазит в мое сердце, грех, диавол
упреждают меня в моем собственном доме, в моей
собственной сердечной купели, не допускают меня до
Источника живых вод - Господа, не дают мне погрузиться
в очистительной купели веры, смирения, сердечного
сокрушения и слез. Кто же меня исцеляет? - Один Иисус
Христос. Когда Он увидит мое искреннее и твердое
желание исцеления от душевного расслабления, мою
теплую молитву о том, тогда скажет мне: возьми одр
твой и ходи [Иоан. 5, 8], - и я встану с одра
сердечного расслабления и пойду, то есть: удобно - по
благодати Его - побежду все страсти и совершу всякую
добродетель.
468 На молитве необходимо намеренное, обдуманное крайнее
смирение. Надо помнить, кто говорит и что говорит,
особенно это нужно во время чтения молитвы Господней:
Отче наш. Смирение разрушает все козни вражии. Ах! как
много в нас тайной гордости. Это, - говорим, - я знаю;
в этом не нуждаюсь; это не для меня; это лишнее; в
этом я не грешен. - Сколько своего мудрования!
469 Грех, страсть, диавол в мгновение изменяют лицо
человека - из светлого в мрачное, из доброго в злое.
Заметьте и здесь образовательную силу души. Об актрисе
говорят, что она чрезвычайно быстро изменяет черты
своего лица, делает необыкновенно быстрые переходы в
чувствах, выражая их на самом лице. Что мудреного? К
чему не способна душа человеческая? Из этого следует
то, что если душа человеческая так быстро может давать
иной вид своему лицу, так сильно изменять его, то
Зиждитель всего не сотворит ли, что Ему угодно, из
всякого вещества, как везде Сый и един Сый?
470 Когда молишься, говори в сердце своем против разных
вражиих помыслов и разжжений: Господь - все для меня.
Так и во всей жизни при нападении страстей и при
всяких налогах вражиих, в болезнях, в скорбях, в бедах
и напастях говори: все для меня Господь; я сам не могу
ничего сделать, ничего стерпеть, превозмочь, победить,
- Он сила моя.
471 Иже постыдится Мене и Моих словес в роде сем
прелюбодейнем и грешнем, и Сын человеческий постыдится
его [Мрк. 8, 38]. О, презренный стыд! о, диавольский
стыд! О, из кладезя бездны исходящей смрад
сатанинский! Как многие недугуют тобою! Как многие не
знают твоей прелести и раболепствуют тебе, на погибель
душам своим! Вот светский сочинитель,
журналист-фельетонист. Пишут, пишут, пишут...
чего-чего не напишут в продолжение своей литературной
или беллетристической деятельности? А о Боге, а о
Спасителе Иисусе Христе, а о Церкви, о Богослужении, о
праздниках христианских, о воскресении плоти нашей, о
суде, о загробной жизни - хоть бы вспомянули. Не наша,
говорят, область, не наше дело. Мы от мира есмы, от
мира глаголем: и потому мир нас слушает; а станешь
говорить о Боге, пожалуй, и читать нас не станут.
Таким образом светская литература совершенно чужда
христианского духа, она даже стыдится духа Христова.
472 Диавол с лукавством побуждает нас - вместо того, чтобы
раздражаться на него самого, - внушает нам замечать
грехи ближнего, чтобы нас озлобить, раздражить против
человека, возбудить презрение к нему, и таким образом
держит нас во вражде с ближними и с Самим Господом
Богом. Потому надо презирать самые грехи, погрешности,
а не ближнего, делающего их по наущение диавола, по
немощи, привычке; ближнего же жалеть, с кротостью, с
любовью вразумлять его, как забывающегося или как
больного, как пленника, невольника своего греха. А
злоба, презорство наше к ближнему согрешающему только
увеличивает его болезнь, забвение, духовный плен его,
а не уменьшает, да и нас делает как бы умопомешанными,
больными, пленниками собственных страстей и диавола -
их виновника.
473 Всякий грех от духа злобы: находящийся во грехе есть
невольник греха, терзаемый грехом, потому не слишком
строго и без злобы обращайся с согрешающим, ведая
общую немощь. Жалей о согрешающем, как о больном или
заблудшем, во тьме ходящем, или как о связанном путами
железными, или как умоповрежденном, ибо все эти
качества можно приписать согрешающему или находящемуся
под действием страсти. Надо всемерно беречь человека,
чтобы его не спалил огонь греха, не омрачил его, не
связал его, в болезнь не поверг его, не сгубил его.
474 Мы привыкли к делам Божиим и мало их ценим; даже
человека - величайшее дело и чудо премудрости и
благости Божией - далеко не ценим так, как бы
