Он коротко рассмеялся от неожиданности, но быстро взял себя в руки и сказал почти серьёзно:
– Нет, я не настолько извращенец. Хотя... Так, ты меня портишь. А покажи костюм школьницы?
Я взяла из дальней стопки белую блузку и чёрную юбку, которые тоже были надеты один раз, потому что покупались для последнего звонка в девятом классе, приложила к себе и развернулась к ВэВэ, изображая невинную позу скромняжки, пролепетала глупым голосом:
– Дяденька, а в машине правда щеночки?
ВэВэ закрыл лицо руками и отвернулся, простонав в ладони сквозь смех:
– О боже, гореть мне в аду! – потёр лицо и развернулся обратно, умоляюще прошептал: – Можно, я тебя сфоткаю?
– Восемь лет, дяденька, ай-яй-яй такое девочкам предлагать.
Он опять схватился за голову и рассмеялся, я добавила нормальным голосом:
– У меня ещё есть новогодний костюм Красной Шапочки. Мама, похоже, вывалила все вещи с моей полки, просто без разбора. – Я подошла к другой стопке, взяла пышную красную юбку и развернула, показывая ВэВэ: – Он на меня маленький, я его классе в пятом носила. Что мне с этим всем делать?
Он окинул взглядом мой личный секонд-хенд, вздохнул и махнул рукой:
– Отбери что нравится, остальное сдадим на благотворительность. Давай вечером? Я хочу в этом поучаствовать.
– Хорошо, – я вернула красную юбку на место, остановилась посреди комнаты, потому что не знала, что делать. ВэВэ спросил:
– Есть хочешь?
Я отвела глаза:
– Ну... А что?
– Тебе сложно ответить на вопрос?
– Мой ответ будет зависеть от того, зачем ты задаёшь вопрос.
Он перестал улыбаться и сказал медленно и чётко:
– Голод – понятие абсолютное, он не может от чего-то зависеть, если у тебя он от чего-то зависит, то у тебя проблемы.
Я тоже перестала улыбаться:
– Чего ты от меня хочешь?
– Хочу заказать еду, спрашиваю, насколько ты голодная, чтобы заказать столько, сколько нужно. А то я буду своё хомячить, а ты будешь сидеть слюни глотать, и я отдам тебе половину, я же хороший человек, я не могу есть, когда рядом кто-то голодный. И ты схомячишь половину, и голодным останусь я. Поэтому я спрашиваю – ты голодная или нет?
– Нет. Заказывай что хочешь, я не буду тебе мешать, я буду тут сидеть и не выходить, – я рассматривала вещи на полу, ВэВэ молчал как-то подозрительно, я посмотрела на него, он спросил:
– Почему ты считаешь, что если выйдешь, то будешь мне мешать?
Я опять уставилась на свой потёртый секонд-хенд, который он предложил отдать на благотворительность, пытаясь придумать, что ответить. Он нервно усмехнулся:
– Ты хикка, что ли? Или из тех несчастных, которых в семье так заклевали, что они боятся попасться кому-то на глаза, и поэтому выбираются в кухню за едой только тогда, когда там никого нет?
У меня в сохранёнках было море всяких шуток на эту тему, но когда он это сказал, я не смогла вспомнить ни одной, это была вообще не смешная тема.
– Аня?
Я продолжала смотреть на вещи на полу, ВэВэ подошёл ко мне и взял за плечо, попытался заглянуть в глаза, сказал в шоке:
– Что, правда? Серьёзно, я угадал? Нифига себе. Нет, я читал об этом, но в реале никогда не сталкивался. Аня? – Я молчала, он обнял меня, стал гладить по спине и шептать на ухо: – Всё, расслабься, ты не дома, ты на своей съёмной хате, здесь такой фигни не будет. Пойдём, печенья съедим, я тебе черновики комикса покажу.
Перспектива комикса меня воодушевила, я посмотрела на ВэВэ, надеясь, что он не шутит, он подхватил меня на руки и понёс в кухню, усадил на свой стул за свой ноутбук, сунул в руку печенье и пошёл ставить чайник.
Я попыталась изобразить, что я в порядке, спросила, просто чтобы сменить тему:
– А откуда ты узнал про это печенье? Оно же украинское.
– У меня мама оттуда, я каждое лето там проводил, один год даже там учился, когда родители развелись, мне оформили временные какие-то документы, я год ходил в их школу, язык учил. Там еда очень вкусная. У нас тоже можно найти такую, но надо хорошо поискать и нормально так переплатить, а там любую покупаешь – она офигенная. Вплоть до самого базового – масло там, картошка, кетчуп, там всё офигенное. Сало. Любишь сало? У меня есть, – он обернулся, чтобы посмотреть на мою реакцию, я округлила глаза, он рассмеялся и продолжил копаться в шкафчиках в поисках чего-то, что никак не мог найти. Я с сомнением спросила:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты шутишь?
– Нет. У меня правда есть сало, в морозилке лежит. Мама положила, сказала, если в морозилке нет сала, то это плохая морозилка. У меня хорошая. Хочешь? Я хочу. Ты подумай пока, а я достану.
Он бросил свои поиски в шкафчиках и полез на новые поиски в морозилку, я как сидела с раскрытым ртом, так и продолжила сидеть дальше. Потом спросила:
– А что ты в шкафчиках искал?
– Чашки. Куда ты их поставила?
– У нас всего три чашки, Васенька, их надо мыть. Я помою.
Я встала, он обернулся и посмотрел на меня удивлённо, спросил с недоверчивым опасением:
– А тарелки?
– Две мелких, две глубоких. Вилки три, меньше пачек не было. Ложки тоже три. И чайных тоже три. Что такое? – он выглядел как-то странно, посмотрел на меня, на шкафчики над моей головой, усмехнулся и сказал:
– Никогда не думал, что буду чувствовать себя некомфортно из-за того, что у меня мало тарелок. Мне это не нравится, надо купить. И чашек, побольше. Займёшься?
– Хорошо, – я тихо смеялась и мыла чашку, он чем-то шелестел в морозилке, потом сказал:
– Давай еду закажем, а то её везти ещё час будут. Как ты относишься к мексиканской кухне? Хочу чего-нибудь острого.
Я согласилась на любую кухню, которую он захочет, домыла посуду, потом с честным видом стояла рядом и кивала, пока он заказывал что-то, о чём я впервые слышала. Всё вроде бы выглядело оптимистично, но внутри было нехорошее ощущение, что я влезаю в долги, которые не смогу вернуть, и это ощущение меня грызло ещё час, пока везли еду, и всё время, пока мы её ели. ВэВэ показывал мне черновики комикса, я пыталась делать вид, что мне весело, но видела, что он мне не верит, но делает вид, что верит, и от этого напряжение только росло. В конце концов он не выдержал первым, сел напротив и с усталым видом потребовал:
– Говори.
Мне не хотелось говорить, мне хотелось уйти в свою комнату, но там сейчас даже дивана не было, и от мыслей о моём разложенном на полу филиале секонд-хенда стало ещё хуже. Я почувствовала, что если эта тишина провисит между нами ещё минуту, то раздавит меня окончательно, я разревусь, и ВэВэ решит, что я истеричка. Я собралась с силами и изобразила весёлое равнодушие, слегка приправленное неловким смущением, как будто я сглупила, но уже раскаиваюсь и обязательно исправлюсь:
– Слушай... Давай мы сегодня вроде как отметили новоселье, и это был праздничный стол, но больше я в таком не участвую. Я не могу себе этого позволить, это мой бюджет на неделю.
Он фыркнул:
– Да ладно тебе! Твоя зарплата минус аренда разделить на четыре – это гораздо больше. Это... – он замялся, махнул рукой: – Не на неделю, а на два дня, ладно, это действительно чересчур для ежедневного обжорства, но никак не на неделю. Или я неправильно посчитал?
– Ты правильно посчитал. Но ты не учёл того, что я хочу работать не только на еду. Скоро осень, мне надо купить одежду и обувь. И ещё я хочу купить ноутбук, а они сейчас дорожают быстрее, чем я коплю, так что копить нужно быстро.
– Я тебе добавлю, – прозвучало так, как будто он мне карандаш свой предлагал, а не неподъёмную сумму денег. Я мягко, но непреклонно ответила:
– Это неправильно. Я не могу брать у тебя деньги, мы не то что не женаты, мы вообще знакомы меньше недели.
Он улыбнулся и развёл руками:
– А ничего, что мы вместе живём?
– Это только потому, что меня выгнали из дома. Если бы у меня с семьёй было всё в порядке, мы бы ещё минимум год не съехались. Я не знаю, кем ты меня считаешь, но надеюсь, что ты не думаешь, что для меня совершенно нормально вот это всё, что всю последнюю неделю происходило. Это не нормально, это форс-мажор, я здесь только потому, что из альтернатив у меня в порядке предпочтительности: "спать под столом на работе", "проситься к сестре, которую я и так задолбала" и "ночевать с бомжами на вокзале". Я в полной заднице, мне вообще не до мексиканской кухни, честно.
