— Твой папа не любит американцев?
— Нет, мой папа считает, что истреблять людей плохо.
— Хорошо бы и тебе перенять у него это убеждение.
— А знаешь, мы собираемся в музей, посмотреть выставку про индейцев.
— Игорек, мне что-то подсказывает, что ты ждал меня на остановке не для того, чтобы обсудить со мной историю захвата Северной Америки и культурно-просветительные учреждения.
— Ну… мне действительно неприятно это признавать, но у меня есть к тебе просьба.
— Какая?
— Наша директорша вызвала папу в школу. В общем, я хочу, чтобы вместо него пошла ты.
— Будет странно, если к директору придет твоя соседка.
— Нет. Ты скажешь, что ты моя мать.
Споткнувшись, я во все глаза уставилась на Деструктора.
— Что ты такое натворил, что даже отцу сообщить боишься?
— Да так… главное, что все живы, правда?
— Он ничего тебе не сделает. Ну заставит читать Гете.
— Спасибо, мне еще Достоевского пять томов осталось.
— И есть еще твоя бабушка…
Деструктор надул щеки.
— Слушай, если не хочешь мне помогать, так и скажи.
— Я помогу.
В пятницу, за десять минут до назначенного времени, я подошла к лишенному всякой индивидуальности серому прямоугольному зданию. Непристойная близость ларька, торгующего сигаретами и энергетическими напитками, заставила меня нахмуриться.
В школе пахло мыльной водой и пылью.
— Здравствуйте, я к директору, — обратилась я к вахтерше.
Вахтерша чесала лясы с охранником, не замечая моего присутствия.
— Здравствуйте! — крикнула я громко.
— А, к директору… третий этаж.
Взгляд вахтерши отчетливо выражал: «Ходят тут всякие». Ну почему, почему никто меня не уважает?
Директриса оказалась дамой внушительной и выглядела так, будто ее рисовали по линейке — жесткий угловатый костюм, квадратное лицо, очки с прямоугольными стеклами. Чем-то она походила на Брежнева, но одарять меня поцелуями явно не собиралась.
— Садитесь, — ее тяжелый взгляд так и припечатал меня к сиденью. — Итак, вы мама Игоря Любименко.
— Да, — живо подтвердила я, впервые услышав фамилию Деструктора и ругая себя, что не потрудилась узнать ее заранее. — Эрик не смог прийти. Он… он уже двое суток, как засел за компьютер.
— Вот как.
«Блин», — подумала я. Если я уточню, что Эрик работает, она расценит это как попытку оправдаться?
— Меня зовут София.
— Ираида Феофилактовна.
В этой школе нашкодивших детей не обязательно отводить к директору. Достаточно заставить их сто раз произнести ее имя-отчество.
Сощурившись, директриса рассматривала мое лицо, и я подавила импульс почесаться. Как говорит моя мама, «хороший нос за неделю кулак чует».
— У вас с мужем значительная разница в возрасте.
— Даже курятину лучше брать посвежее, — брякнула я.
— Хотя сейчас я припоминаю, что отец Игоря упоминал, что он не женат…
— Не бросаться же мне на каждого школьника, от которого меня угораздило забеременеть? — говорят, некоторые люди немеют от волнения. Счастливые.
Лицо директрисы стало таким твердым, что им можно было забивать гвозди.
— Что ж, поговорим о вашем сыне. Учебный год едва успел стартовать, а Игорь уже перешел все границы. Да и в учебе его похвалить не за что.
Хм. Девятое сентября. Вот уж действительно, молодой да ранний.
— Да, Игорька не назвать… кротким, но разве он плохо учится? Он очень умный.
— Или мнит себя таковым. Взгляните, — она раскрыла передо мной тетрадь. — Вот что он пишет во время словарного диктанта.
«Кавалергард, — прочитала я. — Длинношеее. Параллелограмм. Афедрональный[2]. Абсорбент. Адсорбент. Фелляция. Биеннале». Хотя исправлений в словах не было, снизу стояла жирная двойка.
— Он писал совсем не те слова, которые диктовали.
— Я рада, что учительница не диктовала второклассникам слово «фелляция», — сказала я.
— Каким образом оценить уровень его грамотности, если он отказывается выполнять контрольные задания?
— Я думаю, если ребенок смог правильно написать «афедрональный», то и со словами покороче он тоже справится, — промямлила я.
— Учительница английского уже на грани нервного срыва от его постоянных вопросов: как перевести на английский «руки не доходят»? а слово «перелай»? а выражение «склеить ласты»?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я очень ей сочувствую, но, скорее всего, Игорьком движет искренний интерес…
— А вот контрольная по математике…
— Опять «два»? Ответы неправильные?
— Правильные. Но где запись решения? Учительница обвинила Игоря, что он списал ответы у соседа, на что было заявлено, что это так же несправедливо, как кастрация Тьюринга[3].
— Вряд ли дети поняли, что значит «кастрация»…
— Он не стал дожидаться перемены, чтобы просветить их.
— Вы опасаетесь, что это обострило их фрейдистские страхи? — робко предположила я.
— Мне кажется, вы не осознаете всей серьезности ситуации. Он совершенно отбился от рук.
— Я слышала, что у одаренных детей часто возникают проблемы с дисциплиной, так как, легко решая школьные задачи, они переживают постоянную скуку и…
— Уже сейчас он демонстрирует наклонности юного девианта…
— Или программиста…
— Грубит направо и налево…
— Конечно, мы не можем понять все, что он говорит, но уверяю вас, не все эти слова грубые…
Директриса хлопнула по столу ладонью.
— Вы спорите со мной?!
— Я? Нет, — я втянула голову в плечи, ощущая себя маленькой провинившейся школьницей. — Просто Игорек не так плох, как вам могло показаться. Это все, что я пытаюсь сказать.
— Без сомнений, он еще не достиг нижней точки своего падения. Но он уже совершил серьезное преступление, за которое, будь он старше, ему пришлось бы отбывать тюремное заключение.
— Что? — прошептала я. Мое сердце вдруг провалилось куда-то в ноги, и в груди стало пусто-пусто.
— Он украл дорогостоящее школьное оборудование. Анатомический разборный макет торса человека.
— Насколько дорогостоящее?
— Семь тысяч рублей.
За квартиру я отдавала сумму немногим больше, и у меня защипало в носу.
— Я… мы извинимся, мы вернем… Но… как это произошло? Вы абсолютно уверены, что это сделал Игорек?
— Макет был доставлен утром четверга, и примерно за пятнадцать минут до окончания первого урока завхоз самолично внес его в кабинет биологии и оставил на столе, заперев за собой дверь. Отмечу, что учительница биологии со второй половины среды отсутствовала по болезни. Тогда же, в четверг, Игорь решил прогулять урок труда, шедший вторым уроком. Поскольку он знал, что во время уроков в коридорах дежурит охранник, отлавливая праздношатающихся учеников, он самовольно взял с вахты ключ от кабинета биологии и направился туда. Еще до окончания урока учительница физики увидела Игоря, выбегающего из кабинета биологии, прижимая к себе рюкзак. Она остановила его и отчитала, после чего взяла ключ, брошенный на стол в кабинете, заперла кабинет и отнесла ключ ко мне, рассказав о проступке Игоря. Ключ оставался у меня. Спустя некоторое время, решив проверить возникшие у меня подозрения, я спустилась в кабинет и обнаружила, что макет пропал.
— Макет был большой? Он поместился бы в рюкзак?
— Большой, но компактно сложенный в коробке в разобранном виде, да и рюкзаки у школьников не маленькие. В случае, если макет не будет найден, вам придется компенсировать его полную стоимость. Кроме того, я надеюсь, вы понимаете, что после произошедшего я обязана сообщить в полицию с последующей за тем постановкой его на учет в детскую комнату. Тем более что в прошлом году он уже совершал кражу в нашей школе.
— О, нет, — ужаснулась я. — Пожалуйста… пожалуйста… мы все оплатим, если потребуется… будем следить за ним в десять глаз… можно ли как-то избежать полиции?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Директриса задумалась. Пока длилось молчание, я отчетливо слышала, как мои нервы хрустят, как снег под ногами.
— По выходным в школе продолжаются завершающие ремонтные работы, — наконец сжалилась директор. — Вы могли бы помочь нам. Возможно, вы умеете стелить ламинат или устанавливать пластиковые окна?
