и сам безумец вернутся поздно ночью, по уши в крови, а Тьегу срочно нужна была помощь. Он пылал, как раскаленный уголь, и был липким от пота. Собравшись с духом, Асавин двинулся в сторону погреба. Постучав по двери, он тихо позвал:
– Дивника, ты там?
Ответом была почти полная тишина, но острый слух Эльбрено уловил еле слышный шорох.
– Дивника, это Асавин, – продолжил он. – Помнишь меня?
– Уходи, – испуганно раздалось за дверью. – Я тебя не знаю.
– Знаешь, – возразил он мягким голосом, прислонившись к дереву. – У меня светлые волосы, голубые глаза… Я тебя не обижу, мне просто нужна помощь.
– Я не открою, – твердо стояла на своем девица.
– Дивника… Моему племяннику очень плохо… Неужели ты бросишь умирающего на произвол судьбы?
За дверью повисла тишина. Ударил-таки в уязвимое место.
– Вы все там звери, головорезы, – ответила она уже не таким уверенным голосом. – Помоги вам, и вы натворите много зла…
– Мой племянник еще совсем ребенок… – жалобно попросил Асавин. – Он еще не успел никому сделать зла. Пожалуйста, Дивника.
«И чего я задницу рву? – подумал он. – Сдохнет да и ладно».
За дверью раздался шорох, и в приоткрытую щель высунулось маленькое острое личико жрицы:
– Ааа, это ты… Не знала, как тебя зовут… Где твой племянник?
– Сейчас…
Асавин привел Тьега к Дивнике. Тот уже еле переставлял ногами.
– Принеси мне, на что можно его положить, – скомандовала жрица, – а еще воды и самогонки.
Асавин приволок тюфяк, несколько ведер воды и отдал полупустую флягу, а затем Дивника вытолкала его из погреба.
– Все, ступай, и чтобы никто не знал, что я тебя пустила…
– Что с ним? – спросил блондин.
– Еще не знаю, – ответила веридианка, а затем добавила чуть мягче. – Я помогу, не бойся.
Дивника заперла дверь, Асавин еще некоторое время смотрел на обшарпанные толстые доски, следя за собственным взволнованным сердцебиением. Сделав вдох, успокоился, и хотел было вернуться в залу, как вдруг услышал шаги. Вернулись бойцы Френсиса, несколько раньше привычного. Сквозь топот, переругивания и грубые насмешки Асавин услышал тревожный звук. Это визжал от боли ребенок.
Глава 10
– Нет! Дерзать дистансия!
Вытерев кровь из разбитого носа, Керо сдвинул густые брови.
– Эй, полегтье, – шикнул Дельфин на Буревестника.
– Нет, пусть тьуять вкус своя кровь, – оскалился тот. – Знать сьена любой ощибка.
Керо распрямился, поднял руку: знак того, что все в порядке. Дельфин только цыкнул сквозь зубы и посмотрел на Ондатру, наблюдавшего за учебным поединком. Тот одобрительно кивнул, позволив продолжать. Удар был легким. Буревестник просто учил инстинктивно остерегаться уязвимых позиций, а ничто так не учит, как память о собственной боли.
Когда братья взялись тренировать Водолея, Ондатра получил в свое распоряжение больше времени для общения с Итиар. Стало еще лучше, чем прежде. Жизнь напоминала вкус свежей крови. Теперь он постоянно видел и братьев, и человечку, выполняя при этом полезную для семьи работу. Не хватало только открытого океана, порывов свежего соленого ветра, наполняющего ноздри, и заплывов в попытке поймать ныряющего в море Небесного Странника. Разговоры с Итиар за чашкой терпкой эфедры стали родней ритуала подношения крови. Ондатра ловил себя на мысли, что подолгу разглядывает девушку, словно полируя глазами ее диковинные черты. Ее коричневая кожа напоминала мокрую древесину, блики от свечей, играющие в темных глазах, походили на огоньки небесного океана.
– Скажи, – сказала однажды Итиар, наматывая на палец прядь волос. – Я слышала, у авольдастов длинные косы. Это правда?
– Да, – отозвался он, наблюдая за медленными движениями ее пальца.
Оборот, еще один оборот… Что она делает?
– Зачем вам такие? Из разговоров с тобой я поняла, что вы мало что делаете просто так, без причины.
Ондатра задумался.
– Так заведено, – наконец сказал он. – Музтьина долзен… длинные волосы. Это красиво. Знак… Сила. Здоровье. Хорощий наследие.
– А женщины? – спросила она.
Ондатра вспомнил девушек стаи, оставшихся в Нерсо.
– Нет. Гладкий, как кость.
Брови Итиар поднялись, и она отпустила прядь. Он сказал что-то не так? После этого девушка впала в задумчивость, а затем обескуражила его вопросом:
– Скажи, а я красивая?
Ондатра приоткрыл рот, не зная, что ответить. По меркам племени Итиар была неказистой. Низкая, узкоплечая, слабая, с по-мужски длинными волосами, не приспособленная к сражениям и охоте. Желанная добыча для морских тварей и беззащитная жертва разгула стихии… Удивительно, но именно это и пленяло Ондатру, как танец лепестка на поверхности воды, между двух миров и состояний: жизнь и смерть. Беззащитный цветок ничего не может поделать с тем, что невидимая сила неумолимо тянет его на дно, но продолжает источать сладкий аромат сквозь толщу воды, словно говоря: «Мне все равно. Я живу, чтобы ты мог несколько секунд насладиться моей красотой».
– Красивая, – шепнул он. – Как цветок.
Ее лицо просияло, она нащупала его ладонь, обхватила и прижала к щеке, легко водя пальцами по тонким перепонкам. Этот момент ярко вспыхнул в его голове сочетанием сладкого аромата, красного и желтого цвета, что сплелись, как пестрые морские змеи, и шуршания метлы, напоминающего прибой. Прикрыв глаза, Ондатра позволил красному зверю вить петли в его груди. Это было приятное трепетание, словно ветер в парусах на рассвете.
С тех пор Итиар часто касалась его. Иногда это было легкое колыхание волос по коже или тепло прижатого к телу плеча, а порой брала Ондатру за руку и держала, перекатывая ее в ладонях.
– У тебя очень приятная кожа, – призналась девушка. – Такая гладкая.
А молодому охотнику наоборот нравилась легкая шероховатость ее ладоней и слегка загрубевшие кончики пальцев, напоминающие прикосновения теплой гальки. Они странно волновали в области сердца и живота, словно задевали невидимые струны, заставляя их вибрировать. Ондатра часто представлял себя леаконом в руках Итиар, издающим глубокие трели от уверенных движений рук, и это странным образом волновало. Иногда они могли подолгу молчать, держась за руки, и тогда парню казалось, что они общаются кожей, как растения и ветер.
Братья тихо посмеивались, наблюдая за ними, и подтрунивали над Ондатрой.
– Ты низкий, как дитя, она слепая, – заметил однажды Буревестник. – Вы друг друга стоите.
Тогда они сцепились в драке, и Ондатра доказал братцу, что его рост – не такая уж и большая помеха, чтобы надавать кому-нибудь тумаков. Дельфину пришлось разнимать их.
– Прекратите! – кричал он. – Ондатра, не убей его! Буревестник, шутка слишком похожа на оскорбление!
– Прости, – фыркнул брат-задира, – я был неправ.
– А я погорячился, – вздохнул Ондатра. – Как только ты сказал это, меня словно накрыло волной…
– Гон делает гневливым, – объяснил Дельфин, – но ты должен думать, на кого выплескивать накопившуюся злость.
Ондатра с лихвой изливал ее на двуногих рыб, что не подчинялись установленным в «Гнезде чайки» правилам. Его уважали, опасались и за глаза прозвали Сторожевой Акулой.
Эсвин, предводитель Поморников, часто и подолгу наблюдал за молодым охотником, когда бывал в Гнезде. Его холодный взгляд напрягал все мышцы.
– Будь осторожен, – время от времени предупреждал Дельфин. – Он не просто так изучает тебя. Люди коварны. На них словно
