и не возвращались. Губила их не стихия, а моряки, что оскверняли красного зверя нечистой смертью.
Керо вытащил из-за пояса одного из моряков толстый кошель и высыпал содержимое на ладонь. Ожидаемого звона не прозвучало. Вскрикнув, он кинул на пол пригоршню белых предметов. На дерево упали острые зубы с прозрачной бритвенной кромкой.
***
Кеан плыл в холодной речной воде. В памяти вспыхивали яркие картины. Вот он прыгает с песчаного обрыва в речушку рядом с деревней или уходит в степь с мешком и рогатиной, чтобы ловить ядовитых змей. Жар родительской кузни, мерный стук. Тук-тук, тук-тук… Нет, это всего лишь его сердце… Вода вязкая, черная, пахнет пряной травой, от этого запаха свербит в носу.
Протектор вспомнил первые дни в Ильфесе. Как проехал сквозь Ворота Пахарей на скрипучей телеге и до самого постоялого двора не мог захлопнуть рот от удивления. Район Стали показался ему огромным термитником, полным людей, звуков и запахов, не сравнить со Змеиным Устьем. Дымок благовоний в церкви, голос священника множился от эха и казался неземным. Одухотворенные лица святых, выступающие из белого камня, и могучие протекторы в масках. Как же Кеан мечтал стать одним из них, нести справедливость, искоренять зло и невежество, карать еретиков и демонов. Когда на него возложили зеленую маску, он почувствовал, будто сам Благой коснулся его плеча, прошептав еле слышно: «Ты должен стань моим рыцарем». Затем парень отпил из большой церемониальной чаши вино, символизирующее единство всех послушников под белой крышей, увитой чесоточным плющом. У пойла, почему-то, был странный вкус… Жидкая-жидкая похлебка. Женщина шептала… Откуда там была женщина?
Кеан сразу вспомнил Настурцию. Аромат розового масла, гладкое тело, скользящее в такт с его, въедающиеся в память несимметричные брови. Стало вдруг грустно, словно он что-то забыл сделать, и ее образ, окутанный золотым светом, начал исчезать. Парню хотелось что-то сказать ей, но он не мог, получалось только странное мычание. «Тише-тише, – слышал он шепот издалека, – все скоро пройдет, потерпи». В круге света появлялось лицо, только черты он никак не мог разобрать. Странно, похоже на святого, но нет ни единой женщины-святой.
Картины стали мелькать быстрее, протектор еле поспевал за ними. Кассий хлопает его по плечу тяжелой лапищей, да так, что отдается в груди, и от него пахнет винным перегаром. Хруст дробящихся костей еретика и как ему было нехорошо, когда он впервые услышал этот звук. Долгие протяжные взгляды на луну, тоска по дому, запах жженой аякосы на стрельбище… Нет, это был переулок… Гор визжал от боли… Боль. Боль!
Она раскаленной иглой проникла в тело, заставив метаться и трепетать, утопая в черной воде. Точно, однажды он чуть не утонул, прыгнул с крутого обрыва и неудачно ударился головой, и тогда его кто-то спас. Кто? Кажется, его звали Адонио. Он вытянул Кеана из воды, в золотистом круге света, как святой, под мелодичную молитву Веридане. Нет, стой… Адонио – это его старое имя…
Кеан всплыл к свету, вцепившись в тонкую руку с изящным запястьем.
– Тише! – приказал мягкий женский голос. – Сломаешь же!
Кеан послушно разжал пальцы, и его взгляд, наконец, сфокусировался. Над ним склонилась девушка с пушистыми волосами, на которых вспыхивали золотом отблески свечей. Она промокнула ему лицо прохладной тряпкой. Кто она? Лицо незнакомое и явно иностранное. Кеан попытался сказать хоть слово, но не вышло.
– Не надо, – сказала она, положив ладонь ему на лоб. – Тебе еще рано. Спи.
И он заснул, словно голос девушки обладал странной волшебной силой. Нет, магии не существует, она уничтожена в жестокие времена Царя-Дракона, а деревенские вещуньи, что раскидывали косточки полевых птиц и воскуряли травы… Это другое… Они нагадали ему однажды три вещи: что он будет сражаться бок о бок с богом, лишится имени и умрет из-за любви. Ничего из этого так и не сбылось. Магии нет, она мертва.
Кеан очнулся во второй раз от яркого солнечного света и пения девушки. Она толкла что-то едкое в ступке у изголовья его постели. Сильно хотелось пить, горло было сухим, как пергамент. Шевельнувшись, он ощутил тупую боль.
– Снова проснулся? – сказала девушка. – Что-то принести?
– В-воды, – выдавил из себя Кеан.
Ее бледные бровки взметнулись вверх:
– Совсем пришел в себя? Хорошо.
Она принесла ему плошку теплой воды с привкусом травяной горечи, помогла выпить, а затем прикоснулась к бинтам на теле. После воды стало хорошо, несмотря на боль. Пальцы у нее были холодные.
– Кто… ты? – выдавил из себя протектор, разглядывая лицо незнакомки.
Приятная внешность, но не красавица. Лицо сердечком, большие глаза, вздернутая верхняя губа, чем-то похожа на кролика. На ней была темно-серая сутана и медальон с женским лицом. Жрица Вериданы.
– Совсем пришел в себя? – вновь спросила она, улыбнувшись. – Я Дивника. Я тебе уже раза три представлялась.
– Не помню… – признался он.
– Знаю, – продолжала улыбаться она. – Ты был в беспамятстве, бредил. На мгновение приходил в себя и тут же забывался. Но сейчас, думаю, ты быстро пойдешь на поправку…
– Где я?
– В моем доме, – ответила Дивника, продолжая толочь травы в ступе.– Тебе пока нельзя ходить, но я могу передать весточку твоей семье. Родным, другу или жене. У парня с такой внешностью точно должна быть жена-раскрасавица.
Кеан похолодел. Она видит его лицо?! Дернулся прикоснуться к маске и застонал от боли.
– Чего ты? – обеспокоенно прошептала Дивника, склонившись над ним.
– Ты видишь… мое лицо? – шепнул он в ответ, не скрывая ужаса в голосе.
– Да, – девушка с улыбкой погладила его по щеке. – Не переживай, оно не пострадало, каким был красавчиком, таким и останешься. Ну так что? Кому мне передать весточку?
Кеан закрыл глаза. Она видит его лицо.
Его.
Лицо.
– Никому, – сокрушенно прошептал он.
Внутри все оборвалось, смешалось и вспыхнуло.
– Хм, – девушка нахмурилась. – Может хотя бы другу что-нибудь передать?
Сердобольность этой женщины начала раздражать.
– У меня нет друзей! – огрызнулся Кеан. – Отстань от меня, женщина!
Конечно, было бы замечательно передать весточку Кассию, но протектор, показавший свое лицо – это позор. Вряд ли Кассий захочет разговаривать с ним после такого.
– Ишь ты, как заговорил, – буркнула Дивника. – Как же я от тебя отстану, если ты у меня на лечении? Так что терпи уж мое присутствие. О Веридана, дай мне терпения…
– Веридианка, – сплюнул Кеан. – Я что, в вашем храме?
– Нет, ты бы не пережил дорогу… В Ильфесе.
– Веридианка в Ильфесе! По какому праву лечишь? Дай посмотреть на разрешение совета кардиналов! Что-то я не слышал, что вашему ордену позволялось лишать хлеба гильдию лекарей.
Она видит его лицо! Смотрит прямо на него, запоминает каждую черточку, и от этого в груди поднимались гнев, отчаянье и черная желчь, которая так и срывалась с губ.
– Красавец, а язык ядовитый, что у змеи, – вздохнула девушка. – Нет у меня разрешения. Чего взбеленился? Ты что, из стражи?
– Да, из
