неотвратимо приближается.
Кроу прижал ко мне чресла и стал толкать член внутрь, яростно натирая клитор.
– Скажи мне!
Нет, никогда я не была его и не буду! Но ему уже удалось взять мое тело под свой контроль. Он читал мои реакции. Я стала его, как только испытала оргазм от ощущения его члена.
– Твоя! Она твоя!
Как только он услышал эти слова, из его горла вырвался стон:
– Вся моя!
Он был уже на грани, но сдерживал семя. Он ждал, чтобы мы кончили вместе.
Оргазм подкрадывался ко мне медленно, но, оказавшись рядом, разлился по всему моему существу в мгновение ока. Я почувствовала, что разлетаюсь на куски, пока совсем ничего не осталось, кроме огня в моем лоне. Невыносимое наслаждение пронизало каждую клеточку моего тела, вознеся меня до небес и бросив затем обратно на землю.
– О, боже…
Это было острейшее из наслаждений.
Боль мешалась с наслаждением. Оргазм, казалось, растянулся в вечность, многочисленные его пики слились в один мощный взрыв.
– Кроу…
Я перевела взгляд на него и полностью растворилась в нем. Я уже не могла быть без него, как бы ни противилась.
– Пуговица…
Он снова вошел в меня и застонал, наполняя мою внутренность своим теплым семенем.
– Черт!
Схватив за шею, он не отпускал меня, пока не убедился, что я получила все до последней капли.
Стараясь удержать ощущение охватившей меня эйфории, я извивалась под его телом, но наслаждение скоро прошло. Как же мне не хотелось, чтобы это кончалось. Это было лучше, чем самая дорогая и изысканная еда, лучше, чем свобода.
Но вот тут-то и начиналось ощущение вины. Слишком хорошо мне тут было. А тем временем дома меня ждал мой Джейкоб и, пока я наслаждалась сексом в чужой стране, переживал за меня. И это ощущение делало меня не просто шлюхой, а самым мерзким человеком на всей планете.
Кроу поймал этот момент. Он увидел, как из моих глаз навсегда уходит свет.
– Ты что? Куда?
Мне не хотелось обсуждать с ним эти вопросы. Только что я призналась, что мое лоно принадлежит ему. И ни разу не подумала о Джейкобе. Я просто выпалила эти слова, не думая о том, что будет дальше.
– Никуда…
Приняв душ, Кроу вошел ко мне в спальню. Я только что закончила мазать зад, чтобы утишить боль. Ягодицы были все красными и покрылись рубцами. Но сквозь боль я все равно ощущала наслаждение. Это напоминало о том, как жестко он взял меня. От этой мысли начинало болеть между ног.
Кроу подошел к чаше, что стояла на полке и в которой было пока лишь две пуговицы. Достав из кармана еще пять, он бросил их в чашу, доведя сумму до колоссальной величины – до семи.
Он сел на кровать рядом со мной. Его глаза снова сделались мягкими. Тьма и огонь спрятались.
– Тебе же понравилось. А потом ты как-то вся сникла. Что случилось?
В нем жило два совершенно разных человека. И это зависело от времени суток. В тот момент я видела перед собой нежного и надежного мужчину, с которым время от времени удавалось пообщаться. Он не хотел причинять мне боль, он защищал меня, он заботился о моих чувствах. И я любила его такого. Но также я любила и его дикую сторону.
– Не хочу говорить об этом.
Кроу убрал свисавшие на лицо волосы и провел по ним пальцами. Он успокоил меня, и я вновь чувствовала себя в безопасности. Затем он наклонился и поцеловал меня в щеку и в плечо, словно богиню, которой поклонялся:
– Я что-то не так сделал?
– Нет…
Ага, «нет»! Если бы ты отпустил меня на свободу, я бы не занималась всем этим… Но он продолжал трахать меня и заставлял получать от этого удовольствие.
– Если передумаешь, я у себя.
– Знаю…
От его слов мое сердце смягчилось.
Он охватил руками мое лицо и поцеловал:
– Спокойной ночи.
Я не хотела, чтобы он уходил. Предыдущей ночью, лежа рядом с ним, я пережила лучшее время и видела лучшие сны. Пока я находилась рядом с ним, никто не мог тронуть меня даже пальцем. Даже Боунс. Никто…
Кроу вышел и притворил за собой дверь.
Я подошла к чаше и заглянула внутрь. На дне лежало семь пуговиц. Они были разных расцветок, из разных стран. Каждая была единственной в своем роде. Я никогда не слышала о такой диковинной валюте.
Я легла в постель. Чувство одиночества охватило меня. Комната казалась огромной, а я – очень маленькой. Прошлое преследовало меня, и я не могла избавиться от мыслей. Боунс никак не шел у меня из головы. Я не могла забыть о том, что он вытворял со мной. Но следом я вспоминала о Кроу, который делал то же самое, и мне это нравилось. Я вообще ничего не понимала. Получалась полная бессмыслица.
В конце концов я заснула, но снов не видела. Вместо них ко мне пришли кошмары. Мне виделось, как Джейкоб пытается встать на ноги после того, как меня похитили. Я представила его состояние, его страдания. Он остался совсем один и был вынужден жить в квартире, которую мы с ним снимали на двоих. Он обратился в полицию, но безуспешно. Он навсегда потерял меня.
А потом я увидела Боунса. Вернее, его мерзкое лицо. Он со всей силы ударил меня. Из ниоткуда в его руках появилась бейсбольная бита, и он бросился за мной, преследуя меня по всему дому, норовя раздробить череп.
Также из ниоткуда возник Кроу, который оттолкнул его прочь. Затем он сломал его биту об колено и воткнул оба обломка тому в брюхо. Боунс тотчас же упал замертво.
Кроу бросился ко мне и заключил меня в объятия:
– Пуговица, никто не посмеет тронуть тебя. Мое слово – закон!
Его голос во сне звучал неясно, почти неузнаваемо.
Я обняла его и сразу же почувствовала себя в безопасности.
Вдруг Боунс встал с пола и вырвал обломки биты из живота. Он кинулся на Кроу и ударил его в спину, пробив насквозь и пронзив мою грудь. Мы оказались пригвождены друг к Другу.
Свет погас в глазах Кроу, и я услышала смех Боунса.
Стоп.
Просыпайся!
Давай же, Перл!
Вставай!
Я вынырнула из омута сновидений и села на постели. По спине градом катился пот, я судорожно дышала. Тронув простыни, я поняла, что они насквозь мокрые. Мне нужно было удостовериться, что я проснулась по-настоящему, что я в безопасности.
Сердце бешено колотилось, желудок скрутил
