и от восторга застонала. Хейл выпрямился и закашлялся.
Реми прикусила губу, чтобы не захихикать. Хорошо, что он не видел ее лица. Она ликовала от того, что этот короткий звук так его удивил. Интересно, как он реагировал на другие звуки, которые слышал.
– Насколько я понял, хлеб тебе понравился, – заключил Хейл, когда Реми расправилась с половиной буханки.
– Вкусно, – невнятно промычала она с набитым ртом. – Никогда такого не ела.
– Мне тоже нравится. – Девушка услышала, что принц улыбался. – Северная пекарня славится на весь город. Мне пришлось сделать крюк, чтобы ты его попробовала.
Реми даже жевать перестала: Хейл хотел с ней поделиться. Простой мелочью, но очень важной для него, и ему захотелось, чтобы она о ней узнала.
– Спасибо, – благодарно сказала девушка, отщипывая еще кусок. – Как твоя красная ведьма, советую нанять того человека своим личным пекарем, и пусть ездит за тобой на поля сражений с этим хлебом с изюмом.
Хейл расхохотался, и не высокомерным смешком принца, а откровенным смехом ведьм. Представив это зрелище: булочник разъезжает по полю битвы, чтобы отвезти принцу хлеба, Реми тоже залилась смехом. Они ехали через весь город и в дружеском молчании жевали хлеб.
А город все больше оживал. Фейри и ведьмам после праздника осеннего равноденствия полагался день отдыха, это не касалось прислуги, ремесленников, лавочников – всех, кто принадлежал к низшему сословию людей. Без их услуг было не обойтись. И когда Хейл и Реми проезжали мимо, одни украдкой посматривали на них, другие, которых было совсем немного, останавливались и кланялись Восточному принцу, но большинство не обращало на них внимания. Нет, не такого приема для наследного принца ожидала Реми.
Впереди, в дверях какого-то дома маячили трое. Они покачивались и возбужденно улюлюкали. Реми довелось немало таких повстречать: для них каждый день – нескончаемый праздник, и они будут пить, танцевать, веселиться до самого утра. И сейчас солнце уже сияло на небе, вызолотив кроны деревьев на лесных склонах. Эти гуляки, судя по их росту и телосложению, были еще юнцами. Принц натянул вожжи, чтобы кто-то из них не попал под копыта.
Они оглядели Реми, потом уставились на Хейла и нахмурились, явно узнав принца. Реми и к такому привыкла тоже, когда своей могущественной магией солнце превращало ночное веселье в злое утро.
– Не обращай внимания, – проговорил Хейл, словно ожидая, что последует за этими взглядами.
Выходит, что принц уже столько раз сталкивался с подобным и знал, что ожидает его сейчас.
Каких только гадостей не выслушала от людей Реми. Одни просто осыпали ее грязными оскорблениями, другие упражнялись в острословии, и она научилась пропускать пьяные подначки мимо ушей. Но по неведомой причине она была не готова стерпеть, если оскорбления и насмешки будут направлены на того, кто согревал ее своим теплом и чье горячее дыхание развевало ее волосы.
Самый долговязый и наглый подождал, пока лошадь поравняется с ними, и, плюнув на землю, выругался:
– Бастард.
Бастард.
Это слово причиняло самую глубокую боль. И пусть даже все это – правда. Мать родила Хейла вне брака, и все, что он имел, досталось ему не по праву. Получалось, это прозвище он заслужил. Реми тоже несколько раз назвала его бастардом. Чем же она лучше этих пьяных дураков?
Двое приятелей долговязого грубо расхохотались. От звука злобного, ядовитого смеха ее передернуло. Молниеносным движением Реми перекинула ногу через круп лошади и, вцепившись в черную гриву, сползла на землю. И в следующее мгновение она уже стояла перед долговязым, опрокинув его на спину, прижав к стене и приставив к горлу кинжал, который вдруг оказался у нее в руке.
Глаза гуляки вылезли из орбит, и он быстро, рывками дышал. Его собутыльники застыли рядом.
– А ну извинись! – рявкнула Реми, нависнув над ним.
– Реми, – окликнул ее Хейл, но девушка не слушала.
В остекленевших глазах юнца замелькали красные всполохи, и она поняла, что ее глаза мерцали красным. Руки завибрировали, наполняясь магической силой.
Обидчик побелел как полотно, и по его ногам потекла моча. Реми больше не ощущала себя беспомощным, забившимся в угол созданием. Она была грозным оружием. Холодно улыбнувшись, она повторила:
– Извинись перед принцем.
– Простите, – дрожащим голосом едва слышно прошептал юнец.
Реми выпустила кинжал, и с помощью магии он завис в воздухе перед горлом пьяницы.
– Громче, – потребовала она.
– Простите, принц Норвуд, – всхлипнул тот, и глаза его наполнились слезами. – Умоляю, простите, Ваше Высочество.
– Прощаю, – властно и твердо ответил Хейл.
Реми выпрямилась, подхватила кинжал и вложила в ножны. Потом обвела взором оставшихся двоих, и те вздрогнули от ее мерцающего красного взгляда, словно он был способен наслать на них проклятие.
Девушка не приняла протянутую руку принца, а схватившись за рог седла, ловко взлетела обратно, несмотря на то, что мышцы ее ног были не совсем готовы к подобному трюку.
Хейл восхищенно хмыкнул и повернулся к трусливо жавшимся юнцам.
– Пусть это послужит вам уроком, – сурово сказал он. – Мне плевать на ваше неуважение, но моей красной ведьме – нет.
«Моей красной ведьме».
В ответ на эти слова магия вновь засияла у нее в глазах. Хейл сказал это так, словно они непобедимая пара. Реми подняла голову и гордо выпрямилась.
Они молча двинулись дальше, гул силы и красное сияние магии постепенно слабели. Но сердце Хейла мощными толчками бухало как будто в ее груди.
– Это было впечатляюще… глупо, конечно, но впечатляюще, – прошептал он ей в волосы.
– Неужели? Хочешь сказать, ты не способен соскочить с медленно идущей лошади и выхватить кинжал? – с озорной ухмылкой уточнила Реми.
Хейл засмеялся.
– Отличное зрелище, – еще раз признал он. – Можно подумать, что ты наполовину фейри.
– Еще один совет от твоей красной ведьмы. – Реми быстро переключила разговор на тех троих.
«Твоей». Ей нравилось произносить это слово, представляя в своих фантазиях, что она принадлежит ему.
– Любой, кто обращается к тебе неуважительно, заслуживает кинжала у горла.
– Как же мне повезло, что для этого у меня есть ты.
И, переложив поводья из одной руки в другую, принц крепче прижал к себе Реми.
Она сделает это – зарежет любого, кто назовет его Бастардом. Эта потребность недавно поселилась в ней. Дикий основной инстинкт. Он есть, и с этим ничего не поделать.
Миновав последние дома, пустующие участки ничейной земли, они подъехали к городской стене – частоколу из мощных стволов, вкопанных в землю. Железные ворота были открыты. За ними лежал лес. Там у них не было врагов.
И, углубляясь в чащу, Реми подумала, что сегодня их враг – не воин с мечом, а
