Существенным был также поставленный в этой книге вопрос о том, можем ли мы говорить о некотором глобальном для всего славянского континуума значении единичной партикулы-части-цы, как примарной, так и комплексной. Поясню свою мысль. Очевидно, что союз а в русском, старославянском, украинском, белорусском, польском, болгарском и сербском языках имеет в основном сопоставительное значение, а в чешском, словацком и лужицком – сочинительное (žena a škola). Но если сравнить данные наиболее распространенных в славянском пространстве частиц, то получится, что общий набор семантических компонентов у них совпадает, если учитывать совокупность фактов диалектных и текстов старшего периода. В книге 1985 года [Николаева 1985: 143—144] демонстрируется такое совпадение смыслов для частиц i, a, no, da, tak – по всем славянским языкам.
Показано, что каждая из этих частиц передает следующие основные значения: 1) соединения – ’ и’; 2) противопоставления – ’но’; 3) подтверждения – ’да’; 4) указания на способ действия – ’так’. Однако это совпадение может иметь место на разных языковых (речевых) пластах: литературный вариант одного языка совпадает с диалектом другого, современный с архаикой и т. д.
Естественно также, что совпадений на более ранних этапах существования у славянских языков в партикулярном фонде больше. Поэтому, например, древнерусский ближе к старославянскому (не только по составу, но и по «частицеобильности»), чем современный русский. Наконец, нельзя обходить вниманием и тот факт, что в одном языке частицы сохраняются только во фразеологизмах, а в других те же по происхождению партикулы употребляются свободно. Например, частица еі в словацком, в чешском, в болгарском означает некое аффективное подтверждение: Ej, ma zima svoje krásy (словацкий); Обедал ли си? Ей, обедал (болгарский); ср. также известные примеры из старославянского:
Разумєштє ли вси? Глаголашє єму: єй, господи; Бжди жє слово вашє єй єй и ни ни; Єй отьчє, тако Быстъ благоволєниє прѣдъ тобод и т. д. В русском же языке это ей ’да’ встречается в несколько устаревших по языку фразеологизмах – Ей Богу, правда или Ей-ей, выпьем, ей Богу, еще (русский текст «Шотландской песни» Бетховена).
Наконец, в книге 1985 года много говорится о том, о чем в настоящей главе не будет сообщаться совсем, – о частицах, заимствованных в славянские языки из неславянских языков и связанных с этим проблемах. Приведем некоторые примеры таких заимствований. Это – ама (из турецкого ama ’но’) в словенском, сербском, македонском и болгарском. Это – комаj (из турецкого komak’I ’может быть’) в сербском, македонском и болгарском; в тех же языках: тамам (из турецкого tamam ’точно’); тек (из турецкого tek ’единственно’), баре (из румынского barem ’по меньшей мере’), чак (из венгерского csak ’только теперь’ ), макар (из греческого μákαρι ’если бы’ и т. д. Много турецких и новогреческих заимствованных частиц представлено в македонско-болгарской паре языков. Нерешенным в этой связи остался вопрос, почему заимствовали столько частиц славянские языки Балкан, но не было в славянском чешском языке так много заимствований из «частицеобильного» немецкого, хотя контакты были достаточно длительными. Но в настоящей книге, как уже говорилось, заимствованные из неславянских языков лексемы рассматриваться не будут.
2
Наиболее важным результатом исследования славянских частиц, проведенном в работе 1985 года [Николаева 1985], можно считать опыт количественной типологии этих частиц в их дистрибуции по 11 славянским языкам[109]. Всего было представлено 9 иерархических серий, каждая из которых будет здесь кратко охарактеризована.
1. Первый подсчет выявляет общее количество подобных лексем в каждом славянском языке. Он демонстрирует шкалу количественных показателей «частицеобильности». При этом языком с максимальным числом оказался русский (вслед за ним сербский и чешский), а языком с минимальным числом таких лексем – македонский (с близким к нему болгарским).
2. Второй подсчет показывает число партикульных лексем, представленных только в одном из славянских языков. Он демонстрирует особенность пути этого данного языка в пределах общеславянской семьи. Полученные данные (в лексемах):
Словенский – 88; Русский и Сербский – 67; Чешский – 54; Украинский – 37; Словацкий – 25, Польский – 24; Старославянский – 19; Болгарский – 17; Македонский – 5. Таким образом, наибольшее число индивидуальных, то есть присущих только этому языку, партикульных лексем принадлежит словенскому языку, оказывающемуся в этом отношении на общеславянской периферии.
3. Однако эти цифры абсолютны и не показывают для каждого языка, какова его доля в общеславянском пространстве. Подсчитывалось отношение числа индивидуальных лексем к общему числу партикульных лексем в этом языке (в %). Приведем эти процентные показатели:
Словенский – 39 %; Словацкий – 26 %; Польский – 23 %; Сербский – 22 %; Русский – 19 %; Чешский – 18 %; Болгарский – 14 %; Старославянский – 9 %; Белорусский – 8 %; Македонский – 2,5 %.
И здесь крайними членами цепи количественной типологии остаются словенский и македонский; сербский и русский остаются так же близки, как и при предыдущем показателе; более соответствующим общеязыковой реальности современной славянской семьи оказалось сближение словенского, словацкого и польского языков.
Сумма индивидуальных лексем – 441. Таким образом, общеславянскими в целом являются 2514 лексем. Вычитая из них присущие всем 66, мы получаем 2448 лексем. Этот набор – 86 % общего количества – в разных комбинациях распределяется в пределах славянского континуума.
Каково же происхождение и состав этого индивидуального фонда? В его состав, как представляется, могут входить четыре гетерогенных компонента:
• это общеславянские лексемы, по каким-либо причинам не сохранившиеся в остальных славянских языках;
• это возникшее из старых партикул новое сочетание (напоминаем, что в книге 1985 года исследовались частицы, а не только партикулы);
• это знаменательное слово (форма знаменательного слова), которое стало функционировать как частица;
• это частицы, заимствованные из неславянского фонда.
4. Четвертым количественным показателем было изучение того, сколько частиц является формами, построенными из партикул того же языка. Полярными лидерами здесь оказались старославянский, максимально «конструкторный», и словенский, «конструкторный» минимально.
5. Пятый подсчет выявлял процентное отношение лексем указанного типа к общему числу индивидуальных лексем в тех же языках.
6. Шестой подсчет демонстрировал число частиц, образованных от форм знаменательных слов. Например, это русские просто, прямо, пускай, словацкое nače и т. д. Выяснилось, что наибольшее число таких частиц – в восточнославянских языках, много – в западнославянских языках и минимально – в южнославянских.
7. Седьмой критерий показал, насколько индивидуализированы славянские языки по критерию 6. А именно: общее число частиц, образованных от знаменательных слов, может быть достаточно высоким, но все эти лексемы совпадают с аналогичными лексемами других славянских языков. Оказалось, что наиболее индивидуализирован по этому критерию словацкий язык, а минимально – болгарский (5 %) и македонский, который вообще не имеет индивидуальных лексем подобного рода[110].
8. Восьмой подсчет относился к той сфере образования славянских частиц, которая в настоящей книге не рассматривается. А именно: он демонстрировал, какой процент из общего числа частиц в каждом языке занимают неславянские заимствования. И этот критерий оказался очень наглядным. Наибольшую степень неславянских заимствований продемонстрировали южнославянские языки (сербский, македонский, болгарский), наименьшую – белорусский и русский языки.
9. Девятый критерий показывал индивидуальность подобных заимствований, то есть сколько заимствованных лексем представлено только в одном славянском языке. Поэтому сюда не включались, например, ми (из греческого μή) ’не’), поскольку это слово встречается и в македонском, и в болгарском языках. То же относится к ма, оти (так же греческого происхождения: μήγ, ότι) в тех же языках.
Здесь по этому критерию первое место занял словенский язык.
По поводу всех этих критериев можно в заключение сделать три общих замечания.
Во-первых, совокупностью максимально близких к другим языкам показателей выделяется сербский язык. А именно: в нем представлено почти максимальное число лексем, относящихся к общему партикульному фонду (после русского), в нем же много индивидуальных лексем (после словенского), много частиц, происшедших из знаменательных слов, и в то же время много заимствованных лексем. То есть сербский язык оказывается близким ко всем языкам, языком, сохранившим общие модели и впитавшим инновации.
