Она сердито посмотрела на меня, пытаясь снова откинуть назад непослушную прядь волос. И тут я заметил, что ее рука слегка дрожит. Она нервничала. Мне не нравился этот наряд с самого начала, но теперь я чертовски ненавидел его.
Я разгладил несуществующую морщинку на рукаве пиджака.
— Мое время бесценно, а ты тратишь его впустую. У тебя есть пять минут, чтобы переодеться.
Она усмехнулась.
— В чем бы вы хотели меня видеть, ваше Высочество?
В моей кровати, распростертую и голую.
— То, что ты обычно надеваешь на свадьбу, на которой не присутствует твой отец.
Какое-то мгновение она смотрела на меня сверху вниз, а когда поняла, что не выиграет, раздраженно обернулась. Но я не упустил и намека на улыбку на ее прелестных губах, прежде чем она скрылась в своей квартире.
Она вернулась через десять минут в красном платье с блестками, которое сверкало в свете ламп, как диско-шар. Разрез платья открывал ее гладкую загорелую ногу и пятнадцати сантиметровые каблуки. От этого зрелища у меня в паху разлился жар.
Она приподняла бровь, заставляя меня что-то сказать.
Девушка понятия не имела.
Она думала, что нравится мне.
Я старался изо всех сил и ходил за ней по пятам все эти чертовы годы, только чтобы смотреть на нее. Я оскорбил ее только для того, чтобы услышать ее дымный голос и остроумный ответ. И теперь, после моего переезда в Сиэтл, было трудно поверить, что она здесь, передо мной. Что я могу протянуть руку и дотронуться до нее. Что она мне позволит. Неважно, одевалась ли она как жена наркобарона 1970-х или как закоренелая фанатка Арианы Гранде — ничто не могло заставить меня забыть ее. Хуже всего было то, что теперь я вспомнил, как она смотрела на меня с колен. Этот образ прожег себя так глубоко под моей кожей, что я никогда не смогу его выжечь.
Как бы мне ни хотелось удержать ее, я знал, что не должен.
Я не мог дать ей всего, о чем она просила.
Я собирался отвезти ее на свадьбу, закончить дела с Сергеем и вернуться в Сиэтл. Тем не менее, каждый раз, думая о том, чтобы уйти, мой воротник казался слишком тугим, а воздух слишком густым, чтобы дышать. Я не знал, смогу ли физически это сделать.
— Ты сама украсила блестками платьями? — спросил я, наблюдая за дверями лифта, пока мы спускались в вестибюль.
Она вздохнула и потянулась, чтобы оттолкнуть меня или сделать еще что-нибудь нелепое, но я схватил ее за руку прежде, чем она успела коснуться.
Она невинно моргнула.
— Я как раз собиралась починить твой зажим для галстука. Он кривой.
— Нет, не кривой, — уверенно сказал я, даже не глядя.
Она попыталась вырвать руку, но я держал ее только потому, что мог. Просто потому, что она была такой чертовски мягкой. Я провел большим пальцем по ее ладони. Она вздрогнула и отдернула руку.
Она красилась перед зеркалом по дороге на взлетно-посадочную полосу, в то время как я делал вид, что моя кровь не гудит от одобрения того, что она находится в моем пространстве, даже совершая такие мирские, не связанные с членом вещи, как нанесение туши.
Нахмурившись, она посмотрела на частный самолет.
— Пожалуйста, скажи мне, этот самолет не принадлежит бюро.
— Этот самолет не принадлежит бюро.
— Лжец.
Садясь в самолет, она пробормотала что-то насчет сыпи.
Светловолосая стюардесса улыбнулась и поприветствовала Джианну, но ей показалось, что прошло неестественно много времени, прежде чем она встретилась со мной взглядом и нервно спросила, можно ли повесить мой пиджак. Она исчезла с моим пиджаком на буксире, а Джианна закатила глаза.
— Ты даже не замечаешь, как девушки ведут себя перед тобой, не так ли?
— Я замечаю все, что ты делаешь, malyshka, (прим.пер: Малышка)
Она замолчала и на мгновение задержала мой тяжелый взгляд, прежде чем отвернуться.
— Кто платит за этот полёт на частном самолете? Мои налоговые деньги?
Я сел на белый кожаный диван, наблюдая, как она двигается и трогает все вокруг.
— Чтобы платить налоги, нужно зарабатывать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я работаю. Я... бизнесмен.
— Ты игрок, — сухо поправил я.
— На самом деле одно и то же.
— Почему твой отец хочет, чтобы ты присутствовала на этой свадьбе?
Она взяла пресс-папье ФБР, рассматривая его.
— По гнусным причинам, я уверена.
— Продумано.
Она сглотнула.
— Я теперь одинокая девушка.
— Так ли?
Я не знал, почему этот вопрос прозвучал как угроза.
Она бросила на меня нерешительный взгляд.
— Да. Вероятно, он хочет исправить это.
В тот момент я знал, что она никогда не выйдет замуж ни за одного чертова мужчину, кроме меня. И она не хотела выходить за меня замуж.
— А если он исправит?
— Я же сказала, что больше никогда не выйду замуж.
Она сбежит. Из жизни, из города, от меня.
Иррациональная мысль, что я не смогу найти ее, вызвала во мне ледяную панику. А я мог найти кого угодно.
Я никогда не позволю ей уйти.
Мне было все равно, даже если придется приковать маленькую беглянку наручниками к изголовью кровати.
Клятва прожгла меня насквозь, глубоко оседая, и успокоила прилив крови в моих венах.
Она села на кресло напротив меня и открыла модный журнал.
— Как ты собираешься объяснить, почему ты со мной?
Ты моя. И я иду туда же, куда и ты.
— Никто не будет меня допрашивать.
Мой телефон завибрировал в кармане, и я вытащил его.
Александра: Отец хочет поужинать в ближайшее время.
Разочарование пронзило меня. Сергей говорил со мной только через свою дочь. Я был удивлен, что он не выставил ее передо мной обнаженной и не предложил трахнуть ее, как бы мотивирован он ни был этим союзом. Он хотел окунуть руки в Американский преступный мир, сохраняя при этом свои традиционные Русские ценности, и, по-видимому, связь со мной была способом сделать это.
Российское правительство ужесточило правила пограничной безопасности, и большая часть этой безопасности оказалась у Сергея в кармане. Мне было уже наплевать на Российскую политику, но, к сожалению, единственному родственнику, который у меня остался, было не все равно.
После освобождения из переполненных камер Бутырки в девятнадцать лет я уехал в Штаты, а Ронан предпочел остаться в Москве в качестве жалкого охранника в Братве. Пятнадцать лет спустя он владел собственной империей. Но у него все еще был более практический подход к получению желаемого, в то время как делегирование — и немного манипулирования —было более подходящим для победы над Сергеем Поповым.
Я написал Александре, что свободен в Пятницу, и сунул телефон в карман. Когда я снова обратил свое внимание на Джианну, то увидел, что она жует губу, ее оливковый цвет лица стал чуть бледнее.
Она боялась своего отца.
Это вызвало во мне прилив гнева.
Единственный, из-за кого ей следовало бы нервничать, это я.
— Voy kak volk, malyshka. (прим.пер: Вой как волк, малышка)
Ее мягкие глаза метнулись ко мне. Они прожгли маленькую дыру в моей груди.
— Voy kak volk, (прим.пер: Вой как волк) — прошептала она.
Она сказала все правильно.
И я вдруг понял, что собирался оставить ее.
