– Нам накатник пробило! И стрелять мы не могли…
– Из пушки – возможно. А пулеметы? Там-то что пробило? Да и передвигаться танк мог вполне. Почему вы не использовали эти возможности?
– Не знаю, товарищ капитан госбезопасности! Я сознание потерял!
– И, так, без сознания в деревню пришли? Лейтенант аж взмок. Аргументов в свою защиту у него явно не было.
– Так меня же полицаи били!
– И при этом ничего серьезного не повредили? Внешне – согласен, выглядит впечатляюще. А вот врач говорит, что для жизни ничего опасного нет. Как же так?
– Так не успели они…
– А может – не захотели? Мало ли какие цели могут быть у врагов советской власти? Мы тут давно работаем, немцы про нас знают, вот и решили в отряд своего агента заслать. Может такое быть?
– Может, конечно…
– Вот я и спрашиваю вас, г р а ж д а н и н Скороспелый, что вы хотите д о б р о в о л ь н о сообщить органам госбезопасности?
Все… Лейтенант готов. Рот открывает, а слов нету. Не думал, милок, что его подозрения ТАК легко на него же и обернуть можно.
– Я так вижу, г р а ж д а н и н Скороспелый, что говорить вам сейчас затруднительно? Голова болит или еще что мешает?
– Я… мне…
– Подумать надо?
– Да…
– Хорошо, подумайте. МНЕ спешить некуда. А чтобы вам легче думалось, эта штучка (я поднял с земли обрез) пусть пока у меня полежит. Заодно и у старшего лейтенанта поинтересуюсь, что это он вдруг оружие непроверенным людям дает? Бдительность утратил или еще что тут есть? Товарищ Несвидов!
– Я, товарищ капитан госбезопасности!
– Тут вот товарищу лейтенанту нездоровится. Вы уж побудьте с ним рядышком. Проследите, чтоб хуже не стало, чтобы не ходил куда-нибудь в одиночку. А то ведь – голова предмет темный, науке непонятный. Вдруг да поведет товарища лейтенанта куда-нибудь не в ТУ сторону? Так и до беды недалеко…
* * *
Несмотря на то, что поспал я всего ничего, проснулся я бодрым, видимо сказалась привычка к ночным сменам и скользящему графику. Включив немецкий «квадратный» фонарик и повесив его на пуговицы полевой куртки, я пошёл к ручью умыться. Лагерь был уже на ногах, то тут то там мелькали силуэты бойцов, скупо подсвеченные «налобниками» или такими же, как и у меня, трофейными немецкими фонарями.
– Товарищ старший лейтенант… – окликнул меня кто-то.
– Да? – ответил я, вглядываясь в темноту.
– Это Несвидов, товарищ старший лейтенант. Здесь мы.
– А, сержант… Что у вас?
– Вот, товарищ капитан приказал танкиста вашего стеречь, а он как сурок спит, а мне собирать имущество надо.
– Не дрейфь, сержант, поможем твоему горю. Дед Никто! – громко позвал я.
– Здесь я! – Кудряшов откликнулся метрах в десяти.
– Ко мне!
– Да, товарищ старший лейтенант, слушаю. – сказал боец, подходя к нам.
– Дед, ты вещи собрал?
– Да. Да у меня и вещей-то нет.
– Это не важно сейчас. Смени сержанта на посту, ему имущество командное паковать надо.
Решив административную проблему, я похромал дальше. Пять минут на личную гигиену и я уже «лечу» к Люку, готовить заряды.
Пока мы возились со взрывчаткой, Саня успел мне рассказать про приключения наших у тайника.
– Да, а могли ведь и серьёзно напороться, вечно Бродяга обостряет, – закончил Люк свой рассказ.
Я согласился с ним, поскольку ещё по нашим игрушечным войнам знал, что Шура-два – натура увлекающаяся и может превратить простую разведывательную вылазку в операцию по тотальному уничтожению противника.
* * *
«Изъятие ценного свидетеля», как обозвал операцию Бродяга, прошло, что называется, без сучка и задоринки. Колонна остановилась за деревней, а мы с Зельцем прошлись по крайним домам. Дом Марьяны оказался третьим с краю. Минут пять ушло на уговоры хозяйки, и ещё пять – на то, чтобы объяснить Лиде, что задание отменяется, и мы забираем её с собой.
Порядок движения был следующим: впереди, метрах в пятидесяти, на мотоцикле ехали Люк и Тотен, за ними – «ублюдок», за рулём которого сидел я, и «эмка», которой рулил Фермер. Грузовик доверили вести Казачине, а замыкал колонну ещё один мотоцикл, на котором ехали Бродяга и Зельц. Всех, у кого не было немецкой формы, спрятали в кузове.
На шоссе мы выехали в четверть третьего и десять километров, отделявших нас от моста, проехали минут за сорок, так что, когда впереди показалось шоссе, запруженное войсками, на моих часах было почти три.
Операция нам предстояла непростая – пересечь шоссе, по которому, не взирая на ночное время двигался сплошной поток войск противника, и не вызвать при этом тревоги у регулировщиков из полевой жандармерии. Почти весь день Тотен потратил, возясь с трофейными документами, и теперь на наших машинах были нарисованы не знаки отдельного сапёрного батальона, а эмблемы отдельного охранного батальона, расквартированного восточнее Минска, как раз в том направлении, куда мы и держали путь.
Десять минут, которые мы ждали разрешающего сигнала от регулировщика, показались мне, как минимум годом. Оглядывая окрестности, я думал о том, что если что-то пойдёт не так, то шансов вырваться из ловушки, у нас практически нет. Впереди – дорога, забитая противником, сзади – деревня Лусково, в каждом доме которой стояло, как минимум отделение.
Наконец жандарм дал нам отмашку выезжать на шоссе. Я выдохнул сквозь сжатые зубы и воткнул передачу. Пока мы медленно тащились по радошковическому шоссе, я с интересом смотрел по сторонам – ну когда ещё увижу немцев в естественной среде обитания и не через прицел! Вот мерно шагают пехотные колонны. Лица солдат сосредоточены и угрюмы. Я их понимаю, ночной марш, когда видишь только спину впереди идущего камрада, да проезжают мимо машины, слепящие тебя светом фар. И шагать так ещё долгие и долгие километры. «Ну ничего, мы устроим вам нежданный привал!» – злорадно подумал я, но тут же одёрнул сам себя, вспомнив, что не надо говорить «гоп», не перепрыгнув.
Через примерно километр мы добрались до большой развилки, и основная масса немцев повернула на восток, в сторону Острошицкого городка, мы же поехали прямо на юг. Говоря «основная масса», я имею в виду то, что и на юг, в направлении тылов второй Танковой группы ехало, кроме нас, довольно много машин. Ещё километр, и мы сворачиваем с трассы. Вот и небольшая деревня, ниткой вытянувшаяся вдоль реки. Если мы не ошиблись это и есть наша ближайшая цель.
Встав табором в стороне о дороги, проводим быструю рокировку – Люк и Казачина подсаживаются в мою машину, и мы малым ходом двигаемся к деревне.
Спрятав «круппа» в небольшой рощице, росшей метрах в двухстах от околицы, мы вытаскиваем из машины снаряжение и навьючиваемся. Получилось килограммов по пятнадцать на брата, что вполне себе терпимо. Теперь нам надо в темпе пройти около трёх километров, да ещё и через реку переправится. Нажимаю на тангенту:
– Арт в канале. Мы в игре!
– Понял тебя, ни пуха, – отвечает мне Фермер.
– К чёрту.
* * *
Прокравшись по краю тёмной деревни, мы, незамеченные ни одной живой душой, переправились на другой берег по никем не охраняемому броду и потрусили на север. Когда до объекта оставалось метров триста, мы легли на землю, и Саня достал ПНВ.
– Ага, всё – как и днём… по отделению с каждой стороны, и патрулей на берегу нет. – Сказал он после пятиминутного разглядывания моста. – На, сам посмотри, может, заметишь ещё чего.
Однако и я ничего необычного не заметил, и мы аккуратно двинулись в сторону моста.
Двести метров… Сто… Пятьдесят… Сели на корточки… Наблюдаем… Часовые, успокоенные присутствием такого количества своих, службу несут исправно, но без огонька – смотрят больше на проезжающие мимо машины, чем по сторонам. Ну, а даже если и обводят окрестности взглядом, помогает это мало – узкие лучи, вырывающиеся из-под светомаскировочных крышек фар, слепят не хуже прожектора. Трогаю Люка за плечо и знаками показываю, что дальше пойдем «перекатами» на корточках. Он показывает, что согласен и скрывается в темноте. Выждав две минуты, отправляюсь вслед за ним. Ещё через две минуты за мной пойдёт Казачина.
Полсотни метров до моста мы преодолели за десять минут. Грохот от проезжающих наверху машин под мостом стоит такой, что кажется, что даже заори кто-нибудь из нас в голос – на мосту и не услышат! Но орать нам незачем, поэтому вместо занятий вокалом мы укрепляем на опорах заряды. По два «рукава» на каждую сваю и по небольшому заряду между подкосами и продольной балкой. Для того чтобы разместить последние, строим «живую пирамиду». Так, готово – треть дела сделана!
Теперь бенефис Казачины! Примотав запал Ковешникова к балке, он притягивает к нему зип-таями отрезки детонирующего шнура, а потом разводит шнур по зарядам. Я в это время, зачерпнув воды в гильзу, и наполнив консервную банку, подвешиваю наш «замедлитель» к подкосу рядом с зарядом. Хочется, чтобы его при взрыве разнесло на мелкие кусочки – пусть немцы голову поломают. Через десять минут всё готово!
