чтобы понять, что сказал Грейсон: «У нее шизофрения».
Шизофрения. Вот, что он сказал им обо мне! Они принимали меня за душевнобольную!
– Нет, это неправда! Он лжет вам! У меня нет шизофрении! – возмущенно вскрикнула я, вскакивая с софы. Моему возмущению не было предела.
Он сказал им, что я больна! Боже правый!
Вместо ответа Грейсон кинул что-то на софу, и я с отчаянием увидела желтый листок, на котором я написала свое предупреждение Софи.
– Прошу вас, Вайпер, не бойтесь! Все хорошо! – добрым нежным голосом, каким разговаривают с маленькими детьми, сказала Софи и подошла ко мне.
Я перевела взгляд на ее лицо: оно расплывалась от слез, что застилали мои глаза и потоком текли по моим щекам, потому что мне было невыносимо больно от мысли, что Софи предала меня. Она прочитала мою записку и всего лишь подыграла мне. Но подыграла не потому, что поверила моим словам, а потому, что считала меня душевнобольной! А я своей запиской только подтвердила слова Грейсона: написав о том, что он хочет убить их, я только заставила их утвердиться в том, что больна шизофренией.
Но ведь Софи не знала, что ошибалась! Она знала только то, что сказал ей Грейсон!
Грейсон. Это он ввел их в заблуждение, а значит, он знал о том, что я не поверю его обещаниям и обязательно попытаюсь предупредить гостей об опасности. Вампир знал и устроил все так, чтобы они не поверили мне. Он сказал им, что я больна шизофрений – этой страшной болезнью душевнобольных людей! Вот откуда была у Софи эта жалость! Она жалела меня! Жалела, ошибочно думая о том, что я сумасшедшая!
Я перевела взгляд на Грейсона: он все с той же холодной усмешкой смотрел на меня. Он был явно доволен собой и своей выходкой. Он вновь победил. Но как он узнал о том, что я написала Софи? Хотя, все ведь так просто! Софи ушла на балкон, чтобы показать записку, но не своему мужу, как думала я, а Грейсону, считая, что так поступает верно по отношению к нему и ко мне. Конечно, исходя из ее представления обо мне, как о больной страшным недугом, моя записка повергла ее в шок и страх – она была уверена в том, что у меня начался приступ. Все мои оправдания лишь усугубили мое падение.
Я была разбита. У меня не было сил сдерживать эмоции: меня разрывали душевная боль, обида, горечь, злость на французов за то, что они поверили Грейсону и считали меня больной, за то, что Софи предала меня и показала мою записку вампиру!
Грейсон. Я ненавидела его. Как он мог? Как он посмел сказать такое обо мне? Разве я заслужила это?
– Все хорошо, Вайпер, не волнуйтесь! – опять повторила Софи и в этот раз коснулась моей руки.
– У меня нет шизофрении! Я не больна! – со злостью вскрикнула я, одергивая свою руку.
– Не больна? – насмешливым тоном сказал Грейсон, поднял с софы листок, отошел вглубь зала и стал громко читать вслух написанное мной: «Вам срочно нужно уехать! От этого зависит ваша жизнь! Прошу, уезжайте немедленно! Я не сумасшедшая! Поверьте мне! Он хочет убить вас! Немедленно уезжайте!». Разве здоровый адекватный человек мог написать это? Глупышка, разве я похож на убийцу?
– Ненавижу тебя! Как ты мог так поступить со мной? Так мерзко и чудовищно! – закричала я по-чешски. Его ирония разозлила меня еще больше, но вместе с тем ввергла в отчаянье.
– Как поступил, Вайпер? Ты сама все испортила, – сказал вампир, тоже перейдя на чешский, и подойдя ко мне, кинул листок мне в лицо.
– Боже мой, лорд, что вы делаете? – возмущенно воскликнула Софи, оборачиваясь к Грейсону, но он будто не слышал ее и вновь отошел вглубь зала.
– Я действительно хотел отпустить их, но ты все испортила! – насмешливо бросил мне он.
И тут я поняла, что все зашло слишком далеко. Что я наделала! Я собственными руками вырыла им могилы, убила их! Моя предостерегающая записка стала их смертным приговором!
– Лгун! Несчастный лгун! Если ты хотел отпустить их, то зачем сказал им, что я – шизофреничка!? – воскликнула я.
– Это была игра, милая, наша альтернативная история, трагическая и романтическая: ты больна анемией и шизофренией, но я люблю тебя, несмотря ни на что.
– Что ты сказал им?! – Бред Грейсона был отвратительным.
– Я сказал, что, к сожалению, у тебя часто бывают приступы шизофрении, и тогда ты слышишь голоса, говорящие тебе, будто я хочу убить тебя или кого-то еще. Весело, не так ли?
– О, Боже, какой же ты подонок! – прошептала я, и только сейчас заметила, что французы с тревогой наблюдали за нашими препираниями, но не понимали ни слова, о чем мы говорили по-чешски.
– Я прекрасно знал о том, что ты постараешься предупредить их обо мне, поэтому попросил, что, если они заметят в тебе начинающийся приступ, немедленно сообщить об этом мне. Просто блестящая стратегия. Теперь ты понимаешь, что наделала? – зловеще спросил Грейсон.
– Ты уже давно решил, что убьешь их! – воскликнула я, понимая, к чему он клонит.
– Нет, я же сказал тебе, что не хочу убивать их. Даже больше: я пообещал тебе не убивать их, но, боюсь, теперь мне придется нарушить свое обещание.
– Нет, прошу тебя, нет! Они невиноваты! – Я с ужасом осознала, что именно я стала причиной их убийства.
Я вынудила вампира убить их! Я не поверила его словам и все испортила!
– Да, не их вина в том, что я убью их, а твоя, – спокойным тоном парировал мне Грейсон.
– Нет, умоляю тебя! Они ведь думают, что у меня шизофрения, и не восприняли мои слова всерьез! Они думают, что это просто бред сумасшедшей! Тебе не за что их убивать!
– Именно, моя милая Вайпер, мне не за что убивать их, но я должен преподнести тебе хороший урок: я убью их, и это будет твоим наказанием. Я не желаю убивать наших гостей, но у меня нет другого выхода. Я же предупреждал тебя.
Его слова впивались в мою душу как иголки: я с безжалостной жестокостью осознала, что натворила своим поступком. Грейсон так ловко переложил на мои плечи вину убийства супругов Дюпри, что я была готова сейчас же убить себя, зная о том, что убила французов. Если бы я не была такой наивной, если бы я доверилась Грейсону, он не стал бы убивать их. Но я сделала все, чтобы собственными усилиями приблизить их конец.
– Вайпер, глупая девочка, ты думала, я не знал о том, что у тебя на уме? – жалостливым тоном передразнил меня вампир и повернулся к Дюпри.
– Мои дорогие гости. – Он обернулся к гостям и перешел на английский, наверное, чтобы и я его понимала. – Мне очень жаль,
