– Заходи, Тимофей. Чай будешь? Сам генеральный директор страховой компании заварил.
– Нет, спасибо.
– Закончил с Сенаторшей?
– Да, полный порядок. Можно вас на минутку?
– Вы, Федор Александрович, пока разливайте, я с майором парой слов переброшусь, – предложил подполковник, увлекая Тимофея в коридор: – Ну, что новенького наша пермячка выдала?
– Отец Вольновича все организовал. Его сынок и штатника с Сенаторшей снял. Видеокассета у адвоката.
– Взял Вольновича?
– Сейчас в больницу еду.
– Пленочку там и ищи. Он ее далеко от себя не отпустит. В больнице она, родимая. Дай лапу, молодец. – Пожав Волкову руку, Ерожин вернулся в кабинет. – Не остыл чаек?
– Не успел, вы быстро.
– Там быстро. А здесь долго, – вздохнул Ерожин: – Чаек нормальный, можете чайные церемонии проводить. Но вернемся к списку. Черепахов – это кто?
– Тоже агент. У Корягиной на побегушках. Он по мелким фабрикам спец.
– Доверенности на джип не имеет?
– Нет.
– Поехали по акционерам. Вот Ножкин Андрей Родионович.
– Этих господ я не знаю.
– А собрание акционеров? А устав? А обсуждение бизнес-планов, годовой отчет, наконец?
– Я же вам сказал, в компании я ничего не делаю. И никаких собраний у нас не проводится. С акционерами все решает Костя через Интернет. Я только счета подписываю.
Ерожин кивнул и продолжил чтение списка:
– Костролитин Иннокентий Игнатович… – машинально произнес он и остановился. Это же двенадцатилетний владелец виллы в Переделкине! Ерожин взглянул в графу «держатель» и хмыкнул: Костролитин владел контрольным пакетом страховой компании. Пеньков продолжал невозмутимо пить чай, фамилия Костролитин его явно не озадачила. – Дела… – присвистнул Ерожин.
Капитал страховщиков составлял пятнадцать миллионов долларов плюс недвижимость таинственного дочернего предприятия «Пленэр». Двенадцать вилл в среднем по триста тысяч долларов каждая. И все это в руках ребенка. Мальчик, в прямом смысле, состоял из чистого золота.
– Вы никогда не встречались с господином Костролитиным?
– Никогда. Но суммы на его счета подписывал огромные. Он самый богатый акционер и, по сути, наш хозяин.
– Вы случайно не знаете, сколько ему лет?
– Понятия не имею. А какая мне разница?
– Ему двенадцать! Он даже паспорт получить не может.
Пеньков отставил чашку и, не мигая, уставился на Ерожина.
– Вы чего? Правда, что ли? – Лицо русоволосого красавца выказало столь глупое выражение, что Ерожин понял: генеральный директор удивился.
– Правда, Федор Александрович.
– Вот за что вы меня взяли?
– Нет. Возраст акционера не является преступлением. Мы вас взяли по подозрению в убийстве доктора Крапивникова. Но вы сказали, что в глаза его не видели. Хотите посмотреть? Вдруг вспомните…
Подполковник достал фотографию Валентина Аркадьевича и положил на стол. Пеньков скосил глаза на карточку, затем взял ее в руки и долго смотрел:
– Нет, этого человека я не знаю.
– Сейчас вас допросит полковник из экономической службы, после допроса вернетесь в камеру. За сутки мы проверим питерское алиби. Если персонал гостиницы «Ленинградская» его подтвердит, выйдете на свободу. У вас, случайно, с собой фотографий нет?
– Чьих?
– Вашей и Сони, естественно.
– У меня конфисковали бумажник. В нем есть фотка, где мы вдвоем.
– Спасибо за чаек, – улыбнулся Ерожин и переправил генерального директора страховой компании в отдел Шмакова.
– Петр Григорьевич, вот отчет наружного наблюдения за дачей в Переделкине. – Коля Маслов выложил на стол конверт и собрался уходить.
– Погоди, капитан. Бери ребят, сгоняйте в офис страховой компании «Забота» и привезите мне сторожа Стекленко. И побыстрей. Мне этот мужичок позарез нужен.
– Задержать? – переспросил Маслов.
– Тащите как свидетеля, но напугайте. Наручники наденьте. Пусть в штаны наложит. Мне он в испуге полезнее, – приказал подполковник.
– Сделаем, Петр Григорьевич. – Маслова так и распирало хохотнуть, но он сдержался.
Оставшись один, Ерожин взял конверт с донесением из «наружки». К отчету прикладывалось три фотографии. Они лежали отдельно, переложенные листком бумаги. На листке имелась надпись: «Обитатели дома семнадцать «В» по улице Паустовского». На одном фото подполковник сразу узнал злато кудрое дитя. И хоть фото были черно-белые, образ «золотого» мальчика Ерожин представил в цвете. Он перевернул фото и прочитал одно слово «Ангелок». Со второй фотографии на подполковника с легким прищуром взирал мужчина средних лет. На обратной стороне сотрудник наружки написал: «Велосипедист». На третьей оскалилась знакомая Ерожину породистая овчарка. Надпись на обратной стороне гласила: «Собака». Петр Григорьевич вспомнил конопатого Лисичкина с оттопыренными ушами и улыбнулся. Комментарии к фотографиям, скорее всего, принадлежали капитану.
В отчете сотрудников наружного наблюдения говорилось, что в субботу и воскресенье обитатели дома не покидали. Сегодня утром Игнат Львович Костролитин с сыном Иннокентием сели в спортивный «Мерседес» и отправились в Москву. В конце приар-батского переулка машина остановилась. Папаша остался в авто, а сынок прошагал в интернетный зал на Старом Арбате и сидит там до сих пор. Петр Григорьевич поглядел на часы. По его соображениям, Валерий Андреевич допрос Пенькова еще не закончил. Ерожин позвонил полковнику по внутреннему и попросил разрешения зайти. Шмаков не возражал.
– Извини, полковник, я на минуту. – Петр Григорьевич пожал Шмакову руку и выложил перед Пеньковым фотографии отца и сына Костролитиных. Генеральный директор мельком взглянул на снимок мальчика и отложил его в сторону.
– Ребенка не знаю, – уверенно заявил он. Фотография велосипедиста была изучена внимательно. – Где-то я его видел. Но где, убейте, не помню.
– Напрягите голову. Это очень важно, и для вас в том числе, – настаивал Ерожин.
– Напрягаю, но вспомнить не могу. Точно видел. Подождите… Это же агитатор. Он перед выборами в городскую Думу меня агитировал… Домой заходил. Долго уговаривал. Про жизнь спрашивал. Он где-то в соседних домах живет. Я у него еще стольник на бутылку одолжил. А как зовут, не вспомню. Больше двух лет прошло.
– Стольник отдал?
– Конечно. Я долги всегда отдаю…
– Как отдал?
– Во дворе встретил и отдал.
– Чудненько, – потер руки Ерожин. – Визит агитатора происходил до вашего назначения на должность директора страховой компании?
– Да, дней за десять.
– У меня больше вопросов нет. Исчезаю. – Подполковник покинул кабинет. Шмаков нагнал его в коридоре.
– Слушай, Петр, полная чертовщина. Ну этот Пеньков, понятно. Он декорация. Представительный, обаяшка, честный и любит пожить. У них блестящий работник Константин Дворницкий. Я его утром допросил. Способный парень, но исполнитель. А за его спиной финансовый гений. Не к чему придраться. Налоги все уплачены. Регистрация в свободной зоне дочерней фирмы «Пленэр» – афера, но чистая, закон они нигде не нарушили.
– А как тебе нравится держатель контрольного пакета? Вот этот мальчик. – Подполковник еще раз достал карточку «Ангелочка».
– Я понял. У меня его фотография тоже есть. Из «наружки» получил. Понимаешь, случалось, что родители ребенком прикрываются. Малолетку не посадишь и под конфискацию не подведешь. Но здесь что-то не то. У папаши вообще никаких прав. Темное дело, а придраться не к чему. Крути их по афере со «смертниками».
– Я их раскручу по убийству доктора, – заверил Ерожин и побежал к себе. Из кабинета он позвонил матери Валентина Аркадьевича Крапивникова:
– Вероника Арнольдовна, вас беспокоит подполковник Ерожин. Я у вас однажды был. Я понимаю ваше горе, но мне нужна помощь. Скажите, фамилия Костролитин вам ни о чем не говорит?
– Кащей учился с Валей в одном классе. Потом Костролитины переехали, но Кащей и Валя встречались до последних дней жизни сына.
– Почему Кащей?
– Его так одноклассники звали. Жаден патологически.
– Он женат?
– Женат, но семья странная…
– Чем странная?
– Из жадности с женой живет раздельно, а ребенок у них феномен. Закончил среднюю школу в десять лет.
– Спасибо, Вероника Арнольдовна. Я вам очень благодарен.
Положив трубку, Ерожин затребовал распечатку фоторобота Знахаря и сличил фотографию велосипедиста с виртуальным портретом. Сходство казалось очевидным.
– Петр Григорьевич, сторож Стекленко в наручниках доставлен, – отчитался Маслов.
– В штаны наложил?
– Не проверял. Но выглядит бледно.
– Заводите.
– Слушаюсь. – Маслов исчез и через мгновение в кабинет ввели бледного сутулого мужичка с дрожащими руками.
– Снимите наручники, – грозно приказал Ерожин. – Садитесь, Стекленко. Вы преступник.
– Я не знаю за что… Я ничего такого… Я не понимаю… – мямлил сторож.
