Тихон Андреевич вздрогул от резкого стука в стекло. Глухов поднялся с постели и босиком прошествовал к подоконнику. За окном сидела Варвара и одним глазом заглядывала в комнату.
– Чего долбишь, нахалка, – проворчал сторож.
Ворона уже неделю не являлась, и он решил, что она улетела вовсе. Покопавшись в холодильнике, старик извлек две сосиски, поломал их на кусочки и, напялив на босу ногу калоши, вынес вороне завтрак. Варвара бесцеремонно взгромоздилась на стол террасы, и вприпрыжку поспешила к угощению. Глухов не стал с ней беседовать, а вернулся к себе.
Напольные часы в холле пробили одиннадцать. Обычно Тихон Андреевич вставал рано. Но две последние ночи он спал плохо. С вечера не засыпалось, глаза смыкал только под утро. Будучи человеком лесным и наблюдательным, он быстро засек черную машину с тремя незнакомыми людьми. В первый раз автомобиль остановился метров за сто от его участка. Соседские дома пустовали, и пожилой человек заподозрил неладное. Если ограбят соседей, Глухов вроде ни при чем. Но работая сторожем на хозяйской даче, он чувствовал некоторую ответственность и за пустовавшие дома по соседству.
К вечеру одна машина уехала, но взамен возникла вторая. Припарковалась она на другом месте, но и из ее окон калитка и участок охраняемой Глуховым дачи хорошо просматривались. Подобное постоянство навело Глухова на мысль, что это не грабители, а совсем наоборот. Он предположил, что сотрудники милиции снова появились в связи с обнаруженным трупом мужчины. Но скоро засомневался. Кого они ждут? Убийцу? Глухов слыхал, что преступников тянет на место преступления, но не был настолько наивен, чтобы подозревать сыщиков в способности на подобные психологические эксперименты.
Уж не по его ли душу гости? Смутная тревога овладела сторожем, и он два дня не выходил. По ночам вспоминал Галю, Настеньку и Урал. Вот и сейчас раскрыл чемодан и достал альбом с карточками. Альбом с ним, а близкие в земле. Останься он под артобстрелом дома, семья бы уцелела. Но задним умом все крепки. Тихон Андреевич перелистал страницы и задумался. Хоть он и прожил в Чечне немало, но душой к новой земле не прирос. Трудно было привыкнуть к народу с другой верой и обычаями. Правда, в основном они общались с русскими. Но и русаки в Чечне не те, не уральские. По праздникам на стол выставляли острые кавказские блюда. Лепить настоящие пельмени и печь пироги с рыбой не умели. Одна Галя его баловала.
Мысли о еде вернули к реальной жизни. Запасы продовольствия в холодильнике заканчивались, а нежданный визит Варвары лишил сторожа завтрака. Ворона склевала две последние сосиски, нагадила на столе и улетела. Тихон Андреевич одёлся, взял хозяйственную сумку и отправился в магазин.
И сегодня на опушке дежурила черная «Волга». Проходя мимо, он мельком взглянул в салон. В машине по-прежнему сидели трое. На Глухова пассажиры не смотрели. Двое демонстративно отвернулись. У одного из них старик отметил сильно оттопыренные уши.
Снег в Переделкино несколько дней назад в очередной раз растаял, но просохнуть проселок не успел. Чтобы не месить грязь, Глухов выбрал обходной путь по асфальту. Топать в два раза дальше, зато ноги не разъезжаются и не тяжелеют от налипшей глины. Выбравшись на шоссе, Тихон Андреевич оглянулся, слежки не заметил и подумал, что зря связал появление странных визитеров с собственной персоной. Мало ли зачем приезжают люди?
На всякий случай оглянулся еще раз, и опять никого. Облегченно вздохнул, миновал мостик и поспешил к магазину. Сельпо от шоссе отделял высокий забор из стальных прутьев. За прилавком скучала Клава. Глухов оказался единственным покупателем. При виде сторожа продавщица заулыбалась. Постоянных клиентов женщина знала в лицо. Тихон Андреевич поинтересовался здоровьем парализованного мужа продавщицы, попросил пять пачек «Примы», батон, пачку индийского чая, полкило вареной колбасы и две упаковки пельменей.
Готовить себе одинокий старик ленился, предпочитая разносолам нехитрое холостяцкое меню. Но, кроме себя, приходилось думать и о друзьях. Орешки или семечки для белки он запасал у железнодорожной станции, а для ежика и Варвары обычно брал здесь, в сельпо, дешевую ливерную колбасу. Сегодня колбасу раскупили, и Глухов заменил ливер на мерзлого хека.
Поблагодарив Клаву и уложив в сумку покупки, отошел от прилавка и на пороге столкнулся с мужчиной в шикарном спортивном костюме. Сторож спустился с крыльца и заметил дорогой спортивный велосипед. От воровства машину страховали два замка. Один замыкал переднее колесо, а другой толстой цепью прихватывал раму к чугунной колонке крыльца. Что-то насторожило Тихона Андреевича. Он оглядел педальную машину и понял, что его обеспокоило. Молодой сыщик из Москвы интересовался велосипедистом, обронившим самописку. Мужчина, с которым он столкнулся на пороге, и был тот самый любитель велосипедных прогулок. Это он катался по проселку вдоль берега за три дня до первого снега. Сторож вернулся в магазин и пристроился за велосипедистом. Тот покупал хлеб и возвращал Клаве уже третий батон.
– Если у вас хлебушек такой черствый, надо уступать его дешевле, – вкрадчиво торговался покупатель. – За семь рублей не возьму. Скиньте два рублика.
– И не берите. Цену назначаю не я. Вас предупредили, батоны вчерашние. Сегодня суббота. До понедельника завоза не будет.
– Вы не имеете права продавать черствый хлеб за ту же цену, – продолжал терзать продавщицу вкрадчивый покупатель.
– Катите в Солнцево. Там универсамы большие, столичные, а у нас сельпо. Вам туда на велосипеде пятнадцать минут. Чем без дела раскатывать, смотались бы в магазин… – отбивалась Клава.
– Дайте телефон вашего хозяина. Я с ним договорюсь.
– Не дам. Рафик Хоренович не любит, когда его по выходным тревожат.
Нервы у Клавы начинали сдавать, а велосипедист оставался невозмутим:
– Частный бизнес подразумевает гибкость. Вы обязаны угождать клиенту. Я пожалуюсь вашему хозяину, что вы отпугиваете его покупателей.
Глухову надоело слушать, и он вышел во двор. Покупатель оставил Клаву в покое минут через десять. В руках довольный потребитель сжимал два батона. «Добился, жмот, своего», – подумал сторож. Скряга убрал хлеб в кожаный рюкзак, повесил его на плечи, отомкнул замки и выкатил велосипед со двора сельского магазинчика. Дорогой иностранный велосипед и богатый, из переливающейся материи спортивный костюм не вязались с желанием их обладателя сэкономить четыре рубля на двух батонах. Сторож попытался последовать за велосипедистом, но не успел. Велосипедист отметил интерес к своей персоне, встретился щелками глаз с Глуховым, отвернулся и, лихо крутанув педали, взлетел к воротам туберкулезного санатория. Тихон Андреевич поднялся за ним на холм, добежал до поворота, и там был обрызган пролетевшей мимо машиной. «Носятся, как угорелые», – проворчал старик. Велосипедист исчез. Сторож отдышался и вернулся в магазин. Клава чуть не плакала.
– Странный мужчина, – посочувствовал ей Глухов.
– Это не мужчина, это гад! – воскликнула продавщица. – Сволота иногда на таком «Мерседесе» подкатывает! Я дом продам, все свое из чулка достану, мне, может, только на колеса и хватит. А он за четыре рубля торгуется. И еще чек забрал. Интересно, кому этот жмот отчитывается?
– Наверное, жене.
– Представляю, какая это ведьма.
– Писатель?
– Писателей я всех знаю. А этот гад в Переделкино не больше года. И как не придет, всегда нервы истреплет. А ты чего, Андреич, забыл?
– Дай мне, Клавочка, упаковку спичек. Уже третий раз только дома вспоминаю, что не купил…
Глухов спустился с крыльца. Ближайший телефон находился в Доме творчества писателей. От магазина по шоссе до него метров триста. Сторож порылся в карманах, отыскал визитку молодого сыщика и зашагал к телефону. Вскоре за спиной услышал шелест шин. Оглянулся и увидел еще одного велосипедиста. Тощий мужичок с трудом крутил педали. Его видавший виды железный конь жалобно поскрипывал колесами, выписывая на асфальте удивительные кренделя. Мужичок явно управлял машиной под сильным градусом. Тихон Андреевич пронаблюдал за виражами пьяненького и нырнул в калитку Дома творчества. У кабины пришлось ждать. Пожилая дамочка в шубе выясняла отношения со своей матерью.
– Мамочка, не беспокойся. Я не мерзну. В Переделкино плюс шесть, а у меня под шубкой вязаное платьице, теплые шерстяные колготочки, трикотажные трусики, носочки из ангоры и сапоги на меху, – доказывала дочка.
«Теплолюбивой дочурке самой под шестьдесят. Сколько же лет мамаше?» – прикинул Глухов. За сторожем к телефону пристроился еще один желающий позвонить. Мужчина расхаживал кругами в надвинутой на глаза кепке. Когда он в очередной раз профланировал мимо, Глухов узнал оттопыренные уши. Эти уши он заметил в черной «Волге» неподалеку от своей дачи.
В субботу Ерожин позволил себе выспаться. Даже возня и крики малышей, начавшиеся с половины восьмого, его не пробудили. Напряжение прошедшей недели утомило подполковника, и организм требовал отдыха. Надя старалась занять двойняшек играми и не давала им носиться у дверей спальни. Маленькие люди умудряются своими ножками так молотить по полу, что их топот разносится на два этажа.
