понимаю...
- Если бы я понимал! – раздосадованно бросил Дубнер и ударил кулаком по подлокотнику. – Мне ясно только одно: начался очередной катаклизм.
Гитарист бессознательно кивнул, а потом, осознав, что не догадывается, о чём речь, спросил:
- Катаклизм?
Дубнер утвердительно хмыкнул.
И лишь затем Ёжику пришла в голову такая мысль, что была поинтереснее и пострашнее предыдущей:
- Очередной?
Продюсер издал ещё один подтверждающий правоту говорящего хмык и завозился в кресле.
- Очередной-очередной, чтоб ему пусто было...
Ёжик вначале растерянно глядел на бобра, а потом неожиданно понял.
- Космические яйца!
Он аж привскочил с кресла, в котором расположился.
Дубнер покивал.
- Да, то был именно катаклизм, - сказал бывший электрик. – Кошмарный, неостановимый, здоровенный, что мои ночные кошмары!
- Тебе снятся кошмары? – не поверил Ёж.
- Регулярно, - мрачно ответствовали ему. – Они приходят ко мне только во сне, но если уж приходят... От них никуда не деться. Космические яйца, металлические, великанские, ужасные! Будто настоящие... нет, хуже настоящих! Они падают и падают, - продолжал рассказывать Дубнер, - и повсюду, куда они попадают, раздаются взрывы, и всё живое – абсолютно всё – погибает. Плодородная земля превращается в выжженную пустыню, а пустыни застывают кристаллами. Люди, животные – все сгорают без остатка в дьявольском огне! – Он почти перешёл на крик.
- И ничего нельзя поделать?
- Почему же? Можно, - слегка успокоившись, сказал Дубнер. – Не допустить этого. Или чего-то похожего.
- Но ведь оно уже случилось...
- Да. И от того никуда не денешься. Однако случаются ведь и повторения...
- Ты хочешь сказать, - медленно проговорил Ёжик, - что нынешние катаклизмы – это повтор того, что произошло когда-то давно? События, превратившего людей в животных, а животных – в людей? И навсегда изменившего Мир? Стеревшего память сферян и заставившего их жить по-новому?
- Повтор не повтор, а нечто крайне похожее. Настолько похожее, что мне жутко становится.
- Это заметно, - произнёс Ёжик.
Дубнер фыркнул и запахнулся в невидимый плащ.
- А что если катаклизмы, ну, те, которые мы сейчас с тобой наблюдаем, - говорил иглокожий, - что если они появились по нашей вине? Мы своими концертами и экспериментами с гитарами, музыкой, оборудованием и остальным сами их призвали?
- Может, и так, - проронил Дубнер.
- А что если эти катаклизмы – отголоски прошлых? – не останавливался Ёж. – Тех жутчайших событий, что стёрли с лица Земли динозавров, превратили людей в зверей и кто знает что ещё раньше или позже натворивших?
- Например, прогнавших или уничтоживших инопланетян, наших возможных прародителей? – совершенно серьёзно сказал Дубнер.
- Да! – воскликнул Ёжик.
- Может, и так.
- Вот. А я ещё удивлялся, как это получается, что по чистому небу всё равно плывут облака и из них сыплются одновременно и снег, и град, и дождь с крокодилье яйцо, и даже иней!..
- И не такое возможно, поверь. Увы.
- Но тогда получается...
- Получается, - неожиданно твёрдо прервал остроносого бобёр, - что, во-первых, на часах уже начало третьего ночи, а мы, во-вторых, ещё и спать не ложились. Тогда как менее задумывающиеся о судьбах Мира граждане уже вовсю дрыхнут: Дуди, Бумбук и прочие.
- Сложновато будет заснуть, после такого-то разговора, - заметил Ёжик.
Дубнер развёл лапами.
- А что делать? У нас ведь впереди гастроли.
Слово, произнесённое начальником рок-группы, для любого музыканта было магическим, однако же Ёжик сейчас был настроен на совсем другой лад: минорный и размышлительный. Он практически не понял, что и зачем говорит Дубнер.
- Давай, двигай спать! – изъяснился тогда толстолапый более понятно и прямолинейно. – Нам завтра выезжать, и я не хочу потерять перед важнейшими событиями своей – и вашей – жизни центрального музыканта в группе.
И что-то подсказало Ёжу, что Дубнер покривил душой, когда сказал о «важнейшем событии в жизни». Не такое он был существо, чтобы измерять жизнь деньгами и успехом. Они, безусловно, важны... и нужны... но не настолько.
- Ладно, спокойной ночи, - попрощался Ёжик.
- Спокойной-спокойной, - делано безразлично бросил Дубнер и вновь отвернулся к окну.
К окну, выходящему на дивную лесную природу, где продолжали разгораться и гневаться противоестественные, непонятно откуда возникшие катаклизмы.
Проснувшись после чуткого, беспокойного сна, полного неясных, но неприглядных картин – космических яиц, катаклизмов и всяких чудных созданий, - Ёжик первым делом глянул в окно.
И оторопел.
Ничего. Ни следа творившегося вчера кошмара не осталось на улице. И если бы не бродящие, потерянные жители да не пустые места там, где были выдраны с корнем вековечные деревья, можно было бы подучать, что всё только привиделось. Что не было никаких катаклизмов, ощущений и предзнаменований. Что это только лишь часть одного большого волнительного сновидения.
Однако всё было, и Ёжик понимал это как никто.
- Уа-а-а! – потянулся, просыпаясь, рядом на кровати Дуди.
Остальные-прочие тоже заворочались.
- Ну-с, - сонным голосом проговорил Вой, - какие на сегодня планы?
Ёж заставил себя отвести взгляд от окна.
- Я пообщался с Дубнером, - сказал он.
- И? – сразу заинтересовались все.
Ёжик изобразил на лице улыбку, по большей части, искреннюю.
- Мы, - значительно провозгласил он, чтобы не беспокоить зря согруппников и задать им нужный настрой, - едем на гастроли.
Далее в номере-квартире раздались дружные радостные возгласы и вопли, все повскакивали с кроватей и принялись как дети прыгать и бросаться подушками. И неизвестно, к чему бы всё привело – к разбитому окну, поломанной люстре или чему-то более серьёзному, - если бы не вовремя (в своём репертуаре) появившийся Дубнер.
- Кончай скакать, палата больных, - удивительно, но с улыбкой, и это после вчерашнего-то, обратился к ним бобр. – Умываться, одеваться и вниз: наши вещи уже собраны и погружены. Да, не забудьте прихватить собственное имущество из номера.
И, развернувшись, он ушёл.
А через полчаса к нему присоединились приведшие себя в порядок, принарядившиеся рок-музыканты. Похоже, им предстояло выйти на сцену в совсем скором времени – вот почему они облачились, главным образом, в концертную одежду. Да и завтракать пришлось в пути, что, однако, никого не смутило.
Над миром вставало безмятежное солнце; оно будто
