Ленка все чаще заговаривала с ним о здоровье, о санаториях, хотя бы об амбулаторном лечении.
— Что-то ты очень нервный стал, Макс. — Она не скрывала своего волнения. — Вечерами злой, ночами вздрагиваешь, вскрикиваешь.
— Да? И что?
— Не знаю что. Витамины хотя бы попей, на массаж походи. Займись как-то собой. А то вид у тебя вечно хмурый, улыбаться перестал…
Макс лишь досадливо махал рукой. К Ленке он, конечно, прислушивался, только что ему делать с его неизлечимой зависимостью? Статья того сексопатолога не выходила у него из головы. Он пожалел даже, что не записал его фамилии. Кто знает, может теперь уже и решился бы на разговор, на встречу с врачом. Это может тогда, пару лет назад, этот врач не владел секретами излечения, а сейчас вдруг изменилось что-то? Наука-то не стоит на месте… Хотя вряд ли… Ни по каким врачам, тем более такого толка… Нет… Никогда…
Только если Жанна-Снежана! Только на нее вся надежда! Почему? Непонятно. Но как утопающий за соломинку, так и Максим ухватился за синие глаза, нежность движений и божественную походку, которую до сих пор он больше не наблюдал ни у одной женщины.
Одну девушку все же выдворили из заведения. Толком никто ничего не знал, но слухи ходили разные. Самый реальный — заболела. Но что значит «заболела»? Простыла, что ли? Смешно! Или инфекцию подцепила? Ну так с кем не бывает? Тем более в их интимном деле. Вылечили бы запросто. Один-два укола — и никакой инфекции. С этим у них строго.
Говорила: с головой у нее что-то. Типа — тронулась их Нинка. Нинэль, по-здешнему. За ней и вправду девчонки замечали какие-то странности: то молчит подолгу. К ней обращаются, а она как будто и не слышит. Сидит, смотрит в одну точку и улыбается каким-то своим мыслям. Или вдруг такой приступ веселья нападет на нее: хохочет, шампанское пьет бокал за бокалом, чуть ли не танцует перед девчонками канкан, подпевая сама себе…
Ну это бы ладно. Все они были в той или иной степени не совсем адекватны. Поначалу особенно. Часто плакали, грустили в свободное от работы время. Потому что во время работы — ни-ни! Никакого плохого настроения показывать нельзя… Ни одной слезинки. Только милые улыбки, игривость, желание…
А у Нинки и с клиентами какие-то свои, довольно странные отношения складывались. То ли клиенты ей чудные попадались, такие же, как она сама. То ли чем-то притягивала она мужчин с маниакальными склонностями. Только чаще других посещала она комнату «садо-мазо» — ну, ту, которая с наручниками, плетками и прочими атрибутами агрессивного секса. Может, психика и не выдержала. Это же все не по доброй воле, это же все — через усилие, через насилие над собой.
Непрерывно заставлять себя, преодолевать себя, выполняя чью-то волю, наступая на собственное нежелание, — это же не каждая выдержит! Да, другим тоже приходилось терпеть, подчиняться, прогибаясь в прямом и переносном смысле перед клиентом. Но психика-то у всех разная. У кого-то сильная, у кого-то — как у Нинки, не очень.
Процесс депортации происходил в жуткой тайне. Под утро — в так называемый мертвый час, когда ни клиентов, ни сил у девчонок уже нет, часов в пять-шесть вывезли ее из заведения, и все…
Одна из девочек не спала, слышала легкий шум за дверью. Выглянула, а там только ноги в джинсах мелькнули в пролете лестницы. Она — к окну. Двое садятся в машину. Сумерки были, не разглядеть, кто и что…
А когда на следующий день Нинки не стало, поняли девчонки, что это ее тайно увезли. Куда? Домой в Россию? Или нет? Вопросов задавать никто не решался. Но кто-то из обслуги проговорился:
— Одни расходы с этими непрофессионалками. Набрали бы нормальных проституток… А то больно нежные…
«Раз расходы, то скорее всего домой», — решили девчонки. И даже немного успокоились. И даже немного позавидовали: домой!
Жанна восприняла этот случай как знак. Причем положительный знак для себя. «Ну вот, начало положено. Нинка первая пошла по этой дороге. Я следом. Все получится! У меня все получится! — в надежде стучало сердце. — Лишь бы Максим не подвел!»
Инесса все чаще погружалась в философские размышления по поводу болезни, любви и жизни вообще…
Она проследила очень четкую закономерность в своей судьбе: любовь — страдание — болезнь — излечение через новое страдание. Ну, это если в двух словах. А если подробно…
Любовь ее к Андрею была всепоглощающей, беспредельной. Ее даже саму удивляло, как это за столько лет она не привыкла к мужу? Ну, в смысле, как привыкаешь к тому, кто постоянно рядом. Он волновал ее, притягивал, будоражил. Она бежала домой, ожидая встречи с мужем. Просыпаясь, первым делом касалась его. И это самое первое движение — прикосновение, контакт после пробуждения — заряжало ее на целый день: он мой, мы рядом, вместе…
Инесса закрывала глаза на его периодические отлучки, веря в не всегда стройные объяснения и вполне удовлетворяясь ими.
Вернулся? И слава богу. Рядом? Вот и славно!
К тому же Андрей всегда был в настроении, в движении… На него не то что обижаться… А даже подумать о нем плохо у нее не было ни малейшего намерения.
У Инессы и подруг-то особо не было. Все свое свободное время она в кругу семьи проводила. С Андреем и с дочкой. Но даже и дочка была на втором плане, по остаточному принципу… Первым, главным, самым значимым и важным человеком в ее жизни всегда был муж.
А когда он ушел… Тогда мир буквально рухнул. Оказалось, что Инессе без него не просто одиноко — она обречена на гибель. Не то что она никому не нужна. Она оказалось не нужна даже самой себе.
Ну и что, что есть дочь, работа, баба Саша? Ну и что из этого? У нее больше нет мужа. А страшнее этого ничего не могло быть на свете. И тогда она решила умереть! Просто из двух возможных вариантов из предлагаемого выбора «жить или не жить» выбрала второе.
И все же была, была у Инессы одна подруга. Она же соседка с нижнего этажа Любаша. Вместе детей в школу водили, вместе по поликлиникам их таскали, вместе переживали экзамены, последние звонки, выпускные вечера…
Любаша частенько забегала чайку попить, приносила свою знаменитую шарлотку с дачными яблоками и наливочку из черной смородины с той же дачи… Любила Инесса свою соседку за добрый нрав и искренность. Всегда правду говорила ей Любаша. Мягко, деликатно, но правду. Как-то раз, помнится, про Жанку высказала:
— С красотой-то твоей Жаннуле не повезло… Мне так почему-то кажется…
— Как это? Почему не повезло? — удивилась тогда Инесса.
— Ну, понимаешь, кроме внешности нужно еще и стержень иметь внутренний. Согласна?
— Ну? — не понимала Инесса.
— А она хоть и хорошая девочка, а к учебе особо не тянется. И здорового карьеризма в ней нет.
