Его Высочество задумался, сложив руки на груди и глядя вниз.
– Ну, посмотрим. Я полагаю, они начнут с…
Крепко сжимая пальцами левой руки подбородок, Его Высочество очень внимательно и со все большим неверием смотрел на поединки. Такого просто не могло быть!
Однако же – было.
…Мьюри с кинжалом с неуловимой быстротой бьет снизу вверх – и целое мгновение, кажется, не происходит ничего, оно словно вырвано из реальности. Потом кинжал вдруг взлетает высоко-высоко в небо, как птица, падает с резким сухим звоном… и лишь потом зрители замечают, что сжимавшая его рука очень неестественно выгнута в двух суставах сразу. Ее владелец, не понимая, еще стоит, но нога мальчишки взлетает, с какой-то презрительной медлительностью бьет его между челюстью и ухом. Мьюри падает, вдруг завертевшись, как волчок, и очень резко замирает, коснувшись земли…
…Мьюри с боевым шестом похож на молодого тигра – массивное, но гибкое тело словно состоит из одних тугих мускулов. Шест в его руках превращается в жутковато гудящий, мерцающий круг – и этот круг неотвратимо надвигается на спокойно стоящего мальчишку. Тот протягивает навстречу ему руку… и вдруг взбесившийся шест врезается в бетон возле самой ступни владельца. Тем не менее тот не отпускает оружия, и все трое – землянин, мьюри, шест – неуловимо размазываются. Никто не успевает понять, что именно происходит. Здоровенного парня сдувает, как пушинку, он катится по земле, опирается на руки, пытаясь подняться, но шест описывает роскошный полукруг, с резким хлопком выстрела рушится на загривок и буквально вбивает его в землю с силой копра, загоняющего в неподатливый суглинок железобетонную сваю…
…Мьюри с проволочным хлыстом словно танцует вокруг своего безоружного противника, высматривает слабости, выгадывает подходящий момент. Вот! И хлыст взлетает снизу вверх. Удар этим оружием непредсказуем и невероятно быстр, уклониться от него невозможно.
…Вот только мальчишка и не пытается уклониться. Он спокойно подставляет руку – и хлыст обвился вокруг нее. Загорелый кулак вдруг сжимается. Неуловимый рывок – и мьюри тупо смотрит то на свою вдруг опустевшую ладонь, то на трепещущую в воздухе рукоять. Ничего больше сделать он не успевает – мальчишка бьет одновременно в пах, под ребра, в горло… противник отлетает, словно кукла… всем телом деревянно падает. И лишь потом с руки мальчишки медленно сползает хлыст, открывая страшную рану…
…Госпожа инструктор лично – в тяжелой боевой броне, боевой шест прочно лежит в руке для одного-единственного, решающего удара. Мальчишка стоит совершенно спокойно. Это уже пятый поединок для него – и седьмой противник. Он устал, должен был устать. И он ранен. Кадет смотрит на госпожу инструктора. Абсолютно невозмутимое лицо.
Его Высочество чувствует страх женщины, как свой собственный, – наплевав на запреты, он потянулся к ее разуму, жадно и нетерпеливо вбирая чужие эмоции – да, так нельзя, но любопытство – сильнее. Его Высочество добрался бы и до мыслей землянина, но не смог. Мальчишка неплохо владеет Силой, когда только успел научиться вещам, обычно недоступным в его возрасте? – но, удивительно, даже не пытается использовать ее в поединке, от которого, быть может, зависит судьба его родного мира!
…Никакого смысла ждать дальше больше нет. Только что неподвижная фигура – девяносто килограммов брони и мускулов – внезапно взрывается в стремительной атаке. Удар снизу в горло – почти смертельный, чтобы заставить противника поверить… и, просто продолжая движение, – шестопером в колено, сбоку. Этот прием не подводил ее еще никогда.
…Госпожа инструктор успевает понять, что происходит нечто странное. Мальчишка опять размазывается, уплывает из поля ее зрения куда-то вбок. Уже понимая, что все кончено, она пытается повернуть шест, но внутри его стальной трубы – тяжелый подвижный цилиндр, умножающий силу удара, он уже ушел в другой конец и не дает повернуть вдруг словно ожившее… нет, уже скорее взбесившееся оружие – какая-то совершенно необъяснимая сила подхватывает госпожу инструктора, несет… несет… несет…
…Сперва она слышит мерзкий хруст, и лишь потом сознание заливает багровой волной боли. Госпожа инструктор уже не управляет своим телом, оно с размаху, плашмя, грохается на бетон, вышибая воздух из груди. Сломанная правая рука словно взрывается белым ослепительным огнем, и госпожа инструктор на целую секунду исчезает из этой реальности.
…Когда она открывает глаза, мальчишка стоит над ней, сжимая в руках ее шест. Он бьет сверху вниз, бьет притупленным трехгранным острием – оно проткнет шлем и череп и войдет глубоко в мозг. Госпожа инструктор издает высокий пронзительный визг – и острие врезается, врезается в бетон перед ее носом, по лицу больно бьют острые осколки, а над плацем еще гуляет постыдное эхо. Мальчишка еще секунду смотрит на всаженный на два дюйма в бетон подрагивающий шест, потом поворачивается и уходит. Просто уходит – и это самое обидное.
* * *
Его Высочество удивлен и растерян. Он не понимает, как такое могло быть, и очень, очень злится из-за этого.
– Ханнар, может быть, я просто дурак. Может быть, я ничего не понимаю. Но – черт побери! – ты знаешь мою сумасшедшую сестру. Я тренируюсь с ней вот уже десять лет и, думаю, кое-чему научился. Так вот: того, что мы видели, просто не может быть. Ты понимаешь это?
– Да, Ваше Высочество.
Его Высочество хмыкнул и надел сандалии.
– Я хочу увидеть этого мальчишку. Сейчас. Немедленно.
– Едва ли это возможно, Ваше Высочество.
Его Высочество насмешливо приподнял бровь.
– Да? Это почему же?
– Он не пойдет к вам, даже если его приглашу я.
Его Высочество широко улыбнулся.
– Только и всего? Ну, тогда я сам пойду к нему, делов-то…
17. Принц хочет знать
Как-то вдруг вокруг Игоря собралась масса людей – его товарищи, Макаров, даже лорд Оксбридж… но раньше всех рядом оказался Цесаревич. Он недоверчиво окинул взглядом вовсе не могучую фигуру мальчишки и покачал головой.
– Жаль, что ты уже дворянин.
– Почему? – Игорь вскинул удивленные глаза.
– За такое дают потомственное дворянство. Сразу. Ты хоть понимаешь, что только что сделал?
– Нет, – Игорь и в самом деле не понимал. Он дрался. Потому что был зол. На… на многое. За многое. Даже за самих мьюри. И все. Что тут такого? Вспомнилось —
Нам славы не надо,Хрустального блеска не надо…Пусть светит над намиЛишь небо – святое, как правда!
Но вслух Игорь ничего не сказал больше, лишь чуть поклонился. Он вдруг захотел спросить, где Лина, но не посмел. А Цесаревич покачал головой.
– Так. Ладно. Разберемся потом. Давай руку.
Игорь бездумно протянул руку – залитую кровью, со свисающими лохмотьями кожи. Здорово он меня, как-то отстраненно подумал мальчишка. Интересно, сколько теперь я не смогу…
Цесаревич сжал его руку своими – у локтя и запястья, не больно, но с пугающей, сокрушительной силой, и мальчишка дернулся, когда ее до самого плеча пробило белое, ледяное пламя. Игорь едва смог уловить оглушающий по мощи всплескСилы… и недоуменно уставился на руку.
Рана просто… исчезла. Нет, не полностью – от нее остался обвивающий предплечье багровый шрам, но боль словно стерли, и мгновенно высохшая кровь осыпалась с кожи бурой, невесомой трухой.
Мальчишка удивленно захлопал глазами. Нет, он знал, конечно, что Цесаревич славится не только как воин, но и как целитель, но он даже и представить не мог…
– Спасибо, Ваше… – начал он, но Цесаревич прервал его усмешкой.
– Это тебе спасибо, парень. Шрам-то у тебя теперь на всю жизнь останется…
– Это ничего… – Игорь бездумно потер руку, стараясь хоть как-то освоиться со свалившимся на него вдруг… и понял, что свалилось еще не все.
В окружившей их толпе мьюри вдруг возникла суматоха, потом она вдруг отхлынула в стороны – словно овцы от кнута пастуха.
К ним направлялся целый десяток солдат, одетых во все черное – черные куртки-мундиры, черные шаровары, высокие, окованные сталью ботинки, тяжелая черная пластинчатая броня, черные круглые шлемы. В руках они держали черные блестящие винтовки с плоским раструбом на дуле и тяжелым рубчатым стволом, на поясе у каждого висел тесак. Из-за очень светлой кожи и больших зеленых глаз Игорь поначалу принял их за сторков. Но лица у них были совсем другие – едва ли не в полтора раза шире, – а волосы темные, и мальчишка понял, что видит джангри, союзников мьюри.
Во главе отряда шел, очевидно, офицер – без брони, без шлема, одетый точно так же, как солдаты – лишь на стоячем воротнике его мундира были какие-то золотые листья и на плечах погоны со сложным серебряным узором. Слабо блестевшие черные волосы, расчесанные волосок к волоску, ровно падали ему на плечи, по-кошачьи зеленые глаза закрывала узкая полоса темного стекла. Светлокожее, высокоскулое лицо казалось совершенно безжизненным. Оружия у офицера не было, кроме кобуры на поясе, на которой лежали его затянутые в перчатки пальцы, но Игорь сразу ощутил, что он опаснее едва ли не всех этих солдат, вместе взятых.
