Чем взрослее человек, тем труднее ему, почему-то, лазать по заборам и деревьям. Странно. По детской логике — наоборот, должно быть легче, ведь ты становишься выше. Но… увы, это так не работает.
А если после забора мне не убегать далеко?
Спускаясь, Кет станет уязвимым. И я смогу подскочить к нему, полоснуть ножом…
Эта ценная мысль оборвалась в тот миг, когда я должен был на всех парах пролететь между двумя домами, стоящими так близко друг к другу, что в этот закуток заходили разве что поссать, хотя технически тут можно было пройти насквозь.
Искры из глаз.
Боль пришла уже потом, постфактум, когда я сидел на жопе, умываясь кровью и пытаясь понять, что произошло.
Вытянул окровавленную руку вперёд, и она коснулась пустоты.
Оставила кровавый след на пустоте.
На пустоте, которая на ощупь была, как стекло под напряжением.
54. А по крышке стучит земля
Мне не понадобилось комментариев Хранителей, чтобы понять, в чём тут прикол.
Видимо, в этом и есть отличие «осколка» от полноценной реальности. Я построил в своём воображении только небольшой кусочек этой самой реальности, выбраться из которого не мог ни я сам, ни Кет.
Заборчика, о котором я мечтал, попросту не существовало. Всё, что за этой гранью — театральные декорации, нарисованные на картоне. Сверхпрочном картоне.
— С-с-сучёнок! — просипел Кет так близко, что я понял: бежать нет смысла.
Я поднял упавший нож и, разворачиваясь, ударил.
Лезвие вспороло куртку.
Сильная рука подняла меня в воздух. Я ударился спиной о преграду, отделившую меня от спасения, и с кашлем выплюнул воздух.
Попытался ударить ещё раз, но Кет перехватил мою руку, с силой долбанул ею о стену дома. Раз, другой… На третий пальцы разжались, нож звякнул об асфальт.
— Крейз, уходи! Это не реально. Ты просто застрял в собственном воображении!
— Добегался, ублюдина?
Я секунду полюбовался лицом Кета. Сам я, наверное, выглядел не многим лучше. Но мой разбитый нос зарастёт без следа, а у него — у него останутся шрамы на всю жизнь. Тупые, уродские шрамы, которыми он даже гордиться не сможет.
Но Кет, похоже, решил сровнять счёт.
Кулак врезался мне в лицо, и мир потемнел.
Я теряю сознание? Хорошо. Может быть, это…
— Крейз, нет!
Бам!
Кажется, у меня треснул череп. Как-то я отрешённо это воспринимаю.
Шмяк! — я лечу на асфальт. Лицом вниз. Кет наваливается сверху.
— Щас будешь жрать асфальт, вы**ядок. Жри асфальт!
Удар в затылок, как будто кувалдой.
И сквозь море боли вдруг пробилась песенка.
Раз-два, три-четыре-пять!
Выходи играть, выходи играть!
Здравствуй, Крейзи.
Я приподнял голову, разлепил залитые кровью глаза и увидел стоящую на асфальте голову. Голову Гайто.
Руки с длинными нечеловеческими пальцами взяли поющую голову, подняли высоко вверх.
Кет потянул меня за волосы, чтобы ударить об асфальт с размаху или перерезать мне горло.
И я увидел, как нечто ставит голову себе на плечи. Поворачивает её.
— Нет, — выдохнул я.
— У-у-у-ум-м-м-м, у-у-у-у-у-ум-м-м-м-м-м-м!
— Нет! — заорал я.
И в тот миг, когда весь мой мир поплыл, сливаясь в унитаз, я…
* * *
…очнулся.
Я лежал возле двери, за которой некогда парил пятый Хранитель. Лежал в позе эмбриона, обхватив себя за плечи, и трясся, как припадочный.
Светящийся пол был залит кровью. Кровь была на оставленном троне. Я мог проследить свою траекторию. Судя по всему, я катался по полу, как одержимый бесами.
Боль ещё оставалась, но — таяла. Я понимал, что лицо цело, рука цела. Кровь текла из носа и, кажется, из глаз. А когда я открыл рот, чтобы что-то сказать — она хлынула и оттуда.
— Крейз, я сейчас позову Ликрама, он унесёт тебя туда, где тебе смогут помочь Целители, — сказала «моя» Хранительница.
— Не надо, — прохрипел я, выкашляв остатки крови. — Это — всё.
Мне просто надо было чуток полежать, пока не уймётся дрожь. А вот чего мне нахрен было бы не надо — так это Ликрама. Чтобы он меня ещё на руках носил после того разноса, что я ему устроил? Ну уж нахрен, я лучше сам доползу до своей палаты, даже если за мной мои кишки будут волочиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Крейз, я не совсем понял, что произошло, — сказал дерзкий Хранитель. Только сейчас он не был дерзким. Он был… охреневшим.
— Я тоже… — сипло ответил я. — Ты говорил… Не опасно…
— Здесь даже теоретически не могло быть никакой опасности. Ты просто создавал модели ловушек. Но в какой-то момент…
Он замолчал, будто в растерянности. И заговорил другой парень. Как будто заканчивая его фразу:
— У меня возникло такое чувство, будто ты уже сотворил эту реальность.
Я, хватаясь за стенку, перевёл себя в сидячее положение. Стенка была гладкой и немного напоминала на ощупь контур. Ну, или ту дрянь, что не позволила мне убежать от Кета.
— Крейз, я вынуждена спросить, — подала голос другая Хранительница. — Ты не состоял на учёте у психиатра?
Я тряхнул головой и попросил повторить вопрос. Во второй раз услышал ровно то же самое.
— А что, я какую-то комиссию прохожу?
Вопрос звучал как будто вообще из другой оперы.
— Видишь ли, в чём дело, — заговорила «моя» Хранительница. — Мы зафиксировали неких…Я боюсь назвать их как-нибудь. Но это были существа, которые находились внутри твоей фантазии и при этом существовали автономно. Кет не был автономен, он действовал именно так, как ты его запрограммировал. Но двенадцать других…
— Двенадцать?! — вытаращил я глаза. — Я видел только двоих.
— Кого ты видел?
— Первым был Хирург. Тот самый хрен-знает-кто из развалин. Потом я увидел… крикуна. Которого вижу постоянно. Только он с какого-то перепугу надел голову Гайто. Это было… Как сон.
— Ещё десятеро не попались тебе на глаза, — сказала Хранительница. — Они вовсе не двигались, будто ждали чего-то.
— Я знаю, чего они ждали, — сказал вдруг мрачно дерзкий Хранитель. — Не знаю только, радоваться этому или плакать.
На него посмотрели сразу все, ожидая пояснений. Хранитель выдержал подобающую паузу и сказал:
— Сотворить ещё десять таких тронов мы не сможем. Поэтому, боюсь, кому-то из нас придётся пожертвовать собой, как Азлику. Мы должны будем сделать это всё телепатически. И тут возникает вопрос: насколько мы, четверо, верим в эту безумную аферу?
Все молчали. Я чувствовал их молчание, висящее в комнате, как кирпич. Тяжёлое и жёсткое.
— А при чём тут мой психиатр? — спросил я.
«Моя» Хранительница встрепенулась и посмотрела на меня.
— Всё выглядело так, будто из твоего подсознания вырвались субличности. В норме такого быть не должно. Это серьёзное психическое расстройство.
— В норме? — переспросил другой Хранитель. — Ты уверена? А разве мы не занимались ровно тем же самым, когда плодили здесь наших сородичей, занимавшихся обслуживанием главного корпуса?
— Мы есть мы, — возразила Хранительница. — И потом, наши творения не делали ровным счётом ничего неожиданного для нас. А эти субличности, похоже, удивили Крейза. И даже напугали. В этом и беда. Крейз, бой с Чёрной Гнилью — это одно. Но если тебе придётся одновременно драться с самим собой…
— Хирург — не моя субличность, — перебил я. — Этот ублюдок существует, и он явно знает обо всём происходящем в разы больше вашего. А я даже не знаю, что означает этот крикун, который преследует меня, и почему я так его боюсь, хотя он, похоже, ни разу не хочет мне зла.
Они молчали. Они всегда молчали, как студент на семинаре, который не знает ответа. Почему-то никто и никогда не говорит: «Я не знаю». Все стоят и молчат, пока препод не устанет изливать желчь и не разрешит сесть.
И вдруг я понял, что они — Хранители — смотрят на меня так же, как я — на них. Я ничего не понимаю в этой их вселенной, а для них я сам — непостижимая вселенная.
