– Но ты все-таки не ударил меня, – вставил Мэтчем.
– Не ударил, – кивнул Дик. – Не ударил, но я тебе на словах скажу. По-моему, ты очень дурно воспитан… Хотя что-то положительное в тебе, конечно, есть. Ты спас меня на реке. Черт возьми, я совсем забыл об этом. Нет, все-таки я такой же неблагодарный, как и ты. Но все, хватит об этом. Нам нужно идти. В Холивуде будем уже этой ночью или, в крайнем случае, завтра утром, так что давай поспешим.
Однако, несмотря на то что Дик заставил себя успокоиться, Мэтчем ничего ему не простил. То, как он толкнул его, убийство обезоруженного лучника в лесу и (самое главное!) занесенный ремень – все это было не так-то просто забыть.
– Хорошо, если это так уж нужно, я благодарю тебя, – сказал Мэтчем. – Но знай, добрый мастер Шелтон, что я и без тебя прекрасно справлюсь. Лес большой, так что ты иди своей дорогой, а я пойду своей. Я перед тобой в долгу за обед и нравоучения. Прощай!
– Ах так? – вскричал Дик. – Пожалуйста. Проваливай к черту!
Они оба решительно развернулись, и каждый пошел своей дорогой, в пылу ссоры не думая о том, куда эта дорога приведет. Но Дик успел пройти лишь десять шагов, когда услышал за спиной свое имя и Мэтчем бегом догнал его.
– Дик, – сказал он. – Неправильно нам расставаться так холодно. Вот моя рука и мое сердце в придачу. За все то, что ты для меня сделал… Не потому, что так нужно, а от всей души. Я благодарен тебе. Теперь прощай.
– Что ж, парень, – сказал Дик, принимая протянутую руку. – Пусть тебе везет во всем. Хотя я очень сомневаюсь, что так будет, потому что ты слишком любишь спорить. – И они расстались во второй раз. А потом Дик догнал Мэтчема.
– Вот. Возьми мой арбалет, – сказал он. – Нельзя тебе без оружия – пропадешь.
– Арбалет! – изумился Мэтчем. – Но я не умею им пользоваться. У меня и силы не хватит, чтобы натянуть его, так что мне он не поможет. Но все равно, спасибо, добрый мальчик.
Уже была ночь, и им не было видно лиц друг друга.
– Я пройду с тобой немного, – сказал Дик. – Ночь темная. Так и быть, доведу тебя до дороги, а то заблудишься еще, чего доброго. Там и расстанемся.
И без лишних слов он решительно направился вперед. Мэтчем снова последовал за ним. Тьма сгущалась. Лишь иногда, выходя на открытые пространства, они видели над собой черное небо в крошечных точках звезд. Шум беспорядочного бегства армии ланкастерцев все еще доносился до них, но с каждым шагом он становился все слабее и тише.
Полчаса они шли, не произнося ни слова, пока не оказались на широкой, заросшей вереском поляне с островками тиса и папоротника. Она словно мерцала в призрачном свете звезд. Там они остановились и посмотрели друг на друга.
– Устал? – спросил Дик.
– Не то слово, – ответил Мэтчем. – Если бы я сейчас лег, я бы, наверное, уже не встал никогда, так бы и умер.
– Я слышу шум воды. Тут где-то неподалеку ручей, – сказал Дик. – Давай пройдем еще немного вперед, пить ужасно хочется.
Дальше земля пошла под уклон, и верно, в самом низу крошечная бойкая речушка бежала среди ив. Они вместе бросились на землю и, припав ртами к прохладной, отражавшей звезды воде, утолили жажду.
– Дик, – сказал Мэтчем. – Я так дальше не могу. У меня не осталось сил.
– Я видел яму, пока мы спускались, – сказал Дик. – Давай ляжем там и выспимся.
– О, с превеликим удовольствием! – просиял Мэтчем.
В песочной яме было сухо. С одной стороны над ней нависал густой ежевичный куст. Под ним и устроились мальчики, прижавшись друг к другу для тепла. О недавней ссоре никто уже не вспоминал. Вскоре сон опустился на них, точно облако, и они мирно заснули, укрытые росой и звездным небом.
Глава седьмая
Лицо под капюшоном
Проснулись они рано, когда рассвет только-только начинался. Птицы еще не распелись, лишь время от времени можно было услышать короткое щебетание или свист. Солнце еще не поднялось, но восток уже озарился многоцветным заревом. Они были голодны и измучены и все же продолжали лежать неподвижно, наслаждаясь блаженной истомой. Неожиданно среди тишины раздался звон колокольчика.
– Колокольчик! – сказал Дик, приподнявшись. – Неужели мы так близко к Холивуду?
Чуть позже звон послышался снова, на этот раз чуть ближе. А потом еще и еще, и с каждым разом звук приближался. В утренней тиши он слышался особенно отчетливо.
– Что бы это могло быть? – произнес Дик, с которого уже полностью слетела дрема.
– Кто-то идет, – ответил Мэтчем. – А колокольчик звенит при каждом движении.
– Это я и сам понимаю, – сказал Дик. – Но кому нужно бродить здесь с колокольчиком? Что он здесь, в танстоллских лесах, делает? Джек, – добавил он, – можешь надо мной смеяться, но не нравится мне этот замогильный звук.
Мэтчем передернул плечами.
– Скорее, тоскливый. Если бы не утро…
Но вдруг колокольчик затрезвонил быстрее, потом громко звякнул и умолк.
– Как будто кто-то прочитал «Отче наш» и с разбегу перепрыгнул речку, – заметил Дик.
– А теперь снова медленно пошел, – добавил Мэтчем.
– Нет, – возразил Дик, – не так уж медленно, Джек. Этот человек, наоборот, спешит. Он либо убегает от кого-то, либо догоняет. Разве ты не слышишь, как быстро приближается звон?
– Уже совсем близко.
Они придвинулись к краю ямы, и, поскольку сама яма находилась на возвышении, им было прекрасно видно почти всю прогалину внизу, до самых окаймляющих ее густых зарослей.
В очень чистом сером утреннем свете в нескольких сотнях ярдов от ямы между кустами утесника проявилась белая полоска тропинки. Она проходила через всю прогалину с востока на запад, и по ее расположению Дик предположил, что она, должно быть, ведет к замку Мот.
Из леса на эту тропинку вышла согбенная фигура в белом. Немного постояв, как будто присматриваясь, фигура стала медленно приближаться. При каждом шаге бряцал колокольчик. У этого создания не было лица – всю его голову покрывал глухой белый капюшон, лишенный даже прорезей для глаз. Перемещаясь, человек палкой пробовал перед собой дорогу. Ужас, холодный как лед, сковал мальчиков.
– Прокаженный, – охрипшим голосом произнес Дик.
– Его прикосновение несет смерть, – сказал Мэтчем. – Давай убежим.
– Зачем? – промолвил Дик. – Ты разве не видишь? Он же слеп. Дорогу себе ищет палкой. Лучше затаиться. Ветер дует от нас в сторону тропинки, так что он просто пройдет мимо и не причинит нам зла. Эх, бедняга! Нам бы скорее пожалеть его надо.
– Я лучше пожалею его, когда он уйдет, – ответил Мэтчем.
Слепой прокаженный уже прошел половину разделяющего их расстояния, когда поднялось солнце и первые его лучи пали на несчастного. Он, вероятно, был высоким человеком до того, как мерзкая хворь согнула его чуть не пополам, но даже сейчас шаг его был широким и уверенным. Зловещий звон колокольчика, стук палки, полотно, скрывающее лицо, и мысль о том, что он был не только обречен на смерть в муках, но и до конца дней своих не почувствует прикосновения других людей, – все это наполнило сердца мальчиков смятением. С каждым его шагом в их сторону они теряли мужество и силу.
Остановившись рядом с ямой, человек повернул к мальчикам завешенное лицо.
– Дева Мария, спаси меня! Он нас видит! – прошептал Мэтчем.
Дик шикнул и произнес едва слышно:
– Он прислушивается. Он же слепой, глупый!
Несколько секунд прокаженный не то смотрел на них, не то прислушивался. Потом снова двинулся дальше. Опять остановился и повернулся к мальчикам. Даже Дик смертельно побледнел и закрыл глаза, как будто даже взгляд прокаженного был заразен. Но вскоре колокольчик снова зазвенел, и без дальнейших промедлений прокаженный дошел до конца поляны и исчез среди деревьев.
– Клянусь, он смотрел на нас! – испуганно произнес Мэтчем.
– Вздор! – ответил Дик, к которому начало возвращаться мужество. – Он просто услышал нас. Он сам испугался, бедная твоя душа. Представь, если бы ты был слеп и ничего не видел, ты бы тоже вздрагивал от каждого шороха веток или птичьего чириканья.
– Дик, добрый Дик, он смотрел на нас! – повторил Мэтчем. – Когда человек прислушивается, он не так делает, он, наоборот, поворачивает голову боком. Нет, он не слышал, а видел нас. Он замышляет что-то недоброе. Тихо! Слышишь? Колокольчик перестал звенеть.
В самом деле, звон больше не слышался.
– Ох, не нравится мне это, – произнес Дик. – Очень не нравится. К чему бы это? Идем скорее.
– Он пошел на восток, – добавил Мэтчем. – Добрый Дик, давай поскорее пойдем на запад. Я не смогу спокойно вздохнуть, пока мы не уйдем подальше от этого прокаженного.
– Джек, какой же ты трус! – ответил Дик. – Мы с тобой держим путь в Холивуд, а это на север. Идем.
Они снова встали, перешли по камням через ручей и стали подниматься вверх по противоположному берегу, который был немного круче, в сторону опушки леса. Земля здесь была очень неровной, вся в буграх и ямах. Деревья то теснились друг к другу, то росли разбросанно, и немудрено, что юные странники скоро сбились с пути. Долгая дорога, голод и страшная усталость не могли не сказаться, и они брели, тяжело переставляя ноги по песку.
