П. Яковлев, 48-летний крестьянин Казанской губернии, отец четырех детей, грамотный, в 1916 году был приговорен к заключению в крепость на девять месяцев. Причиной такого довольно сурового приговора было неоднократное оскорбление императора и членов царской семьи в связи с обсуждением политической ситуации в России и военного положения.
Очевидно, в своей деревне Яковлев имел репутацию человека информированного, читающего, односельчане часто расспрашивали знающего человека о том, что пишут в газетах. Однако прочитанные им статьи (если он действительно читал периодические издания) Яковлев комментировал весьма своеобразно. В феврале 1916 года односельчане спросили его: «Что пишут в газетах о войне?» Ответ Яковлева никак нельзя признать точной цитатой какой-либо газетной статьи, он заявил: «Надо кончать (убить) государя и Николая Николаевича». В июле жители деревни вновь стали расспрашивать грамотея о том, как идут дела на войне, и вновь Яковлев предложил свой способ разрешения международного конфликта: «Царю и Николаю Николаевичу пулю надо, тогда и война бы кончилась и кровь человеческая литься перестала». В том же месяце односельчане опять обратились к Яковлеву за последними политическими новостями, хотя вопрос на этот раз был сформулирован иначе: «Что пишут о мире?» Ответ Яковлева был еще более жесток: «Какой тебе мир. Скоро будет всероссийское собрание, проберут ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и наследника, затем их кончают (убьют), а правительство сожгут. Как Иисуса Христа распяли, так распнут ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и НАСЛЕДНИКА, после чего жить будет легче»443.
В ряду лиц, осужденных за оскорбление членов императорской семьи, Яковлев не был единственным человеком, желавшим во время войны смерти царю, иногда эти пожелания были не менее жестокими. Например, 40-летний грамотный крестьянин Томской губернии заявил в своей деревне: «Во всем виноват ГОСУДАРЬ. Ему нужно голову отрубить, но не острым топором, а тупым, чтобы побольше мучился»444.
Не одни только крестьяне мечтали об убийстве царя. Известный художник А.Н. Бенуа записал 27 февраля 1917 года в своем дневнике: «Оторвала от работы чета Лебедевых – оба донельзя возбужденные. Анна Петровна – сущая Жанна д’Арк или Шарлотта Корде! Она горит желанием “убить Николая”»445. Художница А.П. Остроумова-Лебедева, супруга знаменитого химика С.В. Лебедева, сторонница продолжения войны до победы, желала, разумеется лишь на словах, смерти российскому императору в разгар уже начавшейся революции. И это служит своеобразным индикатором отношения к последнему царю в кругах столичной интеллигенции: устранение монарха с политической сцены считалось необходимым условием преодоления кризиса. Можно предположить, что настроения такого рода получили известное распространение, мемуарист свидетельствует: «По всему Петербургу ходила тогда поговорка: “Чтобы спасти монархию, надо убить монарха”»446.
Случай крестьянина Яковлева, хотя он и не был исключительным, выделяется все же тем, что он постоянно возвращается к теме убийства, а в одном случае считает даже необходимым лишить жизни наследника. Пожелание смерти в данном случае нельзя объяснить лишь импульсивной реакцией.
Как могло произойти, что в разгар войны какая-то часть подданных императора мечтала о гибели «возлюбленного государя», считала эту смерть единственным способом разрешения политических и социальных проблем?
К началу войны у царя уже существовала определенная репутация, разные люди имели разные представления об истории его правления. Всевозможные как позитивные, так и негативные образцы восприятия Николая II, сложившиеся за годы его царствования, оказывали немалое воздействие на восприятие государственной политики и императорской репрезентации во время Мировой войны. На царя смотрели через призму прежних представлений, его действия описывали с помощью выработанных уже культурных форм.
Неприятие тактик репрезентации царя и недовольство его политикой часто переплетались, осуждение действий правительства проявлялось в отвержении его образов. Но иногда первым толчком для формирования отрицательного отношения к царю было недовольство предлагаемыми образами царя, неприятие его стиля поведения на официальных церемониях – эстетическое несоответствие служило исходной точкой для общественной критики. По внешности люди делали суждения о предполагаемом характере государя, а сложившиеся представления о его личности, верные или неверные, становились ключом для интерпретации политического курса. Нередко люди различных взглядов, включая и изрядное число монархистов, именовали Николая II «невзрачным» царем, появилась кличка «большой господин маленького роста». И эта негативная характеристика визуального восприятия императора, важнейшего символа монархии, становилась индикатором его политической уязвимости, она распространялась на характеристику его царствования. И наоборот, разочарование в политике Николая II определяло стиль портретных зарисовок последнего императора, данных его современниками.
Ничем не запоминающийся, заурядный, обычный «офицерик», простой «полковник», лишенный державного величия, никак не соответствовал традиционным монархическим представлениям о могучем государе, великом царе, отце своего народа, истинном самодержце.
Известному социал-демократу запомнилась непосредственная реакция простого крестьянина, избранного в Думу; когда тот впервые лично увидел царя, то он оказался весьма разочарован: «Незавидный какой-то, невзрачный – какой он государь»447.
О том же писал и представитель иной социальной и культурной среды, гвардейский офицер, человек монархических взглядов. Интересно, что он также ссылался на мнение «человека из народа», приводя слова некоего служителя бани, которому довелось как-то видеть царя на одном из парадов: «Да он какой-то маленький, невзрачный такой». Далее, по словам офицера, «…банщик стал подробнее рассказывать свои впечатления, которые сводились к тому, что вся наружность Государя не давала ему, банщику, уверенности, что Государь справится с трудной и ответственной работой Царя Самодержца»448. Чувствуется, что и автор воспоминаний, ссылаясь на мнение «человека из народа», полагал, что Николай II не всегда мог соответствовать ожиданиям своих верноподданных, желавших видеть грозного и величественного императора.
Другими словами, но о том же говорили и некоторые представители высшего света. Иностранка описывала свое впечатление от коронационной церемонии Николая II: «Чем больше я на него смотрела, тем меньшее впечатление он на меня производил. Он совсем не царственен, поскольку он довольно мал ростом и у него нет той манеры держаться, как [у императрицы], хотя он кажется полностью естественным в своих движениях»449.
Подобное восприятие «заурядной» внешности царя и манеры его поведения, казалось, подтверждало весьма распространенное мнение о его политической и бытовой «слабости» и «слабоволии» последнего императора. Невозможно перечислить всех мемуаристов, писавших об этой черте царского характера, действительной или только приписываемой ему. Даже люди монархических взглядов писали впоследствии о «хронической болезни воли» и «ужасающем безволии» последнего царя, «слабого и безвольного», который-де «не обладал самостоятельным умом»450. Рассуждая о «болезненном» слабоволии императора, некоторые авторы воспоминаний ссылались даже на авторитетное для них мнение современных им психиатров451.
О слабоволии последнего царя писал в своих мемуарах и С. Булгаков. Это особенно важно, ибо, как уже отмечалось, он в воспоминаниях стремился подчеркнуть свою особую любовь к императору: «Николай II с теми силами ума и воли, которые ему были отпущены, не мог быть лучшим монархом, чем он был: в нем не было злой воли, но была государственная бездарность и в особенности страшная в монархе черта – прирожденное безволие»452. Булгаков не знал царя лично, но показательно, что так продолжал вспоминать императора искренний монархист, для которого любовь к монархии и царю была глубоким религиозным чувством.
В годы Первой мировой войны «слабым» называли откровенно императора и некоторые публицисты союзных России держав453.
Немало было потрачено и труда на то, чтобы опровергнуть это мнение, доказать, что последний царь в действительности обладал «сильной волей»454. Впрочем, это непрекращающееся стремление поклонников Николая II защитить память последнего императора убедительнее всего подтверждает распространенность мнения о «слабоволии» царя.
Показательно также, что и официальная пропаганда в эпоху войны указывала на то, что Николай II обладал сильной волей. Так, «летописец царя», упомянув о невероятном самообладании императора, отмечал: «Да, много нужно силы воли, много нужно выдержки и ясного понимания всей обстановки, чтобы так ровно, спокойно относиться к делам»455. Интересно, что эта цитата относится к тексту, появившемуся в 1916 году, ко времени, когда царь, став Верховным главнокомандующим, интенсифицировал свои усилия по созданию образа волевого полководца.
