— Я знаю, но…
— Мы спасены. Если мы потеряли друзей, это печально, но это не твоя вина. Они пошли за тобой по своей воле верно? И если пришло их время, то оно пришло, и с этим ничего не поделаешь. Горюй о них, милорд, но радуйся, что мы спасены.
— Да, скорбь не вернет их к жизни. Но что будет с нами? Сможем ли мы долго продержаться здесь, Лизамона?
— Сколько нужно будет, чтобы вырваться на свободу.
Она вынула из ножен вибромеч.
— Ты думаешь, мы сможем прорубить дракона и выйти наружу? — в ошеломлении спросил он.
— А почему бы и нет? Я и не с таким справлялась.
— Как только ты дотронешься этой штукой до его плоти, он нырнет на дно. Здесь мы в большей безопасности, чем под водой в пяти милях глубины.
— В самые лихие времена мы тебя считали оптимистом, — возразила она. — Где же теперь твой хваленый оптимизм? Дракон живет на поверхности. Он будет метаться, но нырять не станет. А если мы очутимся на пять миль ниже поверхности, это, по крайней мере, будет быстрая смерть. Ты все равно не можешь вечно дышать этой вонью и гулять в рыбьем брюхе.
Лизамона коснулась мечом боковой стенки. Толстая влажная плоть слегка вздрогнула, но не отпрянула.
— Видишь? У него нет нервов, — сказала Лизамона.
Она ввела оружие поглубже и повернула.
— Только дрожь и сокращение.
Она продолжала орудовать мечом.
— Как ты думаешь, он никого больше не проглотил, кроме нас?
— Я слышал только твой голос.
— И я слышала только твой. Ну и чудище! Я пыталась удержать тебя, когда нас перекинуло за борт, но потом меня с силой ударило и я выпустила тебя. Но мы все-таки попали в одно и то же место.
Она уже проделала дыру в фут глубиной и еще два в ширину с боку драконьего желудка.
Дракон, казалось, вовсе не заметил этого.
— Пока я режу, сходи посмотри, нет ли кого-нибудь еще. Только не уходи далеко!
— Я буду осторожен.
Он пошел вдоль стенок желудка, звал, но ответа не получил. Тем временем Лизамона уже глубоко врубилась в тело дракона.
Повсюду валялись куски мяса, а сама она была забрызгана кровью.
— Как, по-твоему, далеко до конца? — спросил он.
— Полмили.
— Ну да?
Она засмеялась.
— Я думаю, десять-пятнадцать футов. Давай очищай отверстие за мной. Эта мясная куча растет быстро, я не успеваю ее откидывать.
Чувствуя себя мясником и отнюдь не будучи в восторге от этого, Валентайн стал хватать куски и отбрасывать их подальше.
Он вздрогнул в ужасе, когда увидел, что сокращения в желудке смели куски к пищеварительному тракту. Похоже, тут шла в ход любая кормежка.
Все глубже проникали они в брюшную стенку дракона. Валентайн вдруг оглянулся.
— Отверстие за нами затягивается!
— Зверь, живущий вечно, должен уметь залечивать раны, — ответила Лизамона.
Валентайн с беспокойством следил, с какой поразительной скоростью заживлялась рана, нарастала новая плоть. Что, если их закупорят в этой нише?
Лизамона стала все больше уставать, дыра же закрывалась почти с той же скоростью, с какой она рубила.
— Не знаю, смогу ли я… — прошептала она.
— Дай мне меч.
— Ты с ним не справишься.
Она засмеялась и яростно возобновила борьбу, изрытая проклятия в адрес драконьей плоти вокруг нее.
— Здесь мясо другое, плотнее. Может, это слой мышц под шкурой…
Вдруг на них хлынула вода.
— Пробились! — закричала Лизамона.
Она повернулась, как куклу, схватила Валентайна и толкнула вперед к отверстию в боку дракона, продолжая крепко держать его за бедра. Он едва успел набрать в легкие воздуха, прежде чем очутился в зеленых объятиях океана.
Лизамона выскочила сразу за ним, держа его теперь за лодыжку, а потом за руку, и они метнулись наверх.
Им казалось, что они очень долго добирались до поверхности. Голова у Валентайна болела, ребра разрывались, грудь горела.
Он выскочил на чистый свежий воздух и вяло поплыл, уставший, дрожащий, пытаясь отдышаться. Лизамона плыла рядом. Прекрасное яркое солнце сияло над ними.
Он был жив и невредим, он освободился от дракона и плыл где-то во Внутреннем Море в сотнях миль от берега.
Когда первые минуты изнеможения прошли, Валентайн поднял голову, огляделся.
Дракон был еще виден в нескольких сотнях ярдов, но казался спокойным и медленно плыл в противоположном направлении. От «Бренгалина» остались только разбросанные обломки.
Они подплыли к большому обломку и легли на него. Долгое время они молчали.
Наконец Валентайн спросил:
— Плывем к архипелагу или прямо к Острову Снов?
— Плыть — тяжкая работа, милорд. Нам бы сесть на спину дракона.
— А как им управлять?
— Дергать за крылья.
— Едва ли. Во всяком случае в драконьем брюхе нам подавали свежую рыбу чуть ли не каждую минуту.
— И гостиница большая, — поддержала Лизамона, — только плохо проветривалась. По-моему, здесь лучше.
— Но мы не сможем долго плыть.
Она странно посмотрела на него.
— Ты сомневаешься, что нас спасут?
— Как тут не усомнишься!
— Мне как-то во сне Леди напророчила, — сказала она, — что смерть придет ко мне в сухом месте, когда я буду совсем старой. А я еще молодая, и это место во всей Маджипуре, за исключением, может быть, середины Великого Океана, меньше всего назовешь сухим. Бояться нечего. Раз я не погибну, не погибнешь и ты.
— Выход хоть куда, — сказал Валентайн. — Что будем делать?
— Ты умеешь составлять послания, милорд?
— Я Коронованный, а не Король Снов.
— Любой мозг может соприкоснуться с другим, если его умело направлять. Ты думаешь, такие способности только у Коронованного и Леди? Маленький колдун Делиамбер беседует с мозгами ночью, а Гарцвел говорил, что он во сне разговаривал с драконами, и ты…
— Но я еще не пришел в себя, Лизамона, то, что осталось от моего мозга, не может составить послания.
— Пошли послание по воде Леди, своей матери, или ее людям на Острове, или народу архипелага. Ты наделен силой. Я глупая, я умею только размахивать мечом, а твой мозг, милорд, высоко ценился в Замке, и теперь, когда нам необходимо… Сделай это, Лорд Валентайн! Зови на помощь, и помощь придет!
Валентайн был настроен скептически.
Он мало знал об общении во сне, но оно, вероятно, связывало всю планету.
Да, часто бывало, что мозг призывал мозг, и, конечно, были Силы Острова и посланные с Сувраеля прямые сообщения с каким— то механическим усилением, но сейчас, когда он дрейфует здесь, в океане, на обломке, и его тело и одежда запятнаны плотью и кровью гигантского зверя, а дух так истощен от неожиданных бедствий, что даже его всегдашняя вера в удачу и чудо дала крен — как он может надеяться вызвать помощь через такую бездну?
Он закрыл глаза и попытался сконцентрировать энергию мозга в одной точке в глубине черепа. Он представлял себе яркую искру света, скрытый луч, который можно послать вдаль. Но все тщетно. Он вдруг обнаружил, что думает о каком-то зубатом создании, которое скоро начнет щипать его болтавшиеся в воде ноги.
Он со страхом подумал, что если и сможет послать сообщение, то не дальше, чем в мозг дракона, разрушившего «Бренгалин» и убившего всех его обитателей, и тогда дракон вернется и закончит свою работу. Но он все-таки попытается. Несмотря на сомнения, он обязан сделать это для Лизамоны Халтин. Он напряг свою волю и старался собрать все свои силы для передачи такого послания.
Он предпринимал эти попытки до самого вечера. Быстро наступила темнота, и вода странно засветилась призрачным зеленоватым светом. Они боялись уснуть одновременно, чтобы не соскользнуть с обломка и не потеряться. Поэтому установили дежурство. Когда настала очередь Валентайна бодрствовать, он с трудом удерживался от сна и боялся, что потеряет сознание. Время от времени он пытался послать сообщение, но ничего не получалось.
Мы пропали, — думал он.
К утру он заснул. Во сне он старался добраться своим мозгом до далеких людей, а потом провалился в глубокий сон.
Его разбудило прикосновение руки Лизамоны к его плечу.
— Милорд!
Он открыл глаза.
— Мы спасены, милорд!
— Что?
— Лодка, милорд. Видишь, на востоке?
Он с трудом поднял голову. Да, к ним приближалась лодка. Весла блестели на солнце.
Он подумал, что это галлюцинация, иллюзия, мираж.
Но лодка подплыла. Чьи-то руки подняли его и осторожно положили, кто-то поднес к его губам фляжку с холодным питьем, вином или водой — он не понял. С него сняли мокрую грязную одежду, затем завернули, во что-то сухое и чистое. Чужие — двое мужчин и женщина с гривами рыжеватых волос и в непривычной одежде. Он слышал, как Лизамона разговаривала с ними, но слова уплывали, и он не вникал в их смысл.
