К счастью, свекровь никогда не намекала на то, чтобы мы позаботились о продолжении рода. Со временем и остальные члены семьи приняли меня, как жену Ярослава, и больше не делали никаких намёков на фиктивность отношений.
Я нашла общий язык почти со всеми, наверное, кроме Кости и его матери. По выражению их лиц всегда было видно, что глядя на меня, они считают только упущенную выгоду.
Настя недолго повстречалась с племянником покойного супруга, и уже через пару лет мы с Яром присутствовали на её свадьбе с крупным бизнесменом. Хотя за три месяца до этого вдова отца закрутила роман с сыном того, кто сейчас брал её в жёны. Некоторым молодым девушкам (я всё равно считаю дам до тридцати пяти девушками) проще жить с мужчинами гораздо старше себя.
А ещё через год у Платона появился маленький братик. Настя попросила меня быть крёстной, но я вежливо отказалась. Во-первых, не была столь религиозной, а во-вторых, не знала, как обращаться с детьми. Своих у нас с Яром пока не было.
Эльвира Алексеевна, сестра отца, даже пыталась намекать на возможные проблемы с моим здоровьем, но я быстро пресекла подобные разговоры. Нам с мужем было просто не до детей.
Мы наслаждались общением друг с другом, вместе совершали поездки, я открыла цветочный магазин и стала соучредителем благотворительного фонда для детей и взрослых с пороками сердца.
Четыре года, отмеренных нам с Яром по завещанию отца, истекли. Мы получили все причитающиеся деньги, притёрлись друг к другу и стали ещё ближе. Я чувствовала мужа, как продолжение себя. И вот тогда Яр и завёл разговор о ребёнке. Мол, как считаешь, мы готовы?
Я не была в этом уверена, но тянуть дальше причин больше не было. И согласилась, отказавшись от предохранения. Мы с мужем решили поехать в Париж, к слову, он оказался совсем не тем романтическим городом, воспетым в старых фильмах и книгах, но беременность всё не наступала.
Пришла пора обратиться в специализированные клиники. Мы посетили много различных учреждений, даже в Израиле побывали, но ответа, почему не наступает беременность, не получили. Мы оба были здоровы. Все врачи сошлись на том, что имеет место быть какая-то индивидуальная несовместимость.
Яр лишь пожимал плечами и уверял, что это ничего не меняет.
— Я не смотрю на женщину рядом, как на инкубатор. Мне важна она, а не дети, — произносил он всякий раз, когда я заводила эту тему, и нежно целовал в губы.
Ссора по этому поводу случилась лишь однажды: когда я завела разговор об усыновлении.
— Нет и нет! — твёрдо стоял на своём муж. — Я не смогу принять этого ребёнка. И не надо мне говорить о другой женщине! Всё, разговор закрыт! Живём как раньше, и на том спасибо!
Яр встал из-за стола, мы как раз завтракали и, отшвырнув полотенце, ушёл в ванную. А мне опять захотелось плакать. В последнее время я жалела мужа: он не сможет иметь детей, пока находится со мной в браке. Вероятность, что причина бесплодия во мне, по единодушному медицинскому мнению, была гораздо выше.
Но на ЭКО я категорически не соглашалась. Ну не настолько мне нужны дети, чтобы ради них подвергать здоровье риску! Про усыновление тоже сказала сгоряча: если ребёнок, то свой. И пусть для некоторых «чужих детей не бывает», я не была из их числа.
А Ярослав, он, разумеется, не говорил о том, что безумно хочет детей, но периодически, ещё до этой истории с бесплодием, спрашивал, не готова ли я обзавестись наследником или наследницей. Жаль, мол, если наше состояние перейдёт к кому-либо другому.
Я его понимала и разделяла точку зрения, поэтому и было так больно. Ну, не должен тот, кого я люблю, стариться рядом, не воспользовавшись шансом родить родного сына или дочь!
Решение созрело не мгновенно. Я долго думала, давала себе шанс, а потом подготавливала почву. И, наконец, когда результата по-прежнему не было, решилась на отъезд, больше похожий на побег.
Письмо Яру я сочиняла на протяжении пары месяцев: все слова казались пошлыми, глупыми заимствованиями из книжных сериалов или дешёвых фильмов. Подготовиться к побегу, найдя тихое место для того, чтобы пересидеть и подумать о том, как мне жить дальше, оказалось гораздо проще.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Конечно, надо было не исчезать вот так, а спокойно сесть и поговорить, но это только в теории легко. На практике мы бы просто покричали друг на друга, а потом Яр сделал бы всё, чтобы не дать мне уехать.
И я бы снова отложу задуманное. Кто знает, возможно, со временем даже превращусь в эгоистку, готовую пожертвовать близким человеком ради собственного комфорта?
Нет, пока я полна решимости, надо действовать. На следующий день, дождавшись, пока Яр уедет по делам на пару дней, я взяла чемодан, в которым было лишь самое необходимое, и улетела на Гоа. Помедитировать, попрактиковаться в йоге, встречая рассветы на берегу океана, и привыкнуть к мысли, что мой брак закончен.
***
Уже сидя в самолёте, мне захотелось всё переиграть. Встать и выйти на холодный московский ветер, взять такси и, по-тихому вернувшись домой, выкинуть письмо, оставленное для Яра возле ноутбука.
В нём я сообщала, что не могу и не хочу жить с ним дальше, потому что на данном этапе наши жизненные цели разошлись. Это было отчасти правдой. Как и то, что я просила подать его на развод первым, конечно, это будет правильно, ведь пострадавшая сторона именно он.
Так же умоляла не искать меня в ближайшие два месяца, дать время прийти в себя, чтобы с холодной головой и каменным сердцем подписать все бумаги. В последних строках я всё же не удержалась и перешла на трогательно-нежный тон, уверяя мужа, что делаю всё это ради нас. Чтобы расстаться, пока у обоих остались приятные воспоминания.
И это тоже было верно. Я понимала, что разлад между нами — дело времени. Конечно, есть пары, прожившие бездетными до глубокой старости, но это было их общее желание.
Ольга Денисовна, как бы хорошо ко мне не относилась, всё же начнёт капать Яру на мозги, что ему нужен ребёнок, а измену на стороне я не прощу. Даже ради такой причины.
Не смогу видеть живое напоминание собственного бессилия и терпеть рядом с любимым ребёнка, который рождён другой. Рано или поздно это приведёт меня либо к нервному срыву, либо к болезненному разрыву.
Конечно, сейчас мне тоже невыносимо больно, но лучше отрезать руку или ногу сразу, чем переживать день за днём, а потом всё равно прийти к изначально очевидному финалу.
Пока я раздумывала, самолёт набрал высоту и уносил меня всё дальше от того места, где я была счастлива. Всё решено безвозвратно.
Я отвернулась к иллюминатору, надвинула на глаза повязку для сна и постаралась отключиться. Не думать, не плакать, не искать пути отступления. Я буду жить здесь и сейчас, дробить боль на мелкие кусочки и проглатывать их, как горькие лекарственные пилюли. Только так, не иначе.
По прилёту я долго тряслась на автобусе, потом села на поезд, который умчал меня туда, где почти нет туристов, зато есть покой и местные гуру, за пару монет готовые обучать медитации, предоставить кров в виде бунгало, или как тут его называют, и поделиться нехитрой пищей.
Одной тхали — круглого подноса с маленькими пиалами, наполненными рисом и различными гарнирами, мне хватало, чтобы насытиться.
Я сознательно отказалась от благ цивилизации, отключила телефон и окунулась в постижении искусства простой жизни, призванной помочь мне перезагрузиться. Всё же минимальные удобства в виде персонального туалета я себе купила и принялась ходить на беседы к гуру.
Нас, европейцев, было около десяти человек. При местном храме, посвящённом одной из богинь, я приняла месячный обет молчания. Это оказалось трудным делом, но помогало очистить голову «на ура».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В первое время я, признаться, ждала чуда. Беременности, например, или что мистическим образом здесь появится Ярослав, но ни того, ни другого не произошло, и я смирилась.
Не с тем, что останусь одна, нет, к этому я пока не была готова, а с тем, что ничего не решится само собой. И заодно выяснила, что занятия йогой два раза в день приносят мир в мою истерзанную сомнениями душу.
