— Ну, можно сказать и так… — Кое-как сев в кресло, он набрал на клавиатуре последовательность команд. — Потерплю до медблока, путь там Гаврила меня посмотрит. Так, уже подлетаем… Вызываю корабль! Челнок вызывает корабль! Ответьте!
Динамик зашуршал, потом осведомился голосом Святозара:
— Корабль слушает, кто на связи?
— На связи Кржижановский, — ответил Дмитрий. — Запрашиваю разрешение на стыковку.
— На стыковку… — Святозар помолчал немного, потом спросил: — А почему не работает видеоканал?
Дмитрий искоса посмотрел на Лиану, та отрицательно покачала головой, показывая, что, мол, её тут нет. Он вздохнул.
— Да я, честно говоря, не очень понял, как его включить, — признался он. — Я такой штукой ещё ни разу до этого не управлял.
— Поняяятно…, - задумчиво протянул Святозар. — А где капитан?
Дмитрий с затруднением снова посмотрел на девушку, та лишь развела руками — выпутывайся, мол, сам.
— Ээээ, капитан? Капитан остался на планете, — довольно честно ответил Дмитрий, а дальше начал с ходу фантазировать. — Контакт с местным населением налаживает, а меня отправил сюда, я там всё равно не нужен…
— Так ты вроде как много часов уже как должен был вернуться, нет? — спросил Святозар.
— Должен был, — признался Дмитрий, и снова не соврал, что характерно. — Но вот только сейчас получилось. Товарищ первый помощник, давайте я всё на корабле уже объясню….
— Извини, Дмитрий. Приказ капитана…. Не пускать без него на борт, — ответил ему Святозар. — Так что ты лучше лети обратно. Ну, или если капитан действительно занят сейчас, то пусть отменит свой приказ… лично. По выделенному каналу видеосвязи. Как понял меня, приём?
— Понял хорошо, — с убитым видом сказал Кржижановский, и беспомощно посмотрел на Лиану. Та сжала зубы, задумчиво посмотрела на него, потом на корабль, который уже было видно на мониторе. Потом улыбнулась, видимо, что-то придумав.
— Ты ведь хорошо помнишь свой корабль изнутри, правда? — спросила она. Дмитрий недоумённо кивнул. — Тогда думай о каком-нибудь помещении, которое знакомо тебе больше всего, и где точно не было никаких серьезных изменений за последнее время…. Вспоминай!
Он почесал голову, думалось сейчас довольно плохо из-за боли в голове, в чём он сразу честно признался. Лиана нахмурилась, и дотронулась пальцами до ссадины. Боль стала гораздо тише, и он во всех подробностях начал представлять себе свою каюту — а это было, пожалуй, действительно единственное место, где вряд ли что-то могло измениться с момента его отбытия на планету.
— Молодец! — через пару минут Лиана довольно кивнула головой. — Думаю, этого хватит….
— Хватит для чего?
Та отмахнулась:
— Не важно, это совсем не важно! Особенно если всё получится так, как надо….
И тут Дмитрий почувствовал, как пространство вокруг него начинает вибрировать, вибрация становится всё сильней и сильней, перед глазами завертелись разноцветные круги, мир мигнул и…
— Всё получилось! — радостно завопила Лиана. — Всё получилось!
Они были уже не в челноке, а в его каюте.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
С того момента, как Семён вернулся на корабль, приступы приходили к нему два раза. И в один из них, как назло, его накрыло в спортзале, но тогда удалось списать всё на переутомление и на то, что он злоупотребил беговой дорожкой. Конечно, Гаврила, прибежавший на вызов сердобольных зрителей, глядел крайне недоверчиво, и Семён понимал, что в его медицинской карте появился большой и жирный восклицательный знак, и дома ждёт его скрупулёзная проверка, ежели он захочет продолжить свою работу в Космофлоте. Но делать было нечего — признаться в своём отступлении от правил значило поставить крест на всей дальнейшей карьере. Нарушить инструкцию по технике безопасности, да ещё и на незнакомой планете, было одним из самых серьёзных прегрешений. С такой записью в послужном деле можно было не просто забыть о работе в Космофлоте, но забыть о работе вообще. Могли даже лишить пособия по безработице! Выслать куда-нибудь на отдалённую колонию, пусть улучшает там условия жизни для дальнейших поколений… Искупает, так сказать, вину. Конечно же, ничего из вышеперечисленного ему не очень-то хотелось ощутить на себе, поэтому приходилось молчать. Терпеть и молчать. А боль была невыносимой, хотелось орать, лезть на стенку и разбивать кулаки в кровь, чтобы хоть как-то отвлечь, приглушить…. Подушка в зубы, и избитый матрац были ещё тем заменителем, но тут уж не приходилось выбирать. Либо так, либо к Гавриле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Семён с удовольствием вспоминал о чудном видении, посетившим их на планете. Девушка была великолепна — как раз в его вкусе. Всё, что надо, было при ней, и даже ещё больше. И пусть это и был, скорее всего, навеянный инопланетным разумом мираж, всё равно было чертовски приятно на неё смотреть. Будь Семён художником, он бы обязательно её нарисовал, будь он поэтом — посвятил бы как минимум венок сонетов…. Но Семён был геологом. Конечно, ничто не мешает любому уважающему себя геологу быть вдобавок и художником, и поэтом — но здесь был не тот случай. Ему и проза-то давалась с трудом, книга по гляциологии иных миров до сих пор находилась в зачаточном состоянии. А уж про стихи можно было вообще молчать. Девушка, которой он однажды посвятил пару рифмованных строчек — назвать это стихами язык не поворачивался! — попросила его больше никогда так не делать. Ни при каких обстоятельствах! А друг детства, которому Семён потом показал сей опус, долго ржал, затем, вытерев выступившие на глазах слёзы, попросил его спрятать это куда-нибудь и никому больше не показывать. А ещё лучше — сжечь. Семён даже немного обиделся на него. Но оставалось признать — во всех способах воспевания муз он был полный профан. Так что оставалось просто вспоминать мелькнувшую на мгновение красоту и пускать слюни. И ждать с нетерпением возвращения домой, уж там-то он быстро найдёт себе даму сердца на пару-тройку недель. А потом следующую. Семён не очень любил постоянство….
Недавно в столовой к нему подсел Пётр, и долго и муторно пытался что-то рассказать, что-то связанное как раз с тем самым чудным видением. Что-то Петра очень сильно мучило и беспокоило, Семён так и не понял до конца, что именно, но сочувственно кивал в нужные — или нет — моменты, а по завершении монолога, когда Пётр чуть не расплакался, уронив голову на руки, осторожно похлопал его по плечу. Вроде бы как тот разрывался между любовью к жене, ждущей его дома, и вожделением к той девушке-миражу. И ужасно страдал от этого. Семён порядком удивился, что у Петра есть жена, он, как и многие другие, считал, что они с Вацлавом любовники. Хотя, одно другому не мешает, а? Спрашивать было неудобно, хотя и любопытно, конечно. Но не настолько, чтобы попадать под статью о толерантности, поэтому этот вопрос так и остался незаданным, а Пётр ушёл, пряча от обедающего экипажа покрасневшие глаза….
Да, Семён тоже периодически думал о девушке-видении, но, как только в голову начинали приходить мысли: а не нужно ли ей чем-то помочь… а вот она там совсем одна, в джунглях, голая… — начинала страшно болеть голова. И он, пугаясь возможного приступа, сразу переключался на что-то другое, более спокойное. Медитировал, прочёл почти всю Старшую Эдду, с некоей долей стыда осознав, что Блот, которым он так удачно прикрылся, это не только вкусная еда и выпивка, но ещё и очень много всего другого. Не то, чтобы он во всё это действительно верил. Нет. Просто, как-никак, вера предков… Конечно, после нескольких веков освоения людьми космического пространства, стало понятно, что самая подходящая религия для всех этих чудовищных расстояний, иного разума и разнообразия форм жизни — это буддизм. Буддизм как нельзя лучше отвечал духу нового времени, расправившему межзвездные крылья над человечеством, но, при этом, так и не стал основной религией. Нет, на Земле и колониях царила толерантность и в этом вопросе — право каждого человека исповедовать любую подходящую ему религию свято выполнялось и поддерживалось. Но с буддизмом приключилась довольно странная история. Ходили слухи, что в начале космической эры почти все буддисты иммигрировали куда-то в глубины космоса, основав там колонию. Но связь с ними по каким-то причинам не поддерживалась, и было вообще не понятно, живы ли они там ещё, и был ли вообще этот исход, не являлся ли он просто выдумкой средств массовой информации. Самой популярной религией, к недоумению Семёна, да и многих других тоже, уже довольно много лет почему-то был культ Ктулху. От него явственно несло мистикой, и периодически в глобальной сети появлялись сообщения об очередном обнаруженном алтаре для человеческих жертв, хотя последователи этого культа яростно отрицали свою причастность к такого рода обрядам и ритуалам. Бррр. Нет уж, лучше Один со своим вороном, Хель и Ёрмунгад, чем эта страхолюдина, похожая на гибрид человека и осьминога — так, по крайней мере, изображали Ктулху его официальные почитатели. Или даже Летающий Макаронный Монстр, в которого, кстати говоря, верили тоже довольно много людей. А ещё лучше быть агностиком — верить во всё, что поддаётся логическому объяснению…. В принципе, Семён себя именно к агностикам-то и относил всю сознательную жизнь. Но Мьёльнир не снимал. Как память об отце, да и просто на всякий случай.
