***
Челнок плавно поднялся с поляны, втянул посадочные ноги и устремился прочь. Старейшина посмотрел ему вслед и вздохнул. Для его народа обман был чем-то из рук вон выходящим, неприемлемым — и лишь в очень редких случаях хоть немного, да оправдывал себя. Немного утешал тот факт, что обманывать пришлось не кого-то из своих — да и не удался бы никогда такой обман. Когда слышишь все мысли и чувства собеседника, о каком обмане может идти речь? А капитан… Капитан пусть погуляет по лесам, полюбуется красотами природы, это ему сейчас полезно, всё-таки последний шанс походить по другой планете. Старейшина не очень хорошо разобрался в чужой терминологии, но понял главное — для капитана это был последний полёт, а дальше ему предстоит перестать заниматься любимым делом, и осесть на одном месте, всё своё время и внимание отдавая своей семье. Вот пусть и отдохнёт напоследок. Ибо то, что может произойти в том месте, куда он так рвётся, может закончиться плачевно, возможен даже летальный исход…. И вот зачем ему это надо? Те двое, они пусть — они уже отработанный материал. После того как Лиана вывернула наизнанку их мозги, а в случае с Германом ещё и весь его организм перестроила для своих нужд, их личности безвозвратно потеряны. И, значит, необходимости в их безопасности нет. Капитан же совсем другое дело. Во-первых, личность его чиста и его аура ярко сияет на всех уровнях. А во-вторых, он необходим для того, чтобы донести до «руководства» — как понял Старейшина, это что-то вроде вожаков, которые как раз и отправили корабль сюда — донести до них мысль о том, что здесь расе людей ничего не светит, никакого контакта, никакой колонизации, никаких сторонних наблюдений… А то будет как с варраками. Всё это Старейшина капитану уже озвучил и с удовлетворением видел, что тот воспринял эту информацию абсолютно серьезно, намереваясь последовать его совету. Ну, вернее как — совету… Скорее, предупреждению. Почти приказу. Можно было, конечно, сделать с ним то же самое, что сделала Лиана. Но это было бы насилие над личностью, и от такого пятна на карме Старейшина не избавился бы и спустя тысячу перерождений. Нет, уж пусть всё идёт своим чередом, и он лишь просто обманул пришельца, дав ему координаты места на противоположном конце планеты. Пусть ищет там. А они уж постараются сделать так, чтобы ему там искалось хорошо — уже вырастили несколько плодовых деревьев, взяв за основу его воспоминания, снизили агрессивность внешней среды до минусовой отметки… Санаторий, однако! Всё для вас, дорогие гости…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В самой непролазной чаще самого дремучего леса на планете, которую аборигены называют просто «Дом», на небольшой, окружённой могучими, возносящимися вверх на несколько километров, деревьями, расположен небольшой домик. И это единственное рукотворное строение здесь. Ну, по крайней мере, он выглядит так, как будто он рукотворный. Стены, сложенные из неошкуренных брёвен, крыша, покрытая слоем дерна и мха. Этакая охотничья избушка. Конечно, это если бы на планете были охотники… Но их на планете нет. Совсем. И не было никогда. И сама избушка пустует почти всё время, лишь изредка у неё появляется жилец. Или пленник, но это уже как посмотреть.
Сейчас домик не пустовал, внутри него была девушка. Если бы тут был Герман, он сразу бы её узнал, но Германа тут тоже сейчас нет. А есть только Лиана, и маленький домик. Да, надо ещё отдельно отметить тот факт, что у домика нет ни окон, ни дверей.
Девушка злобно обвела избушку взглядом, резко встряхнула головой, отбрасывая назад длинные волосы, и, не глядя, вытянула руку. Подождала немного, потом скривилась вся, словно от боли.
— Ууу, будь они все прокляты! — выругалась она, поднялась легким, быстрым движением, и прошла в ту часть дома, где располагалось некое подобие стола, ранее скорее всего бывшее просто пнём. Взяла с этого импровизированного стола кувшин и жадно припала к нему, пока не осушила до дна. После чего швырнула его об стену. Но кувшин не разбился, а, прикоснувшись к покрытому корой дереву, словно бы растворился в нём. Лиана снова тряхнула головой. В этом месте все её способности были заблокированы — управление ДНК, телекинез, и прочие вещи, которым в человеческом языке и названия-то не было. И у них не было, они всегда прозревали саму суть вещей, зачем им какие-то названия? Тем более, человеческие. Ведь они не были людьми…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она была здесь совсем одна. Ни один из её народа — хотя она уже не считала этот народ своим — не решился бы сейчас приблизиться к этому домику даже на километр. Потому как тогда заблокировались бы и их умения, а возможно, что и исчезли бы навсегда, а кому это понравится? Тем более добровольно? У Лианы же не было никакого выбора, добровольностью тут и не пахло. А пахло убийством. Уничтожением. Развоплощением… Она стиснула зубы и кулаки в бессильной злобе. Пнула мох, служащий полом, но это не особо помогло — мох спружинил, приняв на себя удар, и сразу же восстановил свою прежнюю форму.
— Ненавижу! — Лиана закрыла лицо руками, и, сев на корточки, начала раскачиваться из стороны в сторону. — Не-на-ви-жу! Уроды! Сволочи! Как же я вас ненавижу!
Через несколько дней должны были начаться необратимые изменения. Плоть начнёт ссыхаться, трескаться, пока, наконец, не станет хрупкой и ломкой и не рассыплется прахом, который впитается в мох, в стены, в самую суть этого страшного места. Сколько же здесь умерло таких, как она…. Стерлись воспоминания, забылись сокровенные мечты. И всё только потому, что они не хотели становиться деревьями, терять годы на растительное существование, служить домом миллионам букашек и сотням птиц. Чем, чем плохо существование в этом теле? Почему надо отказываться от ощущений прикосновения чужой плоти к своей, от ощущения этой плоти внутри, от танца на заре и медитаций на закате, от вкуса и запаха окружающего тебя мира…. Почему? Почему это считается недостойным, чем-то неправильным, как будто это болезнь, и все вокруг боятся ею заразиться? Чушь это всё, что это генетический сбой! Наоборот, это эволюция, это правильный путь, что бы там не думали совершившие уже сотни и сотни реинкарнаций старики! Их сущности потеряли гибкость, и закостенели в своих заблуждениях. Прославляют оборотничество, как единственное правильное существование! Да пускай! Кто им мешает? Становитесь деревьями в своё удовольствие, сколько хотите! Но не стойте на пути у нового поколения, не мешайте развиваться, меняться, стремиться к чему-то новому и доселе неведомому! Да, пусть таких как она — единицы. Но это совсем не значит, что это тупиковая ветвь развития! Кто сказал, что личность становиться агрессивной, неуправляемой и изменяется на физическом уровне? Да причем ужасно изменяется… Где доказательства? Почему вот так сразу — уничтожить? Она же просто хочет жить, пусть и не так, как остальные, но хочет!
Лиана поняла, что плачет, и со злостью вцепилась руками в многострадальный мох. Рванула, кусок мха остался у неё в руках, и она, потеряв равновесие, шлёпнулась на спину. И осталась так лежать, бездумно глядя в потолок, на фосфоресцирующие грибы. Где же Герман? Неужели всё напрасно? Все её старания, вся эта тонкая работа над его сознанием и телом? И ведь он не один, ему должны были помогать другие, в мысли которых она вложила столько желания, что, казалось, их головы просто не выдержат? Где они все? Почему никто не приходит?
Слёзы закончились так же внезапно, как и начались. Высохли ручейки, бегущие по её щекам. Глаза сами собой закрылись, и Лиана провалилась в глубокий беспокойный сон. А домик вокруг неё продолжал делать своё дело, проникая всё глубже и глубже в её сознание, обрывая нить за нитью всё то, что связывало её с этой реальностью. Продолжал убивать её.
***
Герман подозрительно осмотрелся по сторонам. Последние минут десять на него никто не нападал, даже деревья перестали цеплять скафандр своими острыми кривыми ветками. И при этом он чувствовал, что почти достиг своей цели, что Лиана где-то совсем близко. Странно. Он думал, что рядом с ней будет самая бдительная и опасная охрана. А тут как-то наоборот. Может, он всех перебил? Герман неуверенно хохотнул, и сразу умолк, испугавшись получившегося звука. Под ногами хлюпало и чавкало — что-то вроде болота, но мох держит крепко, не рвётся под тяжелыми ботинками, лишь немного прогибается. Он старался не думать, что под тонким слоем растительности могут быть десятки, а то и сотни метров вязкой жижы, из которой обычно болота и состоят. Некстати вспомнился случай из страшилок Дальней Разведки — о том, как на одной очень болотистой планете челнок незадачливых исследователей, не потрудившихся проверить ландшафт перед посадкой, приземлившись, мгновенно пошёл ко дну. Вернее, как — мгновенно… Люк они успели открыть. А вот закрыть — уже нет. М-да. Нет, лучше не думать вообще. А ещё лучше думать о Лиане, о её глубоких, как озёра, синих глазах, в которых хочется утонуть, о её волосах, мягким шёлком струящихся до самых бёдер, о бёдрах, о длинных стройных ногах, о грудях, таких идеальных, таких сладких… Вот чёрт! Нет, лучше всё-таки не думать совсем. А тут ещё эта умная зараза, медицинский чип, сигнализирует о повысившемся давлении… Ещё бы оно не повысилось. Вот нет бы что-то сделать, чтобы оно понизилось! Нет, мигает себе красной лампочкой, и доволен. Заррраза!
