мужественное…
А вот ведьму, конечно, против ее воли никто б в карету с зарешеченными окнами не посадил. Сама она, добром поехала. Вытребовав, правда, отдельную карету себе.
Раз на привале Алевтина услыхала краем уха обрывок разговора.
– Эк же вырос ты, мальчик… возмужал, – говорила ведьма. – Ну да теперь всяко мне приказывать не можешь!
В ответ донесся лишь неопределенный хмык. А когда Алька завернула за карету, откуда слышались голоса, колдунья была уже одна.
…А как перестал вертеться калейдоскоп, так оказалось вдруг, что Алька – дома, в царском тереме.
Надо же – больше года здесь не бывала! А все точно по-прежнему. Те же покои, та же светелка. Та же горничная прибежала помогать разоблачиться – и заохала, увидев царевну в “непотребном” виде, штанах да рубахе мужской.
И ужасно странно оказалось да непривычно вдруг – засыпать в собственной же опочивальне. Не храпит никто над головой. Не скрипят половицы под ногами колдуна, что вечно допоздна засиживался в своей каморе за зельями. Не ухают за окном филины, не шумит лес. Простыни тончайшие, льняные. И рубаха ночная – тонкая, вышитая. Перина лебяжьим пухом набита.
Будто неправильно все. Точно в гостях, а не дома вовсе.
Долго Алька ворочалась с боку на бок, думы думала. Скоро прибудут из союзных стран послы-дипломаты. Не из всех, конечно, – вон, конунг с Семи островов разом сестрицу назначил полномочной своей представительницей, что для военного времени, что для мирного. Зато, к примеру, из Триждытретьего шляхетства непременно послов пришлют да законников. Да и из Однажды магов нарочно вызвали – не только республику официально представлять, но и академию.
Большой совет будет, на который в кои-то веки и наследную царевну Тридевятого позовут. И суд. Много всего совету решить придется.
А после пир большой будет.
Пира, пожалуй, стоит все же подождать.
Сама-то наследница все для себя решила.
*
Наина потарабанила кончиками пальцев по столу. Бурное обсуждение в который уже раз зашло в тупик. Все понимали, что окончательное решение за Тридевятым как пострадавшей – и победившей – стороной, однако следовало учесть интересы и прочих держав.
Строго говоря, это не был суд. Хотя про себя Наина называла его именно так – а как же иначе?
За длинным столом сидели представители всех союзных держав, а еще – глава академии при Городе-у-Моря, маги из академии, некоторые из воевод Тридевятого и даже кое-кто из особо отличившихся героев битвы – в том числе отряд богатырей. Последние, впрочем, были приглашены скорее в знак признания заслуг. Правом голоса здесь обладали прежде всего официальные представители разных стран.
Зато в числе таких представителей были, к примеру, сестра и сын конунга Семи островов. И этот самый сын, молодой Олаф, отслуживший свои пять лет на чужбине, собирался вскоре возвращаться на родину, где вполне мог претендовать теперь на роль наследника – пусть и не единственного.
И воинственные островитяне требовали самой строгой кары. Особенно после того, как прекрасная Хильдур услыхала о запертой в башне супруге короля.
Присутствовала здесь и древняя колдунья, на которую с опаской поглядывали маги из академии. Сама она единодушно была признана невиновной, поскольку бесчинства творила не по собственно воле. А Наина думала о том, что хотела бы она посмотреть, как кто-то осмелился бы осудить на что-то эту женщину. А заодно на то, как ее бы стали ловить, чтобы привести приговор в исполнение.
Подсудимого здесь, правда, не было – ни к чему. Короля Демара заперли пока в темнице – и без помощи подневольной ведьмы он не мог оттуда вырваться. А уж от нее-то ждать помощи ему теперь никак не приходилось.
Нет, конечно, это не был суд… здесь решалась судьба Тридесятого королевства. Кто-то ведь должен им править…
Дело осложнялось тем, что королевские регалии Тридесятого, как и в любом другом государстве, подчиниться могли только представителю правящего рода, и никак иначе. А ведь теперь Тридесятое придется восстанавливать. Упокаивать разгулявшуюся нежить – ту, что поднялась не по велению колдуньи, а из-за высокой концентрации горя и боли жителей страны. Восстанавливать экономику – да и просто нормальную жизнь. И все это сделать без помощи сильнейших артефактов будет куда как сложнее.
Да, в конце концов, нужно еще включить наконец Тридесятое в союзный договор, чтобы больше такого не повторилось, с колдовской помощью или без! Да и всем прочим странам хотелось иметь под боком разумного соседа, с которым можно договариваться, а то и торговать.
Герцог Веллиас Ярден из Однажды настаивал, что необходимо ограничить королевскую власть в Тридесятом, создать парламент, однако Демара вернуть на престол, поскольку кроме него в королевском роду править-то и некому. Юный Елисей определенно не готов пока принять бремя власти.
Посол из Пятнадцатого королевства полагал, что Елисея все-таки можно посадить на трон, а к нему приставить советников, чтоб контролировали каждый шаг.
Представитель Триждытретьего шляхетства напоминал, что родовые регалии в этом случае могут и не откликнуться – ведь Елисей будет отдавать приказы не своей волей.
Хильдур с Семи островов и вовсе требовала казнить Демара и на всякий случай посадить в темницу Елисея, и уверяла, что с регалиями после можно будет как-нибудь разобраться. Маги, правда, на это только болезненно переглядывались и удрученно качали головами.
А когда все на миг замолчали, вдруг послышался голос царевны Алевтины Игнатьевны. Конечно, она тоже была тут – на правах наследницы. Ну и что, что прежде на международных совещаниях она никогда не присутствовала, полагая их скучнейшим занятием? Так то когда было!
– А для королевских регалий важно, чтобы наследник был законорожденным?
В зале повисла тишина. Присутствующие осмысляли услышанное. Затем кашлянул один из магов.
– Кхм. Регалии примут носителя королевской крови или того, кто был принят в род.
– Ага… – Алевтина, и не оглядываясь на колдунью, знала, что та усмехается. И на кого она сейчас смотрит. Сама царевна, обведя взглядом присутствующих, тоже остановила взгляд на главе богатырского отряда. – Так что, Михайла Демарович, не желаешь ли корону примерить? Из тебя-то король всяко мудрее выйдет, чем…
Договаривать она не стала. Все было ясно и так.
Вот только Михайла на это нахмурился.
– Дмитриевич я. И нет – не желаю. Никогда в те земли возвращаться не желаю. Моя родина – в Тридевятом.
Алька смотрела на него и думала, как же она раньше могла не замечать, насколько Михайла похож на короля-соседа? Ведь и впрямь – тот же высоченный рост, те же глаза чуть округлые, твердый взгляд, тот же нос прямой, то же уверенное выражение
