В свою очередь и я сообщил маме о нашем с братом благополучном прибытии в Галлиполи (брат мой Сергей со своей женой раньше меня уехал из Галлиполи сперва в Константинополь, а потом в Париж). Об отце же ни мама, ни мы с братом ничего не знали, и лишь позже, в эмиграции, я узнал о его смерти в 1919 году.
В память пребывания Русской Армии в Галлиполи (а также на острове Лемнос и в Бизерте) 15 ноября 1921 года был установлен нагрудный знак (черный крест с белым ободком) с надписью: «Галли-поли 1920—1921 гг.» (для Лемноса и Бизерты – соответствующая надпись). Грамота на право ношения этого знака гласила: «В ознаменование безграничной любви к Родине и верности Русской Армии и величия духа…»
Как я уже упомянул, в последнее время нашего пребывания в Галлиполи скудный французский паек (еще уменьшенный) сильно изнурил чинов корпуса, а особенно нашу молодежь – юнкеров, которым, конечно, не могло хватать питания при таком голодном рационе. Люди от недоедания стали болеть, и не одна могила прибавилась на русском кладбище!
Все чаще вставала в нашем сознании мысль, что мы так долго не протянем и что нужно искать какой-то выход из этого положения… И этот выход был найден генералом Врангелем.
Еще в начале нашего поселения в Галлиполи, на Лемносе, в Чаталдже и в Бизерте, в заботах о своих соратниках, генерал Врангель неустанно энергично хлопотал о расселении контингентов армии, казаков и флота по братским, славянским странам.
После долгих его усилий хлопоты эти увенчались успехом, и Сербия и Болгария дали свое согласие на принятие нескольких десятков тысяч белых воинов в свои пределы, а Чехословакия согласилась дать возможность нескольким сотням русских юношей закончить свое образование в чешских университетах.
С середины 1921 года начался разъезд из Галлиполи частей 1-го армейского корпуса: пехоты – в Болгарию, а кавалеристов – в Сербию (в дальнейшем королевство Югославия), управлявшуюся испытанным другом России – королем-рыцарем Александром Карагеоргиевичем.
Кавалерийское училище, в котором я служил, получило свою очередь отправки в Сербию значительно позже, одним из последних. Но наконец настал и день нашего отъезда из Галлиполи – 9 декабря 1921 года училище погрузилось на пароход «Керосунд» и покинуло хоть и «голодное», но ставшее родным Галлиполи.
Провожать «руссов» собралось на пристани чуть ли не все греко-турецкое население города Галлиполи, во главе с греческим епископом, турецким муллою и мэром города, которые трогательно простились со своими «гостями», которых за год с лишним пребывания у себя успели полюбить, а к генералу Кутепову – «Кутеп-паше» – преисполниться глубочайшим уважением и почитанием.
Прибыл проводить русских и французский комендант Томассен со своими офицерами, которым генерал Кутепов, не желая «поминать старое», выразил несколько слов благодарности.
Еще одна страница моей жизни – Галлиполи – перевернулась.
Генерал Кутепов, уезжая, стоя на корме парохода и глядя на уплывающий город, так выразился, обращаясь к стоявшим с ним офицерам: «Закрылась история Галлиполи. И могу сказать, закрылась с честью».
Белая армия должна была прекратить свою вооруженную борьбу и ушла в изгнание. Но и сложив временно оружие, она не отказалась от непримиримой, бескомпромиссной войны с красными поработителями нашей Родины. Она лишь от борьбы оружием перешла к борьбе идеологической. Галлиполи – это первый этап этой борьбы. Это школа, в которой выковался несломливый дух Белого воина, которого не смогли поколебать ни перенесенные тяжелые испытания и лишения, ни соблазны, ни угрозы.
Будем же верить, что недаром были принесены наши жертвы, что не погасла искра огня, зажженная Белым движением, и солнце истинной Правды и Свободы рано или поздно засияет на нашей, сбросящей свои позорные красные цепи Родине: коммунизм умрет – Россия же вечна!
Г. Куторга[324]
ЧЕРНИГОВСКИЕ ГУСАРЫ В ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ[325]
В начале декабря 1917 года в Ростов, в распоряжение генерала Алексеева прибыли поручики Ростовцев[326], Романовский[327], Зборомирский[328] и Языков[329], корнеты Чиж[330], Эйхгольц[331] и Лозовский[332], принявшие участие в Первом Кубанском походе Добровольческой армии. Весной 1918 года в Добровольческую армию прибыл полковник Сабуров[333]. Все офицеры Черниговского полка вошли в состав 1-го конного генерала Алексеева полка рядовыми всадниками.
После освобождения Малороссии от большевиков и оккупации ее немцами в Киев стали пробираться офицеры из Великороссии. Таким образом, летом 1918 года в Киеве собралось еще несколько офицеров Черниговского полка. В это время от гетмана поступило предложение сформировать полк в составе гетманских войск в память о Черниговском охочеконном полку. Предложение это было офицерами отклонено ввиду уже ясно наметившегося течения самостийной «Вильной Украйны». Большинство офицеров состояло на службе в сформированном в Киеве Русском Корпусе под командой графа Келлера, а потом – князя Долгорукова[334]. О Добровольческой армии сведения в Киеве были очень неопределенные, но осенью 1918 года было получено предложение от полковника Сабурова, занимавшего в это время должность старшего офицера 1-го конного полка, всем офицерам прибыть в 1-й конный полк. Черниговские офицеры стали собираться при 5-м эскадроне названного полка, и, по мере их прибытия, приказом инспектора формирований кавалерии № 57 разрешено было сформировать при 1-м конном полку Черниговский гусарский дивизион. 22 марта 1919 года был сформирован 1-й эскадрон (приказ по 1-му конному полку № 278), 20 апреля 1919 года был сформирован 2-й эскадрон и приступлено к формированию 3-го эскадрона.
Весь период формирования дивизион находился на позиции, выполняя боевые задачи. С 23 марта 1919 года дивизион принимал участие в боях в Каменноугольном районе: у деревни Новая Орловка, под станцией Рассыпная, у Уразова, Покровского, Мандрова и в боях под Корочей, у деревень Погореловка, Поповка, Сафоновка, Голенький, Шутов, Кащеево, Емельянец, Скоредное и при обороне левого фланга Короченской позиции у хутора Долгий.
В это время представлялись две возможности формировать полк: при 1-м конном полку, что требовало больших усилий ввиду бедности Добровольческой армии и недостатка во всем, как в людском, так и в конском составе, и при Донской армии, что было бы значительно легче, так как Донская армия, нуждаясь в офицерах, давала уже готовый полк. Но черниговскими офицерами было решено держаться Добровольческой армии, бывшей в это время символом России.
Для пополнения дивизиона была произведена мобилизация людей и лошадей в немецких колониях Большая и Малая Орловка (район станции Рассыпная). Люди шли очень охотно и показали себя впоследствии хорошими и надежными солдатами, особенно в пешем строю. Кавалеристами же были они среднего качества – мало было
