Дух свободы, праздника, единства, витающий над турбазой вторые сутки, в этот момент был силен, как никогда. Электрическая, молодая, бесовская, но, тем не менее, положительная энергия захлестнула в этот момент всех — и гостей, и участников, и горожан. Мы все были — словно один человек, мы стояли плечом к плечу и, чуть раскачиваясь, подпевали:
«— Ой-йо-оо!.. Ой-йо-оо!.. никто не услышит…Ой-йо-оо!.. Ой-йо-оо!.. никто не услышит…»
А потом были:
«— Какая боль… Какая боль…Аргентина- Ямайка: пять — ноль!»
И еще:
«…Тебе семнадцать,Тебе опять семнадцать лет..Каждый твой день рожденияХочет прибавить,А я скажу: нет!»
И уже совсем под конец:
«— Да не спеши ты нам в спину стрелять,Да это никогда не поздно успеть.А лучше дай нам дотанцевать,А лучше дай ты нам песню допеть…»
…А потом, уже в темноте, на сцену вышли другие музыканты, но это уже было неважно, потому что пришла пора неспешных разговоров, бесед под настоечку «Красный Франкенштейн», которая оказалась в загашнике у Виктора, пора байкерских и просто туристических баек.
«Средняя Азия, год одна тысяча девятьсот лохматый… Темно уже, едем, везде аулы, арыки, остановиться негде… Смотрим — вроде рощица саксауловая. Ставим палатки.
Утром просыпаемся… Тамошние аксакалы посадили возле сельсовета три дерева, возле этих деревьев мы и стоим. Аксакалы сидят рядом и терпеливо ждут, когда мы проснемся… …Пустыня, воды нет, подъезжаем к колодцу, зачерпываем воду… В котелке дохлый суслик. Что делать? До ближайшего колодца триста километров… Суслика выкидываем, воду обеззараживаем и кипятим. Пьем, куда деваться?»
На свет нашего костерка из темноты пришел некто волосатый и юный. Он был настолько пьян, что не видел, кто у костра. Он сел рядом и смотрел на нас счастливыми глазами, а потом просто ткнулся в землю, упав вперед. Виктор сходил, нашел владельцев тела, и они забрали бесчувственного товарища к своему костру.
Из темноты неслась какофония, мелькали какие-то тени, кто-то визжал, кто-то пел, кто-то бесконечно ездил в темноте. Виктор махнул рукой.
— Не обращайте внимания. Сколько я бывал на мотошоу, всегда такое вот примерно сопровождение.
А потом стало совсем темно, и мы пошли спать… …Все хорошее заканчивается быстро. В воздухе витала грусть. Она проникала в сонные палатки, смешивалась в воздухе с горьковатым дымом костров, и даже мотоциклы сегодня заводились как будто неохотнее. Сегодня было закрытие.
Победителям вручали призы, все дружно горланили, поздравляя друзей и подруг, но меня уже гложила тоска расставания и ничего с этим нельзя было поделать… Нужно было уезжать.
Узнав, что мы уезжаем сегодня, чтобы переночевать перед Тюменью и с утра загрузить мотоцикл в контейнер, Виктор тоже как-то закручинился, запечалился да и ушел куда-то в сторону, и мы не видели его до самого нашего отъезда. Алексей обиделся.
— Ну что он так? Хоть бы попрощался по-человечески…
Я не стала ничего говорить, но мне кажется, я поняла Виктора.
Весь день мы ехали до Тюмени, — у нас ломался мотоцикл, который не хотел уезжать из родных мест, в шлем Алексею залетела оса и ужалила его, поесть было негде, а искупаться — некогда. Мы остановились в сосновом бору, который выглядел раем, пока мы не поставили палатку. За это время кровопийцы со всего леса успели слететься на ужин. Нас просто заперло в палатке их страшное гудение. Никогда я еще не слышала, чтобы комары с таким зловещим воем ломились в палатку! Поздним вечером над нами разразилась еще одна гроза. Мы надеялись, что после неё жара спадет, но, оказалось, зря…
А ночью я услышала странные звуки, от которых подскочила на месте и больше уже не уснула: было полное ощущение, что кто-то сидел-сидел на сосне, уснул, да и свалился с неё, во всяком случае, мое горячечное воображение рисовало мне именно это, да что там, я явственно слышала шум упавшего тела! Я прислушалась, но было тихо, я постаралась снова уснуть, но в тот самый момент, когда мои веки стали смежаться, звук повторился, но уже в другой стороне леса. Я не выдержала и разбудила Алексея.
— Дай мне нож!
— На фига? — сонно спросил он.
— Ну, дай!
Он пошарил в темноте и достал нож.
Бух! — раздалось в отдалении. Алексей замер.
— Что это?
— Я не знаю, — сказала я, постукивая зубами.
Алексей с ножом молча вылез наружу, запустив при этом в палатку тучку летающих вурдалаков, посветил фонариком туда-сюда и вернулся.
— Да нету там ничего, — сказал он.
Бух! — прозвучало снаружи, «подтверждая» его слова. Он снова прислушался. Было тихо. Мы не шевелились довольно долго, но снаружи не было слышно ни звука.
Наконец, Алексей лег и начал шуршать спальником, устраиваясь поудобнее. Бух! — прозвучало совсем рядом. Я подпрыгнула.
— Леша! Леш… Ну все же дай мне нож, а? Мне страшно…
— Да на, только себя не зарежь!..
Он вскоре уснул, а я весь остаток ночи судорожно сжимала в руке нож, и то и дело вылазила наружу с фонариком. Но снаружи, кроме плотного облака комаров, никого не было…
Когда утром мы встали злые и не выспавшиеся (Алексей, конечно же, винил в этом меня), с опухшими от комариных укусов лицами, и стали собираться, Алексей отошел в сторонку по нужде, и вдруг захохотал, стоя за сосенкой.
— Ты знаешь, что это было? — спросил он, вернувшись и утирая слезы, которые от смеха лились по лицу, — Ветки! Сосновые ветки намочило дождем! Они отламывались и падали! Смотри, весь лес завален!
Я сконфузилась. В самом деле, первый враг туриста — страх. Именно из-за него можно наделать массу глупостей…
А потом мы вернулись домой, и все было как бы в обратном порядке, вот только отправить контейнер из Тюмени в Ангарск было в четыре раза дороже, чем послать его в Тюмень из Иркутска! Удивительные у нас в России расценки.
После этой поездки Алексей долго ходил счастливым.
— Знаешь, — сказал он мне как-то, — У меня такое состояние необычное… Я бы вот так ездил бы и ездил и новых людей встречал и места новые видел… И ничего мне больше в жизни не надо!..
Всё сами (2000 год, осень)
Собственно говоря, именно в этот момент и нужно было решать, кто мы — туристы или байкеры, но мы катились на волне какого-то ликования, и совсем об этом не думали. Мы почти не пили пиво, никогда, подобно брутальным собратьям не ездили от бара к бару, и уже потеряли интерес к переделкам, раз и навсегда уяснив — чтобы путешествовать, нужно, чтобы твой мотоцикл был стандартным — любые переделки в дороге мешают. Означало ли это, что мы не были байкерами? Ведь мы до фанатизма любили чопперы и знали одно — Бог ездит на чоппере! Точка. Все остальные мотоциклы мы не воспринимали всерьез. Значит, мы были байкерами? Но нам все больше и больше не нравилось бывать в компаниях, где велись одни и те же нескончаемые разговоры, причем, как правило, говорили те, кто меньше всего делал и ездил, не нравилось кому-то подчиняться и даже ездить в Иркутск на Шпиль Алексею тоже расхотелось, зато нам все больше и больше нравилось ездить в горы — о поездке на Ильчир мы долго вспоминали с восторгом, нравилось ездить в дальнобой по асфальту, а еще мы хотели проехать несколько очень трудных маршрутов: сходить вокруг Байкала, я вспомнила об этой мечте после Ильчира, и освоить Окинское плато. Значит, мы были туристами? Мы запутались. И проблему надо было решать тогда. Надо было. Но мы её не решили. А когда нам снова позвонил Князев и спросил, а не хотим ли мы зарегистрировать свой мотоклуб, Алексей загорелся этим, хотя у меня это предложение вызвало кучу сомнений. Ну, ладно, допустим, Князеву, как предпринимателю, будет удобнее с нами работать, налоговые льготы и все такое прочее, ну а нам-то от этого что будет, кроме головной боли?
Я пыталась объяснить это Алексею, но он меня не слушал. Он просто заболел этим.
Наверное, вирус байкерства все же не была еще окончательно убит и во мне, потому что я согласилась ему помочь.
— Давайте, сделаем закрытие сезона, — предложил Князев. — Я понимаю, Белецкий проводит закрытие на Байкале, там собираются ребята из Слюдянки, Улан-Удэ…
Иркутяне проводят закрытие в Иркутске, но ведь десятки пацанов не могут себе позволить так далеко ездить. Давайте сделаем закрытие в Ангарске! Я дам хорошие призы, помогу, чем могу…
Мы с Алексеем подумали и решили, что в одиночку мы это дело не вытянем. Чтобы провести хоть какие-то соревнования и конкурсы, нужна команда, а не два ненормальных мотоциклиста и дилер завода… А значит, надо было подтягивать Радика.
