— Нет свободных машин, говорят, — сообщила она Анне Дмитриевне, — к утру обещали.
— Да что ж удивительного? — отозвалась та. — Вон куда забрались.
Кира беспечно махнула рукой, но лицо ее было по-прежнему озабоченным.
— Вот втравили вас, — сокрушенно сказала Анна Дмитриевна. — Ну что же делать? Машину тут же не бросите? — Она задумалась, но размышление ее не затянулось.
Было решено, что Кира переночует у хорошего ее знакомого местного священника отца Геннадия, а утром, дождавшись эвакуатора, вернется на нем в Москву.
— Вот втравили вас, — продолжала сокрушаться Анна, так что Кире даже становилось неловко, и она, как умела, успокаивала ее. Кроме того, ей казалось, что поломка произошла не случайно, что все идет теперь по какому-то мудрому плану и что ей, может быть, предстоит узнать или понять что-то важное для себя.
* * *
Отец Геннадий жил не в самом Пашине, а в селе Сумарокове, но это не имело никакого значения, ибо село настолько тесно примыкало к пашинской окраине, что составляло как бы район этого маленького городка. Коробка передач в Кириной машине была автоматическая, а это исключало ее перемещение на тросе «Газели» дальше тридцати метров, а до дома священника было их все-таки побольше, и «Лексус» так и оставили на тихой улочке у высокого синего металлического забора рядом с облупившимся полуразобранным УАЗом, видимо, доживавшим здесь свой социалистический век.
Жилище батюшки ничем не удивило — обычная деревенская изба, только свежевыкрашенная и вообще довольно ухоженная. Навстречу Кире с Анной вышли какие-то улыбчивые батюшкины посетители, а за ними на пороге возник и сам хозяин в подряснике, с тяжелым наперсным крестом на груди. Отец Геннадий был склонным к полноте, не старым еще человеком, но с обильной проседью в смолистых черных волосах, забранных в косичку. Матушка была женщиной гибкой, выше батюшки, одного примерно возраста с Кирой; обе они были по-своему красивы, и их пересекшиеся взгляды как бы сказали друг другу: «А ну-ка, покажи себя! И мы себя покажем!»
«Газель» с Анной уехала, и Кира осталась одна. Время от времени ее охватывала нелепая городская тревога за свою машину, но она тут же спохватывалась, как бывает во сне, когда во сне случается что-то непоправимое, но сознание пробуждается, вскакивает, как часовой, и возвращает чувство реальности.
В ноябрьском Сумарокове смеркалось рано. Кира, плотнее закутавшись в куртку, несколько раз обошла дом отца Геннадия, окруженный березами с черными капами на могучих стволах. Неподалеку в березовом колке высился восстанавливаемый Спасский храм, как гласили уцелевшие над каменной калиткой надписи, заложенный 19 февраля 1883 года благодарными верноподданными в пастырство преосвященного Арсения в память императора Александра Второго с перечислением благих начинаний сего государя. В тридцать втором храм частично разобрали на свинарник, а недавно здесь снова учредили приход. Сложность в том, пояснил отец Геннадий, что с трудом удалось найти только одну-единственную фотографию Спасского храма — никаких планов, чертежей не сохранилось, поэтому как выглядел храм изнутри, никто не имел представления.
Алтарная часть была уже накрыта, и в четыре отец Геннадий собирался служить. Потихоньку подъезжали автомобили с прихожанами — главным образом почему-то «Жигули» десятой модели.
— Вы-то в наших краях впервые? — спросил отец Геннадий Киру. — Тогда бы вам на Покшу надо успеть, пока не стемнело еще. Вот где чудо у нас всем чудесам. Фотоаппарат есть у вас? Эх, жалко, нет фотоаппарата. Такого вы нигде не увидите. Мне лично неизвестно. Русские сказки помните? Так там печи есть само-движущиеся. А вот церквей самодвижущихся нема. Сергей! — крикнул он, и на зов его явился мужчина, только что подъехавший на новеньком «Лендровере». Это был высокий человек лет сорока со спортивной фигурой, но с лицом, на котором вместе со здоровым румянцем проступало какое-то несколько показное благообразие, которое как бы еще только готовилось сделаться главным его выражением. Одет он был дорого, по-городскому, и Кире даже как будто послышался исходящий от его идеально выбритых щек запах туалетной воды какой-то недешевой марки.
— Благословите, батюшка! — истово воскликнул Сергей и припал под крест, куполом начертанный в воздухе сложенными пальцами священника.
— На Покшу свози вот женщину, — указал он ему на Киру.
— Да легко, — несколько удивленно откликнулся тот. — Только на вашей поедем — моя не пройдет.
— На ключи, — сказал отец Геннадий и поспешил к храму, а Сергей с Кирой направились к УАЗу, дремавшему во дворе батюшкиного дома.
— А что за чудо? — все не отставала Кира от Сергея. Ехать куда-то ей совсем не хотелось, но, с другой стороны, она не хотела обидеть гостеприимного батюшку.
— Да не, просто церковь, увидите, — сказал Сергей. — А если правда интересно, садитесь — домчу.
— Мне Анна Дмитриевна, — сказала Кира, когда выехали за село, — ну, вот эта женщина, что вещи привозила детям…
— Понял, понял, — закивал Сергей.
— …говорила, мол, что прозорливый батюшка-то?
— Ну да, — подумав, подтвердил Сергей. — По слову его сбывается.
— Например? — поинтересовалась Кира.
Некоторое время Сергей размышлял, видимо, подыскивая пример повыразительней.
— Да вот был тут у нас один деятель, будем говорить, наркотиками торговал — всех он достал. Батюшка ему сказал как-то: «Гляди, не отстанешь от зловония своего, найдут тебя в пруду с камнем на шее». — Сергей обратил к Кире искренне озадаченное лицо. — Так ведь так и вышло, — удивленно сказал он.
«О, Боже», — подумала Кира.
* * *
Дорога, размытая гигантскими лужами, тянулась вдоль кромки унылого молодого березняка. Изредка в березовых сетях мелькали черные елочки. Сергей вел предельно аккуратно, но все равно машину так трясло, что Кира держалась за ручки обеими руками.
— Что сгорит, то не сгниет, — жизнерадостно подбодрил Сергей свою пассажирку, когда на раскисшей дороге УАЗ сделал очередной пируэт и оба они ударились головами о крышу. Машина стала.
— Полнолуние, бесы разгулялись, — виновато пояснил Сергей и вылез копаться в моторе.
Кира глядела в окно. Все небо представляло собой как бы единое сизое облако, чреватое зимой. Время от времени из массивов туч на мгновения вырывался пучок солнца и наскоро преображал пейзаж, намекая на возможность какой-то иной, лучшей, радостной жизни… Скоро поломка была устранена, и они продолжили путь.
— А я здесь главный человек был — веришь, нет? — вдруг, повернув к Кире лицо, с веселой загадочностью объявил Кире Сергей. — Да. Главный человек.
— В каком смысле? — спросила Кира, и Сергей затаенно улыбнулся, словно бы и ждал этого вопроса.
— Разбойник я бывший, — не без гордости сказал он.
— Если бывший, — сказала Кира, — то значит…
— Да вы не пугайтесь, — сказал Сергей, снова переходя на «вы». — Алтарник я. Ну, пономарь.
Кира обдумывала это неожиданное признание и долго не знала, что на это сказать.
— А алтарником-то где служите? — спросила она наконец.
— Не здесь, — пояснил Сергей, — в Пашине там в церкви в одной.
Кира не подавала голоса, ожидая, что услышит дальше.
— Понимаете, — заговорил Сергей, — все ждут какого-то чуда, чего-то такого, будем говорить, неземного. То есть, как бы вам сказать, — он подыскивал слова в стремлении как можно яснее выразить свою мысль, — чтобы что-то такое внезапное случилось вдруг, Богородица, скажем так, явилась, или еще что-то такое подобное, святой какой, угодник там… Так вот, сразу скажу: видения не видел, откровения не слышал. А преображение имело место… Не знаю, может, кто и видел чего по праведности, но я не сподобился, брехать не буду. Да это, говорю, и не нужно. Дух-то дышит как хочет…
Кира по-прежнему напряженно слушала, пытаясь понять, куда клонит ее чичероне. Но Сергей, произнеся последние слова, глубоко задумался, как бы забыв о своей подопечной, но потом мотнул головой, будто отряхивая мокрые волосы и глянул наконец на Киру.
— Я ж тут был, будем говорить, смотрящий по району. Надо объяснять, что это?
Кира сделала неуверенное движение плечом.
— Ну, короче, бандитами нас называют, братвой. Это-то вы слыхали?
На этот раз Кира робко кивнула, и Сергей тоже кивнул с улыбкой, обрадовавшись, что понимание установлено.
— Нам самим бизнесом заниматься было нельзя, но мы много других людей богатыми сделали… А они нам были благодарны. Понимаете, о чем я?.. А повод? Повод был, конечно. Просто одного друга у меня убили, второго убили, третьего… Всерьез, в общем, за нас взялись. Конкуренты, скажем так. Я следующий. А как этого избежать? Самих их, будем говорить, ликвидировать, врагов-то? И самому погибать не хочется, и грех такой брать на себя тоже не хочется. И вот как-то после Крещения я домой приехал и отчетливая мысль у меня: все, может быть, сегодня. Может быть, сейчас. Словно бы голос какой внутренний. Я куртку накинул и пошел.
