Даже он сам когда-то с трудом поверил в реальность этого утверждения, и он вправду жил в течение полутора тысяч лет.
Она зарычала на него:
— Ты снова стал холодным.
— Ты не можешь жить одним моментом? Принять меня таким, какой я есть?
— Хорошо. Только ответь мне на один вопрос.
— Какой?
— Когда ты закончил среднюю школу?
Он смутился от ее вопроса.
— Я не заканчивал.
— Тогда в каком году ты бросил учиться?
Тэлон отпрянул от нее. Он не мог ответить на эти вопросы, потому что ответа не было.
Боль в ее глазах разрывала его сердце.
— В чем дело, Тэлон? Я не тупица. Ни у кого нет такой аллергии на свет, что невозможно даже стоять перед окном. И не думай, что я не заметила, как ты прячешь свои зубы. Когда я подбираюсь к ним слишком близко в поцелуе, ты тут же отстраняешься.
Тэлон пожалел, что не мог применить свои силы и заставить ее забыть о нем. Или заменить в ее памяти этот факт на что-то другое, не столь его изобличающее.
— Что ты хочешь от меня? Признания в том, что я вампир? И вою на полную луну?
— И кто же ты есть? — она подошла к нему и поднесла руку к его подбородку, как будто хотела открыть ему рот. — Покажи мне свои зубы, Тэлон.
— Я не могу, — он отстранился.
Она зло сверкнула на него глазами.
— Ты Спирр, так ведь? Так или иначе, но это ты. Тебя я вижу в своих видениях, не правда ли?
Он отвел взгляд.
— Я никому не скажу, — продолжала настаивать она, смягчив голос, — но я должна знать.
— И что бы от этого изменилось? — грубо спросил он, чувствуя усталость от спора. — Ты отвергла бы меня?
— Не думаю, что смогу это вообще когда-нибудь сделать. — примирительно вздохнула она.
— Тогда зачем тебе знать?
Глаза ее вспыхнули огнем, когда она, прищурившись, посмотрела на него:
— Потому что, разделяя с тобой жизнь, я хочу открытости и честности.
Ее слова ударили в него. Горькая тоска наполнила сердце, когда он вспомнил, как безнадежно желал быть с ней, будучи смертным. Тогда между ними стояли сплетни и социальные различия. А теперь против них объединилась вся вселенная.
— Что заставляет тебя думать, будто я хочу разделить с тобой жизнь? Может, я использую тебя только для секса?
На ее лице отразился ужас. Она отступила от него.
— Ты правда делаешь это?
Боль в ее глазах разрывала его. Он не хотел ранить ее.
— А ты? — вернул он вопрос. — Скажи, что ты хочешь от меня, Саншайн.
— По правде, я не знаю. Одна моя половина тянется к тебе, а другая — боится. Что-то темное проглядывает в твоих глазах. Если бы я захотела узнать тебя получше, ты позволил бы мне?
— Нет, — процедил он сквозь зубы, — мы не можем.
— Тогда ты должен мне объяснить, почему мы не можем. Ты знаешь, я не ребенок, чтобы решения за меня принимал отец. Я думала, ты уважаешь меня.
— Я уважаю тебя.
— Тогда обращайся со мной, как с взрослой. Скажи, почему ты отказываешься ответить на самый важный вопрос о себе.
То, о чем она просила, было невозможно. Он никогда не сможет рассказать ей о своей настоящей жизни, только если Ашерон и Артемида освободят его от клятвы.
— Если я скажу тебе, кто я, твоя жизнь будет в опасности.
— Я живу в Новом Орлеане, над одним из самых популярных клубов в городе. Я ставлю машину в переулке, где вчера были убиты два человека. Моя жизнь всегда в опасности.
— Вчера ночью это были не люди. И они не были убиты. — Тэлон не знал, почему позволил вырваться этой информации.
— Тогда чем они были?
Скажи ей…
Призыв к этому был очень силен. Он никогда не нарушал Заговор молчания. Никогда.
«Даймоны хотели устроить вечеринку с твоей подружкой. Не оставляй ее без защиты, Кельт».
Она имела право знать о том, что ей угрожало.
— Тэлон, — она обхватила руками его лицо.
Ее прикосновение было нежным и теплым.
Это почти заставило его сдаться.
— Доверься мне. Что бы это ни было, я не скажу ни одной душе.
— Я не могу, Саншайн. Не могу.
— Ты не хочешь, Тэлон. Просто не хочешь, — раздраженно выдохнула она. — Прекрасно. Храни свои тайны. Уходи от меня. Живи и будь счастлив, и занимайся тем, чем ты там занимаешься.
Она отошла от него.
Тэлон потянулся к ней, но она обошла его руку.
— Саншайн…
— Не трогай меня. Я безумно на тебя злюсь.
— Пожалуйста, не злись.
Она тряхнула головой.
— О, ты очень мил с такими щенячьими глазами. И эти печальные нотки в голосе. Но я слишком далеко зашла и мне все равно. Теперь уходи.
Он вздрогнул от боли в ее голосе и ее команды. Его сердце едва не остановилось.
И в этот момент он кое-что понял. Зарек и Ашерон были правы. Он боялся. Боялся уйти, боялся остаться.
Последнее, что ему хотелось — потерять Нинью снова. Но взглянув на Саншайн, он вдруг понял, что хотя у нее и душа Ниньи, она, — все же, не его жена.
В ней было что-то другое, новое и раздражающее. Нинья никогда бы не рассердилась на него, даже если бы он заслужил ее гнев. Она всегда была робкой и застенчивой. Не такой смелой и требовательной, как Саншайн.
Если бы он сказал ей оставить этот вопрос, она кивнула бы и сменила тему. Она никогда бы не свалила даймона на колени или не сражалась бы с аллигатором.
Но что поразительно, ему нравился этот огонь в Саншайн. Как и ее способность противостоять ему и миру вокруг.
— Что? — в ее глазах сверкнул дьявольский огонь, и она приняла удивленный вид. — Ты все еще здесь? Я думала, что ясно изъяснилась.
Он невольно улыбнулся.
— Я не хочу уходить от тебя, Саншайн. Не могла бы ты принять меня таким, какой я есть?
Саншайн отвела глаза:
— Мне нравится то немногое, что я знаю о тебе, Тэлон. Но проблема как раз в том, насколько это в самом деле немного. Ты живешь в болотах, кажется, богат, и у тебя нет фамилии. Любишь больших жутких аллигаторов и у тебя есть Ник, который выполняет поручения. Вот. Это все, что мне известно о Тэлоне. Список очень короткий.
Она встретила его пристальный взгляд.
— Я отказываюсь иметь отношения с человеком, который не может доверить мне даже малую часть своей биографии. Если ты хочешь просто поваляться со мной, дверь там. А если ты действительно хочешь остаться, расскажи мне о себе что-то более существенное.
— Что, например?
— Скажи мне имя своего лучшего друга.
— Вульф Трюггвасон.
Она приоткрыла рот от удивления.
— О, мой бог. Ты ответил на вопрос. Наверное, наступил конец света.
— Это не смешно. Так что, я могу остаться?
Она поджала губы:
— Хорошо, но только потому, что ты не сможешь добраться домой до рассвета.
