всего строительства. Конечно, это справедливо лишь в тех случаях, когда стройка завершалась еще при жизни автора проекта. Однако наличие подробной строительной программы и модели здания, созданных архитектором-проектировщиком, позволяло в случае его смерти вести работы почти с той же тщательностью и, главное, без ущерба для основной идеи достраиваемого памятника.
Подчеркивая огромный вклад зодчих в дело реализации своих проектов[760], следует отметить одну особенность реальных условий деятельности изучаемой группы интеллигенции. Эллинский архитектор являлся одной из важных фигур в большом коллективе лиц, ответственных за возводимое здание. Эта ответственность, требовавшая исключительно точной и всеобъемлющей публичной отчетности в затраченных средствах, заставляла администрацию стройки самым аккуратным образом выполнять все требования архитектурного искусства.
Для пояснения сказанного полезно осветить некоторые стороны организации крупных архитектурных работ в полисах в III — II вв. Не все звенья этого процесса хорошо известны, к тому же многие внутренние и внешние факторы временами могли оказывать решающее воздействие на отдельные этапы строительства.
В большинстве демократических полисов вопрос о возведении крупного общественного здания решался в народном собрании. В олигархических государствах, по-видимому, дело обсуждалось лишь высшими властями полиса. Судя по одному указанию Платона, народное собрание иногда обращалось за советами к зодчим[761]. После того как принималось принципиальное решение возводить то или иное здание, для управления строительством избирали специальную комиссию. Состав строительных коллегий в разных полисах был различен, но в большинстве случаев в комиссию входили полисные магистраты, ведавшие тем или иным строительством (военным, гражданским, храмовым). Естественно, что когда речь шла о ремонте или продолжении уже начатой стройки, в строительную комиссию включали и архитектора[762]. В небольших полисах состав комиссий был обычно невелик.
Если речь шла о совершенно новой постройке, то городские власти объявляли свое постановление, с тем чтобы заинтересованные архитекторы могли выступить соискателями заказа. По свидетельству Плутарха, отражающему, несомненно, практику очень большой давности, в такой полис собирались архитекторы и представляли свои проекты, λόγοι, и модели зданий, παράδειγμα.а. На основании представленных работ народные собрания полисов выбирали того зодчего, который обещал им построить дешевле, лучше и скорее[763].
Вероятно, подготовка предварительных проектов занимала какое-то время. Возможно, что тогда же власти собирали сведения о малоизвестных претендентах на архитектурный заказ — ведь речь шла о капитальных затратах средств из государственной казны[764]. Более молодые конкуренты называли также имена своих учителей и приводили в пример удачные постройки, возведенные ими или вместе с выучившими их мастерами, или самостоятельно[765]. Все же в иных случаях красноречие зодчего, добивавшегося заказа или штатного места полисного архитектора, могло играть некоторую роль в окончательном решении народного собрания[766].
Избранный полисом архитектор вместе с проектом представлял и смету всего сооружения, которая также утверждалась в народном собрании[767]. Есть основания полагать, что зодчий нес какую-то материальную ответственность за правильность произведенных им расчетов. Возможно, что сумма допущенного им перерасхода учитывалась при определении размера вознаграждения архитектора при окончательных расчетах полиса с зодчим.
Витрувий рассказывает о строгом законе, издавна установленном в Эфесе: архитектор, который взялся за выполнение государственной работы, должен объявить, во что она обойдется. По утверждении сметы магистраты берут в залог имущество зодчего до тех пор, пока он не закончит постройку. Если окапается, что фактически расходы соответствуют сумме, указанной в смете, то такого архитектора чествуют почетным декретом и дают ему различные привилегии. Если перерасход не превышает одной четверти сметной суммы, полис выплачивает эту разницу и зодчий не несет никакого наказания. Если же нужно истратить больше четвертой части всей сметы, то средства на окончание постройки берут из имущества архитектора[768]. То обстоятельство, что Витрувий называет эфесский закон строгим, хотя и справедливым, показывает, что установления в других полисах были менее жестки. Но в чем они заключались, сказать трудно. Оставляя открытым решение вопроса об ответственности зодчего за соответствие реальных и запланированных расходов на стройку, все же заметим следующее. В греческих республиках денежная отчетность велась очень тщательно, что отражает, по-видимому, строгое соблюдение финансовой дисциплины полисными властями. Даже в таком богатейшем полисе, как Делос, храмовые казначеи аккуратно записывали в расходных отчетах мелкие выплаты, например: куплено от Дексия гвоздей 5 мин по цене 1,5 обола за одну мину[769], так что весь расход составлял 7,5 оболов.
При частых нехватках средств в государственной казне всякий перерасход мог нанести большой ущерб полису, и, конечно, должен был быть как-то возмещен виновным. Как известно, в греческих полисах существовала широкоразвитая система денежных штрафов за нарушение тех или иных правил. Применение пени в расчетах со строителями заставляет думать, что строительная комиссия и власти полиса жестко требовали и от архитектора соблюдения объявленной стоимости постройки, наказывая его штрафом в случае невыполнения договоренности.
По-видимому, по окончании стройки архитекторы представляли отчет о проделанной работе, и тогда-то решались окончательно все финансовые расчеты полиса и зодчего. Данное предположение мы решаемся высказать на основании свидетельства Цицерона о том, что архитектор Филон, передавая народу афинскому отчет о постройке арсенала, произнес очень хорошую речь. Постройка арсенала была закончена в 328 г., так что отчет зодчего в народном собрании Афин происходил буквально накануне эллинистической эпохи. Можно думать, что эта практика сохранялась и в III—II вв.
Имеющиеся источники свидетельствуют, что греческий зодчий должен был постоянно иметь в виду финансовую сторону строительства, осуществлявшегося по его проекту. Мнение зодчего принимали во внимание, прямо или косвенно, при решении вопроса о материальных затратах полиса на сооружаемый объект.
Начиналось это с того, что архитектор составлял подробную письменную программу строительных работ. В таком документе излагалась последовательность строительных операций, указывались материалы для сооружения и методы их обработки, размеры строительных деталей, способы их сочленения и приводились многие другие исчерпывающие инструкции, включая предписания о работах по окончательной отделке здания. Строительные программы крупных сооружений были обычно сложнейшими документами. Несколько экземпляров копий этого документа хранилось, вероятно, у членов строительных комиссий, в особо важных случаях тексты высекали на камне и ставили на всеобщее обозрение.
Дошедшие до нас тексты убеждают в том, что составляющие архитектурную программу специалисты были великолепными знатоками своего дела. Они досконально знали строительные материалы, их цены, способы обработки и назначение каждой строительной детали, физические и химические свойства применяемого сырья. Авторы этих программ обнаруживают высокое мастерство и интеллектуальный уровень, которые априори должно предполагать у создателей многих поистине художественных и вместе с тем безупречно рациональных произведений античной архитектуры.
Правильность такой оценки подтверждает текст строительной программы Арсенала в Пирее[770]. Эти συγγραφαί составлены столь обстоятельно,
