— Да что с ними валандаться! — резко проговорил Шумилин. — Я лично считаю, колосник каждому к ногам и — за борт. Кроме вреда, нам никакой пользы от них не будет.
— Не надо рубить сразу, сплеча, — вмешался Крылов. — Все должно делаться на законном основании. «Печенга» — не пиратское судно, а революционный корабль. И мы — не морские разбойники.
— Ты что, предлагаешь, переправить офицеров на «Бесшумный»? — вспылил Шумилин.
— Я так не думаю, — ответил спокойно Крылов. — А вот решить, как с ними поступить, следует.
Держать офицеров в карцере и канатном ящике можно было до определенной поры. Когда-то нужно выдворить их с крейсера.
Большинство членов судового комитета стояло за то, что надо освободить корабль от опасного груза. Они сходились в своем мнении с командиром и были не против того, чтобы передать офицеров на «Бесшумный».
Исход спора решало голосование. Но поднялся Шумилин и сказал:
— А ведь мы рубим сук, на котором сидим.
— Как?!
— Стоит остаться нам одним на крейсере, без господ офицеров, как сразу же получим в борт торпеду. И, может быть, не одну. Барон нас за милую душу на дно моря отправит. Коли нет пользы царю-отечеству от нас, по военным понятиям, так в самый раз нами рыб кормить…
— Верно! — согласился Крылов.
— И отправит, пожалуй, — поддержал Авилов.
Это обстоятельство заставило многих изменить первоначальное мнение.
Офицеров оставили на «Печенге».
Чтобы наладить связь с миноносцами и привлечь их команды к восстанию, начали подбирать делегатов. Было решено послать на каждый корабль по шесть человек, тех, кто пограмотнее.
В самый разгар заседания в кают-компанию прибежал вахтенный с юта.
— Миноносцы снимаются с якоря!
26
«Бесшумный», «Бесстрашный», «Капитан Юрасовский» и «Лейтенант Сергеев» один за другим выбирали якоря. Из низких труб миноносцев валил густой дым.
Яхонтов, Авилов и Крылов с ходового мостика наблюдали за уходом в море миноносцев.
Чтобы поднять пары на крейсере, понадобится три часа. Да и в погоню за миноносцами отправляться нет смысла. Скорость хода у каждого из них на шесть узлов больше, чем у крейсера.
— А если пригрозить, что откроем огонь, — предложил Крылов.
— Этим их не напугаешь, — ответил Авилов. — Стоит нам только открыть огонь, как они не поскупятся на торпеды. Барон и господ офицеров не пощадит.
— Ну что же, пусть отправляются на бойню, коли так хочется, — махнул рукой Крылов.
Яхонтов молча смотрел вслед уходящим миноносцам. Его командирской власти было недостаточно, чтобы повлиять на ход развернувшихся событий.
Двое судкомовцев и выборный командир стояли на ходовом мостике до тех пор, пока не скрылись из виду миноносцы[4].
— Что будем делать теперь? — первым нарушил молчание Авилов.
— Вернемся в Гонконг и встанем у пирса, — ответил Яхонтов.
— Где?
— В Угольной гавани.
— А если британские власти не разрешат нам войти в порт? — сказал Крылов.
— В таком случае мы, не задерживаясь, отправимся во Владивосток, — решительно заявил Авилов.
— Нам не хватит угля на весь путь. — Крылов задумчиво смотрел вдаль. — А в Японии вряд ли удастся получить. После скандала, который мы учинили в Сасебо, они нас поставят в карантин и будут держать сколько захотят.
— Как же быть? — тревожным голосом произнес Авилов.
— Будем настойчиво требовать уголь у англичан, — уверенно проговорил Яхонтов. — Союзники обязаны снабдить нас и углем и провизией на весь путь следования до Владивостока.
— Союзники — нам теперь не союзники! — заметил Авилов. — Для них мы теперь хуже чумы. Британские власти будут остерегаться, как бы ветер революции не подул на корабли королевского флота.
— Но ведь договоры о поставках остаются в силе, — продолжал Яхонтов. — Крейсер «Печенга» по-прежнему числится в списках военного флота России.
— Договоры договорами, а дело делом, — скептически заметил Авилов.
Шумилин неожиданно для всех предложил весьма рискованный вариант: выйти в море с теми запасами угля и провизии, которые имеются на корабле. Может быть, удастся получить уголь в Японии, либо встретится в пути отечественное судно, и его капитан не откажется помочь.
Командир корабля и большинство членов судового комитета считали, что пройти на авось через несколько морей — предприятие очень сомнительное.
Наконец пришли к решению, что уголь и провиант необходимо получить в Гонконге, у англичан. Крейсер снялся с якоря и покинул бухту Мидсбой. Он шел четырнадцатиузловым ходом, уверенно рассекая высоким форштевнем хмурые волны Восточно-Китайского моря.
Прапорщик Яхонтов пристально всматривался в морской простор по курсу судна, изредка командовал рулевому:
— Возьми-ка, братец, правее на пять градусов, не то мы бог весть где окажемся вместо Гонконга!
— Есть пять градусов вправо! — докладывал рулевой и привычным движением поворачивал колесо штурвала.
Перед наступлением сумерек на горизонте появился Гонконг. Крейсер взял курс на входные ворота и сбавил ход.
27
Этинген в раздражении прохаживался по кабинету, ища выхода из создавшегося положения. «Флагманский корабль оказался в руках взбунтовавшихся матросов! Как быть с крейсером «Печенга»?»
Через плотные шторы с улицы доносился глухой стук колес проезжавших экипажей. Раздавались пронзительные выкрики уличных торговцев, разносивших зелень, фрукты и рыбу. За годы службы в Гонконге консул никак не мог привыкнуть к этому шуму.
«Скверно получилось! — размышлял Этинген. — Но как-то надо исправить это. На «Печенге» необходимо водворить прежний порядок и вернуть господ офицеров к своим обязанностям».
Ничего другого ему не оставалось, как обратиться за помощью к британским властям. У них — сила. Корабли. Морская пехота. Полиция. Без них не обойтись, как ни крути.
Консул с силой надавил на резиновую грушу звонка. Появился камердинер. Седой, молчаливый, в черном фраке.
— Пальто, галоши, трость, — сухо проговорил Этинген.
Через полчаса российский консул вышел из экипажа, лихо подкатившего к чугунным воротам британского морского штаба.
Опираясь на трость, Этинген поднялся по мраморной лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй этаж.
— Доложите господину адмиралу, мне обязательно необходимо его видеть, — сказал он дежурному.
Адмирал Ноэль сидел за письменным столом.
— Прошу вас, сэр, — лорд пригласил Этингена сесть в кресло с высокой спинкой из черного дерева.