Мы побывали в Сант-Грегори, в старом квартале Сальта, и в одном из домов неподалеку от Айгуавивы Тере сообщили, что видели Сарко в тот день. Это было в Ла-Креуэта, местечке в пригороде к юго-западу от Жироны. Мы снова проехали через весь город, и в четыре часа утра я остановил автомобиль на большом открытом пространстве неподалеку от окружной дороги, перед многоквартирным домом, который в этом пустынном утреннем пейзаже казался заброшенным космическим кораблем. Тере вылезла из машины и вошла в дом. Вскоре она вернулась и, открыв дверцу, сообщила: «Он там». «Ты с ним говорила?» «Да, — ответила Тере. — Я сказала ему, что до рассвета он должен вернуться в тюрьму. По-моему, он даже не услышал меня». «В каком он состоянии?» Тере пожала плечами и прикрыла глаза, словно говоря этим: можешь представить. «С кем он там?» — продолжил я. «С какими-то двумя типами — я их не знаю». «Ты сказала ему, что я здесь?» «Нет». Мы пару секунд молча смотрели друг на друга. «Поднимись туда, пожалуйста. — произнесла Тере. — Тебя он послушает».
Меня удивила уверенность Тере, а также ее «пожалуйста». Она не имела обыкновения выражать свои просьбы подобным образом, но все же я решил, что следует попытаться. Я вышел из машины и последовал за Тере. Мы вошли в дом и стали подниматься по узкой и темной лестнице, хотя темнота немного рассеивалась по мере того, как мы приближались к верхней площадке, где была приоткрыта дверь, из-под которой пробивалась полоска света. Открыв ее, мы вошли в квартиру, миновали небольшой коридор, и наконец нашим глазам предстал Сарко, сидевший на распотрошенном диване и сворачивавший косяк при тусклом свете люминесцентной лампы. Рядом с ним спал рыжий парень в спортивном костюме, а слева, развалившись в кресле, сидел негр, босой и в одних трусах, и смотрел телевизор, держа пульт на колене. Позади было большое окно, глядевшее в ночь своим незашторенным стеклом. В комнате был настоящий хаос: пол усеян пеплом и остатками еды, пустыми пивными банками, пачками от сигарет и прочим мусором. Перед диваном стоял импровизированный стол, сооруженный из двух перевернутых ящиков из-под пива. Окинув его быстрым взглядом, я заметил на нем почти пустую бутылку виски, три грязных стакана, смятую пачку «Фортуны», пару шприцев, остатки кокаина на кусочке фольги и плитку гашиша.
Сарко обрадовался, увидев меня. Он радостно выругался, заканчивая сворачивать косяк своими опытными пальцами, и потом, поднявшись, раскинул руки в знак приветствия и спросил Тере, почему она не сообщила ему, что я приехал вместе с ней. Тере промолчала, я тоже никак не отреагировал на приветствие: понимал, что нужно запастись терпением, потому что смесь алкоголя и наркотиков превратила Сарко в самодовольного павлина. Впрочем, в этом были виноваты не только алкоголь и наркотики, но и возрождение мифа, из-за которого его персонаж вновь одержал верх над личностью. Сарко подошел ко мне, улыбаясь, с нахальным и в то же время невменяемым видом, и, положив руку мне на плечи, повернулся к своим приятелям, как актер к партеру. «Эй, чуваки!» — сказал он, чтобы привлечь их внимание. Рыжий продолжал спать, а негр посмотрел в нашу сторону, направив на нас пульт от телевизора. Сарко предпочел сделать вид, будто оба ему внимали. «Вот, собственной персоной, — объявил он. — Мой адвокат. Настоящий сукин сын, упорнее зубной боли». Сарко хохотнул, показав два ряда гнилых зубов, и похлопал меня по плечу. Негр равнодушно повернулся к телевизору, снова положив пульт управления себе на колено. Сарко выглядел как бродяга: от него отвратительно пахло потом, табаком и алкоголем, глаза были красные, волосы немытые, а одежда — перепачканная и мятая. На ногах у него были носки с дырками, в которых торчали пальцы с грязными длинными ногтями. Сарко предложил мне поджечь косяк, но я отказался, и он сделал это сам. Потом пьяным жестом, изображая радушного хозяина, обвел всю комнату. «Ну, так что, — сказал он нам как вновь прибывшим гостям. — Может, присядете? Если хотите пива, здесь где-то еще должно остаться». Мы с Тере продолжали стоять молча, а сам Сарко уселся на диван. В этот момент рыжий парень внезапно проснулся и испуганно посмотрел на нас. Сарко успокоил его, похлопав по колену и тихо что-то сказав, отчего на губах у того стала блуждать улыбка. Затем рыжий поднялся, потянулся и принялся готовить две дорожки кокса, а Сарко наблюдал за ним, потягивая косяк.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я повернулся к Тере и вопросительно посмотрел на нее: что дальше? Не знаю, поняла ли это Тере, однако сам я почувствовал, что она безмолвно просила меня попробовать все уладить. И я решил попытаться. «Мне нужно с тобой поговорить», — сказал я Сарко, который, как казалось, только в тот момент вспомнил о моем присутствии и, в последний раз затянувшись, предложил мне косяк. «Да без проблем, — усмехнулся он. — Выкладывай». Я с сомнением покосился на его приятелей. «На этих двоих можешь не обращать внимания, — успокоил Сарко, указав на негра и рыжего. — Они сейчас вообще ничего не соображают». Сарко помахал в воздухе косяком, настойчиво предлагая его мне. Я покачал головой, и его нетерпеливым жестом забрала Тере. Сарко выжидающе уставился на меня. «В общем, тут нечего особо рассказывать, — произнес я. — Тебе нужно вернуться, вот и все». Изобразив на лице разочарование., Сарко пощелкал языком и спросил: «За решетку, что ли?» Я ничего не ответил. «Я туда не вернусь». «Почему?» «Потому что не хочу. Мне и здесь хорошо. А ты что-то имеешь против?» Повернувшись к Тере, Сарко похлопал по дивану и произнес: «Давай, Тере, садись, и скажи этому, чтобы он тоже дунул чуток и забыл пока о своих дурацких делах. Хоть разок оторвемся вместе». Тере ничего не сказала, не села рядом с Сарко и не отдала мне косяк. «Ты должен вернуться, — повторил я. — Мне звонил начальник тюрьмы и сказал, что ждет тебя: если вернешься, он готов сделать вид, будто ничего не произошло». Упоминание начальника тюрьмы не помогло. Сарко внезапно напрягся и произнес: «Так скажи ему, что он может ждать меня сколько угодно». Он приподнялся на диване, налил себе в стакан остаток виски, выпил залпом и принялся вываливать на нас бесконечные жалобы, с каждой минутой распаляясь все больше. Жаловался на условия содержания в тюрьме и уверял, что с тех пор, как ему стали давать отпуска на выходные, все ухудшилось. Надзиратели и заключенные будто задались целью делать его жизнь невыносимой — с молчаливого согласия или даже с одобрения начальника тюрьмы. Под конец своей тирады Сарко заявил, что на следующий день позвонит приятелю Пере Прада, а потом созовет пресс-конференцию, чтобы открыть всем глаза на истинное положение дел в тюрьме.
Я слушал жалобы Сарко с тягостным ощущением, будто слышал все это уже множество раз, но мне не хватило решимости перебить его. Сарко выглядел измученным и погрустневшим, даже немного смущенным. Я решил возобновить атаку и постараться все-таки убедить его, но в этот момент рыжий парень втянул первую дорожку кокаина и, указав на вторую свернутой в трубочку тысячей песет, предложил Сарко угоститься. Я сообразил, что если он это сделает, то уже не будет никакой возможности заставить его вернуться с тюрьму. Выхватив у рыжего скрученную тысячу, я присел над столом и принялся втягивать кокаин. Рыжий и Сарко замерли в изумлении. Пока мой мозг принимал на себя удар наркотика, Сарко переглянулся с рыжим, потом снова посмотрел на меня, сузил глаза, как щелки, и усмехнулся: «Какой же ты сукин сын, Гафитас».
Я закончил втягивать кокаин и вернул свернутую банкноту рыжему. Сарко снова пришел в хорошее расположение духа. Закурив сигарету и откинувшись на спинку дивана, он произнес: «Значит, ты явился, чтобы спасти меня?» Я промолчал. Сарко несколько секунд пристально смотрел на меня и расслабленным тоном продолжил: «Слушай, Гафитас, вот мне любопытно… Я уже давно хотел спросить тебя от этом, но все как-то забывал». — «Что тебе любопытно?» «Почему ты согласился защищать меня? Зачем устроил весь этот цирк с журналистами и с идиоткой Марией? И с какой стати ты стараешься вытащить меня из тюрьмы?» — «Ты знаешь почему», — ответил я. «Нет, я не знаю правды. Может, все-таки скажешь мне, Гафитас? Для чего ты все это делаешь? Хочешь стать святошей, чтобы попасть на небо? Или хочешь, чтобы я попал на небо, и поэтому вырываешь у меня кокс прямо из-под носа? Ты ведь не стал бы это делать только ради того, чтобы трахаться с Тере, правда? Потому что, если дело в этом…» Сарко взглянул на Тере и замолчал. Она сидела на ящике из-под пива, прислонившись спиной к стене и положив ногу на ногу. В руке у нее был почти потухший косяк, и она наблюдала за нашим разговором издалека, не проявляя ко всему происходившему особого интереса. Сарко отвел взгляд от Тере и посмотрел на меня, заинтригованный. Все эти месяцы я не раз задавался вопросом, было ли ему известно, что мы с Тере встречались, но в тот момент у меня возникло ощущение, что он даже не догадывался об этом. Я ответил: «Я ведь уже говорил тебе: сегодня — я за тебя, завтра — ты за меня». В глазах Сарко любопытство сменилось скептическим выражением, и прежде чем он успел что-либо произнести, я опередил его: «Не забывай, что это, между прочим, моя работа. Именно этим я зарабатываю себе на жизнь». «Хорош заливать, Гафитас, — поморщился Сарко. — За свою работу люди берут деньги. А ты пока не взял с нас ничего». «Но ты сам тоже ни разу не поинтересовался, сколько должен мне за услуги, — ответил я. — К тому же в этом случае моя выгода не в том, чтобы получить деньги. Наверное, я должен еще и доплачивать тебе за возможность защищать тебя, потому что с этим делом, похоже, я становлюсь знаменитым». Сарко, казалось, снова хотел рассмеяться, но сдержался и ограничился лишь тем, что саркастически растянул губы, махнул на меня рукой и, повернувшись к телевизору, повторил: «Хорош заливать, Гафитас!»
