– Не сыпьте мне соль на раны. Каждый раз уезжаю с такого мероприятия, словно кого-то обманула…
– А может быть, не стоит брать на себя так много? Вода – сильная субстанция, если ее очень сильно разозлить, она сама расправится с обидчиком. Просто быстро смоет его как плесень. В некоторых местах планеты уже начала… – И Руслан Адамов подмигнул Ольге так, словно они уже сговорились втроем с водой. – Этим недолго осталось, вы же как эколог знаете, что система, которая больше берет, чем отдает, неустойчива и быстро гибнет. И не важно, это отдельный организм, отдельная экономика или отдельный слой.
– Знаю…
– Я за вами наблюдал. Вы, Ольга, все время стоите на котурнах, никак не обопретесь на всю ступню. Воду защищаете, а по глазам видно, что вас саму надо защищать…
– Всех надо защищать. Думаете, я в этой компании крайняя? – закрылась она, потому что пугалась таких вторжений в частное пространство.
– Да у них все просто. Встретились два непересекающихся вида биологической материи. У одних есть все, кроме денег, у других нет ничего, кроме денег. В понимании первых, у меня есть деньги. В понимании вторых – я босяк. В России ведь творческих людей так обворовывают, что они счастливы, когда хотя бы попадают в средний класс. У меня много чего есть… но, наверное, уже нет цели. Я вам завидую, Оля, у вас есть цель. Какой бы наивной она ни была, она тянет вас вверх как магнит…
– А вы лишний человек из русской классики? – усмехнулась она.
– Наверное. Лишний и усталый. Надо закрыть одну дверь, чтобы открылась другая, а мне уже не хочется. Меня даже Италия не разбудила. Впрочем, может, потому, что все силы уходили на дистанцирование от этих. Но смотрите, я конкретный специалист. Мне проще спрятаться в профессию: могу разрисовать холст, кувшин, забор, стену, ваше платье, вашу сумку. А вам не спрятаться. Вы ведь ничего конкретного не умеете…
– Понимаю, что вы экологов считаете грантовыми болтунами. Я, конечно, не могу разрисовать платье и кувшин, но могу сделать грязную воду чистой, – обиженно ответила Ольга.
– Как? – недоверчиво встрепенулся он.
– Ходила на семинары по выживанию. Способов миллион. Если вода в местности считается опасной, возьмите на литр воды две чайные ложки яблочного уксуса, немного меда и пять капель пятипроцентного йода. Через несколько минут будет пригодна для питья. Запомнили? Еще можете выдрать из свитера шерстяную нитку, сделать из нее фитиль, опустить одним концом в полную емкость, другим в пустую. И так несколько раз. Можете бросить в воду клубок шерсти и отжать его, вода из клубка будет чище. Можете смешать воду с землей и дать ей отстояться. Можете носить с собой мешок сушеных листьев рябины и класть их на два часа в воду. Они делают питьевой даже болотную воду…
Ольга перечисляла рецепты очистки воды удивленному Руслану Адамову аж до Неаполя. И под конец он пообещал написать картину «Мировой океан» сушеными листьями рябины.
В городе их встретили шум, гам, завешанные сушащимся бельем улицы, ездящие, «как им удобно», машины, переходящие улицы, «как им удобно», пешеходы, ругань между первыми и вторыми, диалоги через всю улицу, клокочущие рынки, нарядные магазины одежды, затейливые сувенирные лавки, расточающие чудный запах пиццерии, яркие фруктовые развалы… Все цвело, звало, манило и сулило неисчерпаемые наслаждения.
Но пробежаться по городу не было времени, и толпа высыпалась в здание аэропорта. Там было скучно.
– Смотрите, как чудовищно работает их служба безопасности! – сказал Егор Золотов, решив размяться после долгой отсидки в автобусе. – У них в башке только пять направлений: еда, секс, футбол, семья и религия! Направления «работа» нет как класса! Ставим простенький эксперимент. Вот этот пакет с пустыми бутылками Андрюха сейчас аккуратно оставит возле урны и уйдет. Засекайте время, посмотрим, через сколько суток вызовут саперов!
Продолжая карнавал, Егор с Андреем Николаевым скрутили муляж «террористического пакета», напихали туда пустых бутылок от граппы и «Свежачка».
Андрей, озираясь, как полагается террористу, под общий хохот подошел к урне и поставил его рядом. К пакету немедленно подошла итальянская семья с тремя орущими малышами: на руках, в коляске и за руку. Партия мамы, орущей на папу, успешно перекрывала трио.
– Тettarella, cretino, imbecille! Сomrare tettarella! – орала жена.
Муж пытался возразить, но волна крика сметала его. Он махнул рукой и ушел, утаскивая за собой одного из орущих малышей. Хотя в террористическом муляже и были пустые бутылки, Андрею Николаеву стало неудобно.
Он подошел к женщине с детьми и, к наслаждению фестивальцев, предупредил:
– Сюда не ходи, снег башка упадет, савсем мертвый будэшь!
Женщина внимательно посмотрела на него, потом приложила руку к пышной груди и сказала:
– Рrego, signore! Mio marito – idiota, vo e vengo!
После чего сунула в руки Андрею Николаеву коляску с орущим младенцем и побежала за мужем с криком:
– Farmacia, idiota! Farmacia!
И пока фестивальная толпа надрывалась от хохота, «террорист-любитель» вынужден был показывать младенцу в коляске козу, позволять теребить себя за длинные седые волосы и скакать вприсядку.
При этом он периодически хватал очередного бегущего мимо него служащего аэропорта, тыкал пальцем в пакет и предупреждал:
– Террористо, пакето, бандито!
– Si, signore! – участливо кивал служащий и бежал по своим делам.
– Ну хоть теперь вы поняли? – спросил Шиковский всех и никого в отдельности. – Главное в комедии дель арте – импровизационный метод работы. Я все время объясняю это студентам! Создание сценического ансамбля с помощью повышенного внимания к партнеру. Если внимательно не следить за импровизационными репликами и линией поведения, невозможно вписаться в контекст спектакля. Обычная итальянская толпа – это целостный театр! А у нас что на сцене, что в жизни: кто в лес, кто по дрова…
Наконец подошла очередь на досмотр ручной клади, и равнодушные к террористическим пакетам громкоголосые неапольские таможенники вытащили из Ветиной сумки те самые желтенькие тюбики с натуральной косметикой из Реджио Калабрия.
Вета орала как резаная, но не помогло. Видимо, таможенники так отметили Ветину женскую привлекательность и шорты-бикини, потому что на крем в Ольгиной сумке даже не посмотрели.
Ашот Квирикян лобызался с Куколкой, как в последний раз. Ее самолет летел в Лондон через два часа. Лера прощалась чуть не со слезами на глазах, целовалась со всеми по очереди.
Особенно страстно с Ингой. Обещала писать по электронке, звонить, приехать в Москву и всех увидеть. Джакопо не поехал провожать – поехал решать проблемы с карабинерами.
Заходя за таможенную черту, Инга кричала Лере:
– Если что со здоровьем, сразу прыгай в самолет! Я тебе все оформлю в лучшем виде! Медицина ваша – говно! Я тебе как профессионал говорю!
– А ты сразу пиши, как у тебя оливковое масло кончится. Не экономь! Я тебе сразу десять литров со стюардами передам! – махала рукой Лера и вытирала глаза.
Дьюти фри был плохонький. Ничего интересного, кроме сыра и «Лимончеллы». Ольгу сзади по-хозяйски сгреб Картонов:
– Как это мне за весь фестиваль удалось не затащить тебя в постель? Скажи, как по-английски «кошелек»? А то у меня лопатник позорный!
Ольга сказала, он трижды повторил и убежал покупать новый кошелек для гонораров от папы римского и папы калабрийского.
В отличие от Руслана Адамова она испытывала нежность к этому славному деревенскому парню, сумевшему «выгодно вложить» свое скромное дарование. Он ведь не был совсем бездарным, просто откликнулся на вызов времени, которое востребовало от него не художественные, а пиаровские данные.
Время хотело видеть скульптора не в рабочем халате, замазанном гипсом, а в фирменном пиджаке, залитом дорогим шампанским. И он прилежно изображал звезду, ньюсмейкера, светского льва, героя-любовника.
Его упрямый русопятский фас с бородой лопатой ехидно смотрел на население с телевизоров, обложек, шоколадок и витрин мужской одежды. При том, что это было самое последнее амплуа, к которому происхождение подготовило этого «сукина сына, камаринского мужика».
В отличие от большинства фестивальных масок Василий Картонов был явлением, равным самому себе. С ним можно было заниматься сексом и дружить. Это можно было делать по очереди и одновременно.
И первое, и второе он делал одинаково хорошо. Но роман он мог иметь только с самим собой и своим успехом. И никогда даже не делал вида, что может иметь роман с живой женщиной. Или что из его рук может выйти предмет искусства. И раз женщины и покупатели придумывали это за него сами, то так им и надо!
Олеся набирала в дьюти фри «Лимончеллы» на дорогу. Инга привередливо копалась в шарфиках. Сестры Даша и Наташа старательно обегали одни и те же прилавки, пытаясь в них не встретиться, и ежеминутно встречались, не узнавая друг друга.
