Потом Люнетта просто бродила по улицам. Иногда находила где-то что-то поесть. Старалась никому не показываться на глаза. Паранджа — она не только скрывает, но и защищает женщину, большинство боевиков понимали, что если они будут даже просто заглядывать женщинам под паранджу, не говоря о чем-то более серьезном — то моментально восстановят против себя всех местных, всех — до последнего человека. Потом — она забрела в бывший дипломатический квартал и нашла себе убежище. Потом — начались бои, и бои эти были настолько страшные, что она забилась в подвал и боялась выйти наверх. Подвал этот она выбрала только потому, что здесь была вода, которую можно было пить — из бака. Потом она услышала собачий лай, и поняла, что ее обнаружили. Попыталась сбежать — и ее поймали инженеры — саперы.
Вот и вся история. Как есть.
— Получается, ты теперь сирота? У тебя вообще никого нет?
Люнетта просто вздохнула.
Клянусь, никаких дурных мыслей у меня тогда не появилось. У меня на руках была Марина, которую пытались привести в чувство в Санкт-Петербурге. У меня была Ксения и Николай… хотя были ли они у меня или нет, это еще большой вопрос. Наконец, у меня была любовь, настоящая, которую надо было просто вырвать как занозу и навсегда забыть про нее.
Я этого сделать не мог.
— Ложись. Ложись в спальник, и спи. Утром решим что делать.
— А ты…
— Я найду, где мне спать. Иди — я пихнул Люнетту по направлению к спальнику, сам начал готовить себе что-то вроде ложа из того, что было. Во время специальной подготовки по выживанию мне приходилось неделями спать на земле. Тогда не умер — и сейчас не умру.
— Здесь же холодно.
— На корабле бывает еще холоднее. Ложись и спи.
Заснул я сном, обычным для разведчика — боевого пловца — неспокойным, настороженным. Пятьдесят секунд сна и десять секунд полудремы — такой сон вырабатывается специально. Человека, который умеет спать таким сном, невозможно убить ночью. Так я и увидел, что Люнетта сначала честно пыталась заснуть в просторном спальном мешке, возилась-возилась. Потом — вылезла из него, какое-то время смотрела на меня. Потом — стала осторожно подкрадываться ко мне, как кошка.
Черт бы ее побрал…
— Не нужно этого делать… — сказал я, не открывая глаз
Люнетта дернулась, фыркнула, как ошпаренная кошка.
— Ты… не спишь.
— Сплю. Но все вижу. Я не могу спать по-другому.
Какое-то время она смотрела на меня, будто в раздумье, как поступить. Потом легла рядом, отчего собранная мной из хлама конструкция спальной кровати угрожающе заскрипела.
— Поцелуй меня… — попросила она меня с очаровательной непосредственностью.
— Люнетта, я помогу тебе просто так. Не нужно этого делать.
— Нет… Я очень боюсь. Я хочу, чтобы был кто-то рядом, такой… Иначе я просто не смогу жить. Мне очень страшно.
— Какой — такой?
— Такой как ты. Сильный… ты сильный.
— Ты знаешь меня пару часов.
— Ты плохо знаешь женщин. Мы чувствуем мужчину с нескольких минут знакомства. Наверное, это идет с древних времен. Женщина должна была найти себе мужчину, который убережет ее и прокормит. И подарит ей ребенка. Или нескольких.
— Я думаю не о ребенке. И тем более не о нескольких.
— А о чем же?
— О том, что будет завтра. Когда я встану утром. Спи.
На следующий день я уехал на службу, сам не зная, что делать. Надо было налаживать деятельность военных комендатур в городе и по всей стране, надо было что-то делать с беженцами, с местами, зараженными радиацией, надо было разрабатывать план прикрытия границы в нормальных и чрезвычайных обстоятельствах, надо было…
Чертовски много надо было сделать. Сделать прямо здесь, сейчас, времени на раскачку не было совсем. Каждый день оборачивался сотней убитых — я считаю не только военных и казаков, но и беженцев — и еще несколькими тысячами, если не десятками тысяч людей, разочаровавшихся в правлении Николая Третьего и в способности временной администрации навести порядок в Тегеране и во всей стране. Еще неизвестно — что из этого было хуже.
Домой я приехал где-то между двадцатью тремя и двадцатью четырьмя часами, злой как собака, теперь уже четко осознающий весь масштаб проблем, свалившийся на меня. На вилле остался постоянный пост из шести казаков, там же осталась Люнетта. И она встретила меня — в комнате, в которой она умудрилась создать обстановку и даже — она с казаками нашла где-то целые стекла и каким-то чудом умудрилась их вставить. Мебель была собрана отовсюду, в основном с соседних вилл. Где она взяла пулярку — неизвестно, но явно не из казачьего котла.
Той ночью произошло и все остальное…
Почему это произошло? Да потому что я не железный. Нет, не в смысле разыгравшейся похоти. Просто я тоже человек, пусть и привыкший жить на глубине, под давлением. Но мне нужно было хоть какое-то живое существо рядом. Существо, общаясь с которым я и сам чувствовал бы себя живым.
Хотя — можно было бы завести собаку.
Картинки из прошлого
10 сентября 2002 года
Тегеран, Персия
Если целая страна допустила, чтобы её правил тиран, вину за это нельзя возлагать лишь на одного тирана.
Уинстон Черчилль Пока Англия пребывала во сне
Доброе утро, страна…
Хотите, подскажу, как можно выучить язык, не слишком сильно потратившись, и даже ничего особо не делая? Очень просто — нужно купить антенну спутникового телевидения и начать с того, что слушать регулярно новости на том языке, который вы хотите выучить. Сначала это будет казаться абракадаброй, бессмысленным набором звуков. Потом — вы начнете понимать, о чем речь. Потом — начнете понимать отдельные слова. Потом — будете понимать уже все, что говорится — примитивно, но для повседневного общения больше не надо. Примерно так пацаны в больших портах, занимающиеся мелкой торговлей в свои двенадцать — четырнадцать лет знают понемногу десяток языков и нигде не пропадут.
Усилием воли я вырвал себя из сна, поплелся в душ. Пять часов десять минут утра… лег в час ночи. Сегодня — не факт, что вообще удастся поспать, дела наваливаются подобно снежной лавине гораздо быстрее, чем удается их разгребать. Войну мы выиграли, теперь самое сложное — мы должны выиграть мир…
Вода даже в Зеленой зоне была холодной — другой просто не было…
Вот так тут мы и живем. Город — многомиллионный мегаполис — до сих пор питается из армейских кухонь, того, что успели запустить — явно недостаточно. Несмотря на все произошедшее — население города не только не уменьшилось, но и увеличилось, недавно военные подсчитали примерное количество палаточных, шиферных прочих лагерей беженцев вокруг города и пришли к выводу, что сейчас население Тегерана и его окрестностей составляет от четырнадцати до пятнадцати миллионов человек. Число это не только не сокращается, но и прибывает, потому что через восточную границу, которая до конца так и не перекрыта, в том числе через зараженные зоны продолжают идти беженцы и поток этот до конца остановить так и не удается, несмотря на патрулирование беспилотников и дирижаблей. Кроме того — люди, сорванные с мест гражданской войной, идут в Тегеран потому, что тут распределяется помощь, и этот процесс удается контролировать мне лично, в других же городах все безумие раздачи гуманитарки не удается прекратить даже расстрелами. Люди живут в палатках, в землянках, в последнее время нам удалось найти какое-то решение — мы закупили и стали выдавать таким вот беженцам стандартные сорокафутовые морские контейнеры. Хотите, смейтесь, хотите нет — но это намного лучше палаток: прочные стены, крыша, пол, двери, можно повесить замок, можно утеплить, контейнер легко перевозить, легко составлять их вместе, образуя лагеря беженцев… я не хуже вас понимаю, что это ничто, но пока это все, что мы можем сделать. А делать надо быстро, потому что ситуация, немного нормализовавшись после штурма Тегерана, снова стала ухудшаться. Эти лагеря… гигантские клоаки под открытым небом — там кишмя кишат агитаторы, экстремисты, их никто толком не выявляет и не изымает. Что там творится по ночам… шииты режут суннитов и наоборот, арабы режут персов и наоборот, все вместе ненавидят успевших прийти из разодранного войной Афганистана пуштунов — а за время беспредела их перешло на нашу сторону разве что не миллион человек, значительная часть — радикальные экстремисты. Но спрос здесь — с нас, и конкретно — с меня, потому что теперь это наша земля и мы за нее в ответе перед Богом, Аллахом, людьми и остальным миром. Действовать мы должны быстро — пока все окончательно не рвануло, мы должны как-то устроить в жизни этот табор, восстановить и запустить промышленность, дать людям работу, хоть какую-то, но работу — и только потом спрашивать за законопослушание. Власть, не способная обеспечить нормальную жизнь своим подданным не вправе с них ничего требовать.
