Гочоолу, как по-твоему? — спросил бай Ганю.
— «Справедливость» — хорошее слово; только, сдается мне, «Н а р о д н а я м у д р о с т ь» красивей будет, — ответил Гочоолу.
— Несогласен, — возразил Дочоолу. — Это что-то поповское. Лучше назовем «Б о л г а р с к а я г о р д о с т ь».
— А ты, Харсыз, что скажешь?
— Я? Откуда мне знать?.. Назвать бы «Н а р о д н а я х р а б р о с т ь» — и плевать на все! А ответственным редактором Сары-Чизмели Мехмед-агу сделаем, а?
— Вздор. Слушайте, что я вам скажу, — авторитетно заявил бай Ганю. — Мы окрестим нашу газету либо «Б о л г а р и я д л я н а с», либо «Н а р о д н о е в е л и ч и е». Одно из двух. Выбирайте!
— «Народное величие»!.. Согласен… «Народное величие». Да, да, ура!
— Ну, прощай, бай Ганю.
— Прощай.
Гочоолу, Дочоолу и Гуню-адвокат ушли.
— Ты, Данко, останься. Мы с тобой напишем заметку.
— Ладно. Прикажи подать анисовой да закуски, и начнем. Да смотри, чтоб не притащили каких-нибудь кислых стручков, а чтоб, как полагается, хорошая закуска была. Ведь тут газету пишут — дело не шуточное!
Принесли водку с закуской. Может, бай Манолчо спросит, с какой? Это не важно, а важно то, что бай Ганю и Данко Харсызин, засучив рукава, приступили к руководству общественным мнением.
— Слушай, Данко, наш сосед страшно форсит: и ученый-то он, и честный, черт-те какой. Пропесочим его как следует, а?
— Не то что пропесочим, а с грязью смешаем, — объявил мастер по части мата.
И начали… «Как нам сообщают», — вывел бай Ганю и стал выкладывать на чистый лист бумаги такие черные дела соседа, о которых ему не только никто ничего не «сообщал», но и во сне не снилось. Бай Ганю писал и зачеркивал, писал и зачеркивал, не удовлетворяясь ядовитостью своих стрел: словечко «вор» показалось ему слишком нежным; он зачеркнул его и заменил словом «разбойник»; но оно звучало слишком обычно — он прибавил «с большой дороги» и еще «фатальный». Сам сосед, жена его, дети и все родственники выходили из-под пера бай Ганю форменными извергами. Он прочел свое произведение Данко Харсызину. Тот, с горящими под влиянием выпитой водки глазами, выслушал, ободряя автора поощрительными возгласами:
— Валяй, валяй, валяй! Лупи его, мать честная, плюй на все, не робей! Лупи! — гремел он, как будто командовал артиллерийской батареей.
* * *
— Вот, господа, как был основан издаваемый бай Ганю печатный орган, — закончил свой рассказ Гедрос.
Мы опять открыли дверь внутреннего зала, и в нее полились звуки чудного марша из вагнеровского «Тангейзера».
* * *
Прощай, снисходительный читатель! Ты найдешь в этой книжке кое-какие циничные выражения и сцены. Я не мог обойтись без них. Если ты в состоянии изобразить бай Ганю без цинических подробностей — пожалуйста!
Прощай и ты, бай Ганю! Видит бог, добрые чувства руководили мною, когда я описывал твои приключения. Не стремление к злобному порицанию, не презрение, не легкомысленное желание посмеяться водили пером моим. Я тоже — дитя своего времени, и возможно, что те или иные события заставляли меня отступать от строгой объективности, но я старался воспроизвести сущность печальной действительности. Верю: твои братья не таковы, каким изображен ты, бай Ганю, но они пока на втором и третьем плане, только начинают заявлять о своем существовании; а ты — ты налицо, дух твой парит надо всем, проникая весь общественный строй, накладывая свой отпечаток и на политику, и на партии, и на печать. Я питаю глубокую веру в то, что наступит день, когда ты, прочтя эту книжку, задумаешься, вздохнешь и скажешь:
«Мы европейцы, но еще не совсем!..» Прощай. Нет ничего удивительного, если мы с тобой встретимся снова.
Перевод Д. Горбова.
ЗАКОН О ВЫБОРАХ
Господин редактор.
Новая эпоха, в которую мы живем, требует новых законодательных реформ. Действующий, или, вернее, бездействующий у нас закон о выборах оказался совершенно непригодным, и потому с момента его издания и по сей день он не нашел себе применения. Воодушевленный патриотическим желанием внести свою лепту в общее дело, я, внимательно присмотревшись к окружающей действительности, пришел к убеждению, что в нынешних условиях может найти применение только такой закон, проект которого приложен к настоящему письму. Прошу предать его гласности.
Один из членов клуба «Моральное воздействие»{88}. София, 11 февраля 1895 г. I. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Статья 1. Народные представители как в Обыкновенное, так и в Великое Народное собрание избираются в порядке, установленном настоящим законом.
Статья 2. Каждая околия (район) составляет отдельную избирательную единицу, и выборы в ней проводятся возле центральной корчмы; для облегчения участия в голосовании жителям околий с населением свыше 40 тысяч человек разрешается не являться к месту голосования. Избирательное бюро позаботится о том, чтобы вместо них опустить бюллетени в урны.
Статья 3. Если место одного из членов Народного собрания окажется вакантным вследствие его насильственной смерти, исчезновения или неблагонадежности, министр внутренних дел назначает дополнительные выборы, которые следует проводить в том месяце, когда бушуют самые сильные метели, дабы не тревожить далеко живущих избирателей.
Статья 4. Выборы проводятся в течение одного дня, и срок этот не может быть продлен, однако если по недоразумению избранным окажется какой-нибудь порядочный человек, можно, погасив свечи или изъяв списки, признать выборы недействительными и перенести их на следующее воскресенье.
Статья 5. В течение трех дней до выборов и в самый день голосования производятся моральное воздействие на избирателей и арест рассуждающих. Если избиратели отсутствуют по причине отбывания трудовой повинности, полиции вменяется в обязанность опустить за них бюллетени в урны.
II. ИЗБИРАТЕЛИ
Статья 6. Избирателями могут быть те болгарские граждане, которым не страшен Оттоманский уголовный кодекс и которые умеют пользоваться своими сильными мускулами и разнородным оружием.
